>>> но на своем опыте познакомился с практикой судебных дел в России и Израиле. все решается, исходя из интересов политики и деньгами.
[...]
>>> и пока я нигде не нашел математической модели реального накопления опыта людьми
Я сейчас читаю письма Плиния Младшего. Это видный политик и адвокат древнего Рима. Года жизни: 61 – 113. Прошло около двух тысяч лет с момента, как эти письма были написаны.
Посмотри, как написано письмо, с одной стороны в нём много благородства, с другой стороны, обсуждается несправедливость. С одной стороны попытка найти правильное взвешенное решение в судебном деле, с другой стороны - столкновение с реальностью.
Я бы сказал, что важна общая культура и понимание ценности независимого судебного процесса. Если эта ценность будет впитана с молоком матери, то больше шансов реализовать её на практике.
http://www.krotov.info/acts/02/01/pliniy.html
Плиний Арриану привет.
Тебя обычно радует, если в сенате совершено нечто его достойное. Хотя ты из любви к покою и отошел от дел, но мысль о достоинстве государства неизменно живет в твоей душе. Так вот: в эти дни решено было дело - громкое, в силу известности подсудимого, благотворное по своей примерной строгости, достопамятное по важности содержания.
(2) Мария Приска, своего проконсула, обвиняли африканцы. Он отказался от защиты и "попросил судей". Я и Корнелий Тацит, которым была поручена защита провинциалов, сочли своим долгом уведомить сенат, что преступления Приска таковы по своему бесчеловечию и жестокости, что и речи не может быть о "назначении судей"; за взятки он осуждал и даже посылал на казнь невинных людей. (3) С ответной речью выступил Фронтон Катий и стал умолять ограничиться расследованием только нарушения закона о вымогательствах. Мастер вызывать слезы, он пустил в ход все средства, чтобы людей словно прохватило ветром сострадания. (4) Громко спорят, громко кричат - одни, что законом сенатское расследование ограничено; другие - что сенат тут ничем не связан и что подсудимый должен быть наказан в меру своей вины. (5) Наконец, выбранный в консулы Юлий Ферокс, человек прямой и чистый, решил, что Марию можно пока что "дать судей", но надо вызвать тех, с кем, говорят, он сторговывался насчет гибели невинных людей. (6) Решение это не только возобладало, но оказалось единственным, которое, после стольких разногласий, было принято большинством. Наблюдением отмечено, что благосклонность и сострадание, горячие и страстные вначале, постепенно оседают, словно притушенные обдумыванием и размышлением. (7) Вот и выходит, что мысль, поддержанную беспорядочными криками многих, никто не выскажет вслух среди окружающего молчания: сущность дела, невидная в толпе, раскрывается, когда из толпы выйдешь.
(8) Прибыли те, кому было приказано явиться: Вителлий Гонорат и Флавий Марциан. Гонората уличили в том, что он за триста тысяч купил ссылку римского всадника и смертный приговор семи его друзьям; Марциан дал семьсот тысяч, чтобы умучили какого-то римского всадника: его били палками, приговорили к работе в рудниках и удушили 10 в тюрьме. (9) Гонората избавила от сенатского расследования своевременная смерть; Марциана ввели в отсутствие Приска, и Тукций Цериал, консуляр, потребовал, по праву сенатора, вызвать Приска: думал ли он, что присутствием своим он вызовет к себе больше жалости? больше ненависти? по-моему, он считал справедливым, чтобы оба соучастника защищались от обвинения, возводимого на обоих, и если оправдаться было невозможно, то были бы и наказаны оба.
(10) Дело отложили до ближайшего заседания сената, которое являло вид величественный. Председательствовал принцепс (он был консулом); к тому же в январе собрания, особенно сенаторские, бывают особенно многолюдны. А кроме того, дело было крупное, толки о нем разрослись, ожидание было подогрето отсрочкой. Людям ведь присущ интерес ко всему важному и необычному, и они устремились отовсюду. (11) Представь себе наше волнение, наш страх: приходилось говорить о таком деле в этом собрании и в присутствии цезаря. Хотя я и не раз вел дела в сенате и хотя нигде так благосклонно меня не выслушивают, но в ту минуту мне все представлялось необычным, и страх пронизывал меня необычный. (12) А помимо всего, я ведь представлял трудность этого дела: перед судом стоял человек, только что консуляр, только что септемвир эпулонов, - и сейчас никто. И еще тяжело очень обвинять осужденного: на нем тяготело преступление страшное, но за него, уже почти осужденного, вступалась жалость.
(14) Как бы то ни было, но я собрался с духом и с мыслями и начал говорить: одобрение слушателей равнялось моему волнению. Я говорил почти пять часов: к двенадцати клепсидрам - а я получил объемистые - добавили еще четыре. То, что перед выступлением казалось трудным и неблагодарным, обернулось выступающему во благо. (15) Цезарь проявил ко мне столько внимания, столько заботы (сказать, что встревожился, было бы слишком)! Через моего отпущенника, стоявшего за мной, он часто напоминал, что надо мне поберечь голос и грудь (по его мнению, я напрягаю их больше, чем допускает мое слабое телосложение). (16) Отвечал мне защитник Марциана Клавдий Марцеллин. Затем заседание было распущено и отложено на следующий день; не стоило и начинать речь: ее прервало бы наступление ночи. (17) На следующий день защитником Мария выступал Сильвий Либерал18, человек мыслящий остро и последовательно, горячий, красноречивый; в этом деле он пустил в ход все свое искусство. Ему отвечал Корнелий Тацит очень красноречиво и - что особенно присуще его речи - ??????7*. [7* внушительно] (18) В защиту Мария опять говорил Фронтон Катий - замечательно, как того требовало само дело, но потратил больше времени на просьбы, чем на защиту. Вечер не оборвал его речи, но положил ей конец. Таким образом, прения сторон захватили и третий день. Прекрасен этот старинный обычай: сенат распускают на ночь; три дня подряд созывают, три дня подряд он заседает.
(19) Корнут Тертулл, консул, человек прекрасный и стойкий защитник истины, предложил семьсот тысяч, полученных Марием, внести в казну, Марию запретить въезд в Рим и в Италию, а Марциану еще и в Африку. В конце он добавил, что мы с Тацитом справились с возложенной на нас защитой с усердием и не жалея сил и, по мнению сената, оказались достойны этого поручения. (20) Все назначенные консулы и все консуляры выразили согласие, кроме Помпея Коллеги: он предложил внести в казну семьсот тысяч, Марциана выслать на пять лет, а Мария наказать только за взяточничество - к этому он уже был присужден. (21) Мнения разделились, но большинство, пожалуй, склонялось к этому решению - то ли более снисходительному, то ли более мягкому. Те, кто как будто уже соглашались с Корнутом, готовы были пойти за Коллегой, подавшему свое мнение после них. (22) Когда начали, однако, расходиться в разные стороны, то стоявшие у консульских мест пошли в сторону Корнута, и тогда согласившиеся сопричисляться к Коллеге перешли туда же; Коллега остался в меньшинстве. Он потом очень жаловался на своих подстрекателей, особенно на Регула, который покинул его, хотя сам подсказал его предложение. Регул вообще человек непостоянный: он и чрезвычайно смел и чрезвычайно труслив.
(23) Так закончился этот громкий процесс. Остается еще трудное ?????????? 8*24 [преступление] - Гостилий Фирмин, легат Мария Приска. Он запутан в деле, и улики против него тяжкие. По счетам Марциана и по речи, которую он держал в городском совете лептитанцев, видно, что он приспособился служить Приску в делах гнуснейших; выговорил у Марциана пятьдесят тысяч динариев и кроме того еще взял десять тысяч сестерций с позорнейшей припиской: "на благовония". Такая приписка хорошо характеризует щеголя, занятого своей прической и кожей. (24) Решено было по предложению Корнута отложить его дело до ближайшего заседания сената; сейчас он, случайно или сознательно, но отсутствовал.
(25) Вот тебе городские новости, напиши о деревенских. Как твои деревца, как виноградники, как посевы, как твои любимые овцы? Коротко говоря, если не напишешь такого же длинного письма, не жди впредь ничего, кроме коротеньких записок. Будь здоров.