Рождение разума Вилейанур С. Рамачандран

Интересный фактический материал по психическим явлениям, варианты его обобщения с позиций нейрофизиологии, представил Вилейанур С.Рамачандран, - доктор медицины, док­тор философии, директор Центра мозга и познания, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета, в своей книге "Рождение разума". Здесь приводятся некоторые фрагменты этой книги с комментариями (синим цветом).

Вилейанур С. Рамачандран

Рождение разума

Загадки нашего сознания

Об авторе

Вилейанур С.Рамачандран, доктор медицины, док­тор философии, является директором Центра мозга и познания, профессором психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета (Сан-Диего). адъюнкт-профессором биологии Солковского института* Рамачандран получил медицинское образова­ние, а впоследствии — степень доктора философии в колледже Тринити (Тптгу СоПеде) Кембриджского университета. Он имеет множество званий и наград, включая звание члена совета колледжа Ол-Соулс Оксфордского университета, почетную степень доктора Коннектикутского колледжа, золотую медаль Нидерландской коро­левской академии наук за заметный вклад в нейро­физиологию, золотую медаль Австралийского нацио­нального университета и почетное президентское звание Американской академии неврологии Прочел цикл лекций о работе мозга на праздновании два­дцатипятилетней годовщины (серебряный юбилей) Общества нейрофизиологов (1996); сделал вступитель­ные доклады на конференции по работе мозга, органи­зованной Национальным институтом психического здоровья в библиотеке Конгресса, на Доркасских* чтениях в Колд-Смрннг-Харборе. на Адамсовских чтениях в Массачусетской клинике в Гарварде и чтениях, посвященных памяти Джонаса Солка, в Солковском институте»

Рамачандран опубликовал более 120 статей в на­учных журналах. Он является автором нашумевшей книги «Фантомы мозга», которая была пере­ведена на восемь языков и стала основой для двухсерийного фильма на Спаппе1 4 Британского телевидения и на РВS** в США. Журнал «Newsweek» недавно назвал его членом «клуба века» — одним из сотни самых выдающихся людей XXI столетия.

Фрагменты из книги

Существует несколько разных способов изучения мозга, но мой подход — это изучение людей с неко­торыми нарушениями или изменениями в небольших разделах мозга. Интересно, что люди, имеющие небольшие повреждения в специфических разделах мозга, не страдают ни тотальным снижением всех по­знавательных способностей, ни ухудшением памяти. Напротив, у них наблюдается чрезвычайно избира­тельное нарушение одной специфической функции а другие функции при этом остаются неповрежден­ными. Это дает основание полагать, что затронутая часть мозга каким-то образом участвует в работе ущерб­ной функции.

Это происходит вследствие того, что все клетки мозга выполняют одну роль: специализированных распознавателей в зависимости от условий восприятия. потеря некоторых из таких распознавателей коснется лишь определенной части обширных вариантов условий и проявится только для них. См. Иллюстрация организации памяти мозга. Кроме того, осознаваемое распознание всегда связывается с личной оценкой значимости и нарушения такой связи приводит к описываемым ниже специфическим эффектам См. Личность, система значимости.

Приведу некоторые из моих любимых примеров.

Первый — это прозопагнозия или агнозия" на лица. Когда повреждена веретенообразная извилина височных долей обеих сторон мозга, пациент боль­ше не может узнавать людей по лицам (см. рис. 1.3). Человек по-прежнему может читать книгу, то есть он не слепой, у него не наблюдается никакого психи­ческого расстройства, но он просто больше не спо­собен узнавать людей, глядя им в лицо.

Прозопагнозия очень хорошо известна, но есть и другой достаточно редкий синдром — синдром Капгра. Не так давно я смотрел пациента, который, попав в автомобильную аварию и получив травму головы, был в коме. Он вышел из комы через пару недель и, когда я обследовал его, не показал никаких невроло­гических симптомов. Однако он демонстрировал одно серьезное расстройство —- глядя на свою мать, он говорил: «Доктор, эта женщина очень похожа на мою мать, но это не она — она обманщица». Что это озна­чает? Примем во внимание, что во всем остальном этот пациент, назовем его Дейвид, совершенно здо­ров. Он интеллигентный, живой человек, легко под­держивает беседу (по крайней мере, по американс­ким стандартам) и эмоционально сохранен.

Чтобы разобраться в этом нарушении, вы долж­ны прежде всего понять, что зрение - непростой процесс. Когда по утрам вы открываете глаза, все находится перед вами, и легко решить, что зрение является моментальным процессом, не требующим усилий. Но на самом деле все, что мы имеем внутри глазного яблока, — это крошечный искаженный и перевернутый образ мира. Изображение возбуж­дает фоторецепторы сетчатки, а далее сообщение про ходит по зрительному нерву к задней части мозга. где его анализируют 30 различных зрительных зон. Только после этого вы действительно начинаете окон­чательно видеть то, на что смотрите. Это ваша мать? Это змея? Это свинья? И такой процесс идентифи­кации происходит частично в небольшом разделе мозга, называемом веретенообразной извилиной, — области, которая оказывается поврежденной у паци­ентов, страдающих прозопашозиек. В итоге, когда образ распознан, сообщение передается в структуру под названием миндалина, так сказать, «ворота» лимбической системы — эмоциональный центр вашего мозга, позволяющий оценивать эмоциональную значимость того, что вы видите. Может быть, это хищник? Или это добыча, которую я могу поймать? А возможно, это потенциальный друг? Это началь­ник моего отдела, которого я должен опасаться, или посторонний, не имеющий ко мне касательства, или что-то крайне банальное, вроде простой деревяшки? Что же Это?

В случае с Дейвидом, поскольку его мозг сообщает ему, что эта женщина похожа на его мать, по-видимому, веретенообразная извилина и все зри­тельные поля у него полностью в норме. Однако, грубо говоря, «провод», который идет от зрительных центров к миндалине, то есть к эмоциональным цент­рам, оборван в результате аварии. Поэтому он смот­рит на свою мать и думает: «Она выглядит как моя мать, но если это так, почему я ничего не чувствую к ней? Нет, она не может быть моей матерью, это какая-то незнакомка, которая притворяется ею». Учитывая данный специфический обрыв связи, это единственное толкование, которое доступно мозгу Дейвида.

Как можно проверить такую причудливую идею? Мой студент Билл Херстейн вместе со мной в Ла-Хо-лья и Хэдн Эллис с Эндрю Янгом в Англии провели несколько очень простых экспериментов по измере­нию кожно-гальванической реакции* (см. гл. 5)'. Мы достаточно достоверно обнаружили, как и предпола­гали теоретически, что в мозгу Дейвида была нару­шена связь между зрением и эмоциями. Еще уди­вительнее было то, что когда Дейвид звонил своей матери по телефону, он сразу же узнавал ее голос. И здесь у него не было обмана чувств. Тем не менее, когда через час его мать заходила к нему в комнату, он снова говорил ей, что она обманщица и только похожа на нее. Причина такой аномалии объясня­ется разомкнутым каналом, который ведет от слухо­вой коры в верхнюю височную извилину к миндали­не, и, возможно, этот путь не был поврежден в ава­рии. Следовательно, слуховое узнавание оставалось неповрежденным, в то время как зрительное распознавание исчезло. Это очень выразительный пример гого, чем мы занимаемся. Вот когнитивная невроло­гия в действии. Мы берем причудливый, казалось бы, необъяснимый неврологический синдром — пациент заявляет, что его мать обманщица, — и затем прихо­дим к простому объяснении), основываясь на извест­ных нам нервных путях в мозгу.

Наш эмоциональный отзыв на зрительный образ является жизненно важным для выживания, но су­ществование связей между зрительными центрами в мозгу и лимбичсской системой или эмоциональ­ной сердцевиной мозга поднимает также и другие интереснейшие вопросы; что такое искусство; как мозг отзывается на прекрасное? Учитывая, что речь идет о связи между зрением и эмоциями, а искус­ство предполагает эстетическую эмоциональную ре­акцию на зрительные образы, такие связи опреде­ленно должны существовать, и это будет предметом следующей лекции.

Эмоции – проявление личного отношения к воспринимаемому, переключающее стиль реагирования (выделением условий, контекста реагирования с помощью специфических нейромедиаторов и вниманием) так, чтобы наиболее соответствовать ситуации. См. Воздействие эмоций на организм.

Вместо того чтобы оставаться изолированными, мозговые структуры случайно «пересекаются», что приводит к удивитель­ному явлению — синестезии, впервые описанной Фрэнсисом Голтоном в XIX веке. Синесгезия, которая, по-видимому, передастся по наследству, проявляется в смешении ощущений. Например, слуховые ощущения, особенно музыкальные ноты, могут вы­зывать определенные цветовые ощущения: «до» — ярко-красная, «фа» — синяя и т. д. Зрительное воеприятие цифр иногда вызывает тот же эффект: пятерка всегда представляется красной, шестер­ка — зеленой, семерка — всегда индиго, а вось­мерка — всегда желтая... Синестезия — на удивление довольно распространенное явление и встречается у людей в одном из 200 случаев. Что же вызывает такое смешение сигналов? Мой студент Эд Хаббард и я рассматривали атласы мозга, и в частности вере­тенообразную извилину, где анализируется цветовая информация. Мы увидели, что ряд областей мозга, которые представляют зрительные графемы цифр, также захватывает области в веретенообразной из­вилине. Похоже, что, как и в случае с ампутацией, вызывающей «перекрест проводов» между лицом и рукой, вследствие генетически полученной анома­лии синестезия возникает в веретенообразной изви­лине в результате пересечений областей восприятия цифр и цвета.

Легкость установления казалось бы очень далеких ассоциаций это – основа возможности научения вообще, основа формирования распознавателей в соответствии с условиями фиксации долговременной памяти. См. О системной нейрофизиологии.

Несмотря на то что синестезия была описана Голтоном более 100 лет назад, этот феномен никогда не окапывался в центре внимания неврологии. Как пра­вило, считалось, что люди, испытывающие подобные ощущения, просто сошли с ума или пытаются обра­тить на себя внимание, а может быть, это каким-то образом связано с их детскими воспоминаниями: магнитики на холодильнике или букварь, где цифра пять была красного цвета, шесть — голубая, семь — зеленая... Однако если в этом дело, то как же подоб­ное может передаваться по наследству? Мои коллеги и я захотели доказать, что синестезия является насто­ящим сенсорным феноменом, а не плодом вообра­жения или воспоминаний. Мы соорудили простой компьютерный экран, по которому были разбросаны черные пятерки на белом фоне.

…Тот факт, что людям с синестезией легче, чем нормальным людям, увидеть эти очертания доказывает, что они не психически больные, а что переживают настоящий сенсорный феномен.

…

Но однажды я столкнулся с человеком с еще более причудливым синдромом, так называемой болевой асимболией. К моему изумлению, в ответ на болевую стимуляцию этот пациент не стонал, а начинал смеяться- Это была воплощенная в жизнь метафора — человек смеется в лицо боли. Почему так бывает? Прежде всего, мы ДОЛЖНЫ ответить на еще более общий вопрос: почему люди смеются? Без сомнения, смех — это «универсальное» свойство всех человеческих существ. Каждое общество, каждая цивилизация, каждая культура имеют свои формы смеха и юмора. Но почему смех эволюционировал в процессе естественного отбора? Каким биологическим задачам он служит?

В основе всех шуток лежит ожидание внезапного поворота, который неизбежно влечет за собой совершенно иное толкование всех предыдущих фактов, что является кульминационным моментом. Очевидно, что поворота самого по себе недостаточно для того чтобы было смешно, иначе всякое великое научное откры­тие, вызывающее «изменение парадигмы», должны были бы приветствовать бурным весельем даже те, чьи теории они опровергли. (Однако ни один уче­ный не станет радоваться, если это происходит с ним. Можете мне поверить, я это испытал!) Только лишь иного толкования мало. Новая модель должна быть нелогичной, лишенной тривиальности. Например, солидный господин, направляясь к своей машине, поскальзывается на банановой кожуре и падает. Если он в кровь разбивает голову, вы вряд ли будете сме­яться. Скорее, вы броситесь к телефону вызывать «скорую помощь»- Но если он сотрет липкую кожуру с лица, озираясь вокруг, а затем встанет на ноги, вы начнете смеяться. Причина, по-моему, в том, что в данном случае человеку не причинен реальный ущерб. Я уверен, что смех является естественным сигналом того, что тревога была ложной. Почему это полезно с эволюционной точки зрения? Я полагаю, что ритмичное стаккато смеха эволюционировало, для того чтобы информировать наших родственников, имеющих общие с нами гены: не растрачивайте свои драгоценные ресурсы на эту ситуацию — это лож­ная тревога. Смех — это сигнал «О'ксй».

Но какое все это имеет отношение к моему пациенту с асимболией? Попробую объяснить. Когда мы обследовали его мозг, используя компьютерную то­мографию, то обнаружили повреждение непосред­ственно возле области, называемой инсулярной* ко­рой, по сторонам мозга. Инсулярная кора получает сигналы боли от внутренних органов и кожи. Это те районы, где ощущается грубая боль, Но у боли су­ществует много слоев — это не единое явление. Из инсулярной коры сообщение поступает к миндалине (о которой мы говорили раньше в связи с синдромом Кагора), в затем — к остальной лимбической системе и в особенности к передней поясной изви­лине, где мы реагируем на боль эмоционально. Мы испытываем страдания от боли и предпринимаем соответствующие действия. Таким образом, инсулярная кора этого пациента была в норме, поскольку боль он чувствовал, но «провод», идущий от инсулы к остальной лимбической системе и поясной из­вилине, был оборван, то есть присутствовал обрыв связи, похожий на тот, что мы наблюдали у паци­ента с синдромом Капгра. Такая ситуация обуслов­ливает наличие двух ключевых ингредиентов, необ­ходимых для смеха и юмора: одна часть мозга сигна­лизирует о потенциальной угрозе, но вслед за ней другая часть — передняя поясная извилина — не по­лучает подтверждения этому сигналу, что позволяет заключить*, «это ложная тревога». В результате паци­ент начинает бесконтрольно смеяться и хихикать. Аналогичные вещи происходят во время щекотки, которая, возможно, является разновидностью грубо­ватой репетиции взрослого юмора. Взрослые обща­ются с ребенком при помощи рук, возбуждая чув­ствительные места его тела, но затем неожиданно снижают потенциальную угрозу до нежной стимуля­ции и «Ути-и-пути-и!». Это принимает ту же форму, что и взрослый юмор: потенциальная угроза, а затем ослабление.

Мы, приматы, в высшей степени визуальные су­щества. У нас не просто одна зрительная зона, зри­тельная кора, а 30 полей позади мозга, которые поз­воляют нам видеть мир. Не вполне ясно, почему нам понадобились их 30. а не одно-единственное. Может быть, каждая из этих зон отвечает за разные аспекты зрения. Например- одна зона, называемая V₄, по-ви­димому, в основном связана с цветовой информаци­ей, цветным зрением, тогда как другая, в теменной доле, называемая СВ, или срединная височная зона. преимущественно касается зрительного восприятия движений.

Самые поразительные подтверждения этому по­ступают от пациентов с незначительными повреж­дениями, которые затрагивают зону V, (цветного зрения). Если эта зона повреждена с обеих сторон моз­га, возникает синдром, называемый корковой цвето­вой слепотой или ахроматопсией. Пациенты с кор­ковой ахроматопсией видят мир в сером цвете, как черно-белое кино, но не испытывают проблем с чте­нием или различением направления движения. Со­всем не так обстоит дело, если повреждение каса­ется СВ_Г или срединной височной зоны, — пациент по-прежнему может читать книги и видеть цвета, но не может сказать вам, в каком направлении движутся объекты и как быстро.

Женщина из Цюриха, у которой были такие проб­лемы, боялась переходить через улицу, потому что не видела движущихся автомобилей, а воспринимала их как статичные образы, освещенные мелькающим источником света, как на дискотеках Больная не могла сказать, как быстро движется машина, хотя при этом могла прочесть ее номерные знаки и ви­дела, какого она цвета. Даже разливание вина в ста­кан было для нее тяжелым испытанием: женщина не могла рассчитать уровень, после которого вино выли­вается из стакана, и поэтому оно всегда переливалось через край. Большинство из нас переходят дорогу или наливают жидкость в стакан, даже не задумы­ваясь об этом, и только когда что-то идет не так, мы осознаем всю потрясающую тонкость механизмов зрения и сложность этого процесса.

Хотя анатомия этих 30 зрительных зон мозга на первый взгляд кажется непостижимой, она имеет Общий план организации. Информация от глазного яблока на сетчатке проходит через зрительный нерв к двум главным зрительным центрам в мозгу. Одни из них, который я называю старой системой, является древним эволюционным проводящим путем, включа­ющим структуры в мозговом стволе — верхние бу­горки. Второй — новый путь - - идет к зрительной коре позади мозга (см. рис. 2.1). Новый путь в коре делает большую часть того, что мм обычно воспринимаем как зрение, например, отозванное узнавание объек­тов С другой стороны, старый путь участвует в про­странственной локализации объектов в зрительном поле, позволяя нам достичь их или поворачивагь глазные яблоки в нужном направлении. Это позволяет области центральной ямки сетчатки, где острога зре­ния максимальна, обращаться к Объекту, чтобы за том новый зрительный путь мог производить его иден­тификацию и вызывать соответствующее поведение по отношению к нему: есть его, спариваться с ним. убегать от него, называть его и т. д.

Удивительный неврологический синдром, на­званный «слепозрением» *, был открыт Ларри Вейс-кранцем и Аланом Кауи в Оксфорде и Эрнсгом Погшелем в Германии.

Уже больше столетия известно, что одностороннее повреждение зрительной коры мозга (которая яв­ляется частью нового зрительного пути) приводит к слепоте противоположной стороны. Например, па­циенты с повреждением правой зрительной коры совершенно не видят все, что расположено слева от носа, если они смотрят строго перед собой (специа­листы называют это левым нолем зрения) Обследуя таких пациентов, Вейскранц заметил нечто очень странное. Он показал пациенту небольшую точку света в слепой области и спросил, что он видит. Па­циент, как и ожидалось, ничего не увидел. Однако затем Вейскранц попросил его протянуть руку и кос­нуться света, несмотря ни на что,

«Но я не могу видеть его, — сказал пациент, — как лес вы можете просить меня об этом?» Вейс­кранц сказал: «Попробуйте паугад». И к удивлению экспериментатора, мужчина вытянул руку и указал точно на точку, которую не мог воспринимать. Пос­ле сотни проб стало ясно, что он мог указывать на свет с 99-процентной точностью, несмотря на то что при каждом эксперименте заявлял, что просто на­правляет руку наугад и не знает, правильно ли он попадает. Эти опыты поразительны. Каким образом человек указывает на объект, которого он не может видеть и коснуться?

На деле ответ очевиден. У этого пациента была повреждена зрительная кора — новый путь, и по­этому он ослеп. Тем не менее вспомним, что в каче­стве поддержки у него остался дополнительный зри­тельный путь (старый), идущий по мозговому стволу и верхним бугоркам. Таким образом, хотя информа­ция от глаз и зрительных нервов не достигала зри­тельной коры из-за ее повреждения, она выбирала обходной путь через верхние бугорки, которые поз­воляли определять положение объекта в простран­стве. Затем информация передавалась к высшим цент­рам мозга в теменные доли, направлявшие движе­ние руки точно к невидимому объекту! Это сродни тому, как если бы в человеке находилось другое бес­сознательное начало — «зомби» — которое направ­ляло его Руку со сверхъестественной точностью.

Такое объяснение позволяет предположить, что только новый путь носит осознанный характер, а со­бытия, проходящие через бугорки и направляющие движение руки, могут происходить без сознательного участия человека!

Стив Мил­лер из Калифорнийского университета обследовал пациентов с быстро прогрессирующим слабоумием в среднем возрасте. Эта форма слабоумия называ­ется лобно-височной деменцией. Она воздействует на лобные и височные доли, но не затрагивает тс-донную долю. Некоторые из этих пациентов вне­запно начали создавать поразительно красивые рисунки и живописные работы, несмотря на то, что рань­ше, до болезни, не имели художественного таланта. И снова принцип изоляции в действии. Когда все остальные модули мозга безмолвствуют, у пациента развивается гиперфункция правой теменной доли. Есть данные Алана Снайдера из Австралии о том, что существует возможность освободить скрытые таланты с помощью временной парализации частей мозга у нормальных добровольцев. Если эти изыска­ния подтвердятся, они открою совершенно новые горизонты.

Жизненный опыт и таланты – как часть оттачиваемого жизненного опыта – сбалансированы соответствием с реальностью, и этот баланс постоянно подправляется болью и радостью. Можно нарушить баланс искусственно, лишив влияния каких-то систем восприятия, тем самым заострив, оставив никак не блокируемым что-то, и оно будет гипертрофировано развиваться. Но развиваться не имея той полноты адекватности реальности, которое обеспечивалось влиянием других систем.

…

Эволюция позаботилась о том, чтобы наше воображе­ние — внутреннее моделирование — не было совер­шенным. Гуманоид, Который и результате мутаций приобретает совершенное воображение, будет фантазировать, а не жить реальностью; -это – некоторая иллюстрация к комментариям выше :)  он будет пред­ставлять себе оргазм, вместо того чтобы преследовать самку, а следовательно, не будет распространять свои гены. Это ограничение нашей способности создавать внутренние модем! наглядно проявлялось у наших предков. По этой причине они могли создавать реаль­ные образы («искусство») как «реквизит» для репетиции охоты на бизонов и тренировки своих детей.

Если вы пошевелите пальцем, томография выявит две вспыхнувшие области вашего мозга. Одна из них называется моторной (или двигательной) — она на самом деле посылает последовательно сокраща­ющимся мышцам команду пошевелить вашим пальем, но есть и другая область, впереди, которая на­зывается премоторной корой, — она готовит вас к движению пальцем.

Джон Маршалл, Крис Фрит, Ричард Фрэковкак, Литер Халлиган и другие провели этот эксперимент на пациенте с истерическим параличом. Когда он по­пытался пошевелить своей ногой, моторная зона не активировалась, даже несмотря на то что, по его словам, он искренне старался пошевелить ногой. Причи­на, по которой он не смог этого сделать, заключаемая в том, что одновременно активировалась другая области передняя поясная извилина и глазничная часть лобной доли. Такое впечатление, как будто деятель­ность передней поясной извилины и глазничная часть лобной коры налагала запрет на движение ногой пациенту с истерией. Такие проявления имеют ней­рофизиологический смысл, потому что передняя по­ясная извилина и глазничная часть лобной коры тес­но связаны с центрами лимбической системы, а мы знаем, что истерия возникает в связи с определен­ными эмоциональными травмами, которые каким-то образом препятствуют движению его «парализованной» ноги.

Блокировки отрицательной значимостью результатов собственного поведения могут привести к полной невозможности что-либо сделать в данной ситуации, приводят к возникновению зависимых состояний и истерии. См. О зависимых состояниях.

…

Мы можем относиться к истерии как к расстройству «свободы воли», а свобода воли — -гго тема, ко­торую более двух тысяч лег обсуждают как психоло­ги, так и философы.

Несколько десятилетий назад американский нейрохирург Бенджамин Либет и немецкий психолог Ганс Корнхюбер ставили эксперименты на доброволь­цах, исследуя их свободу ноли. Например, испытуемому давалась инструкция шевелить пальцем в любое время по его усмотрению в 10-минутном интер­вале. За три четверти секунды до начала движения пальца исследователи получали на электроэнцефало­грамме потенциал, который назвали «потенциал готовности». При этом осознанное желание совершить действие почти точно совпадало с реальным началом движения пальца. Это открытие вызвало большой переполох среди философов, интересующихся про­блемой свободы воли. Выходит, что событие в мозгу, которое фиксировалось энцефалограммой, происхо­дило почти на секунду раньше, чем любая осознан­ная «воля» пошевелить пальцем, хотя у человека оста­ется субъективное ощущение произвольною движе­ния! Но какое же это произвольное движение, если команда мозга поступила на секунду раньше? О мотивации, ее механизмах см. в Мотивация.

...

В результате естественного отбора запаздывание субъективного осознания волевого уси­лия происходит умышленно, чтобы совпадать не с началом команды, подаваемой мозгом, а с реаль­ным действием'.

В свою очередь, это становится важным, посколь­ку означает, что субъективные ощущения, которые сопровождают активность мозга* должны иметь эво­люционную причину.

Существует еще более причудливое расстройство, синдром Котара, при котором пациенты начинают утверждать, что они мертвы. Бред Котяра известен своим сопротивлением ра­циональной коррекции. Например, мужчина согла­сится с тем, что у мертвых людей не бывает крово­течения. Если же сразу вслед за тем уколоть его иголкой, он выразит удивление, заключив, что у мерт­вых, сказывается; тоже есть кровь. Однако он не откажется от своей бредовой идеи и не согласится с тем, что он живой. С того момента, как эта бредовая фиксация начинает развиваться, любые доводы, оспа­ривающие ее, искажаются в ее пользу. По-видимо­му, скорее эмоции попирают доказательства, чем на­оборот. (Безусловно, до некоторой степени что при­менимо к любому из нас. Я знаю многих нормаль­ных, разумных людей, которые верят в го, что число 13 приносит несчастье, или никогда не пройдут под лестницей.) О механизмах такого явления см в Блаженные.

Здесь речь идет о том, что, в отличие от нормальных людей, больные шизофренией не способны отделять образы, порож­денные их собственной фантазией, от своего восприя­тия реальных объектов окружающего мира.

Я вызываю в воображении образ клоуна и вижу его перед собой, но я не перепутаю его с реальным человеком, отчасти потому что мой мозг имеет до­ступ к внутренней команде, которую я дал. Я был намерен увидеть клоуна, и я ого увидел. Это не галлюцинация. Но если механизм «намерения» в моем мозгу, который эго выполняет, поврежден, я не смогу определить разницу между клоуном в своем вообра­жении и клоуном, которого Я вижу реально. Иными словами, я буду верить в то, что этот воображаемый клоун реален. У меня будет галлюцинация, и я не буду способен отличать фантазию от реальности.

Подобным же образом я могу на мгновение раз­влечь себя мыслью, как было бы забавно стать Напо­леоном, но при шизофрении эта мимолетная мысль развивается в бред, вместо того чтобы быть отверг­нутой реальностью.

Несомненно, преднамеренная ложь — это безоши­бочный показатель того, что субъект — будь он шим­панзе, ребенок или больной с повреждением мозга — способен одновременно моделировать представления других и обладает мыслительной способностью. Из­вестно, что птица может симулировать подбитое кры­ло, чтобы отвлечь хищника от своих птенцов, но она не осознает, что делает это; она не имеет «репрезен­тацию репрезентации», следовательно, не может вос­производить эту стратегию в новых ситуациях, где это могло бы пригодиться. Например, птица не мо­жет симулировать, чтобы обратить на себя больше внимания и вызвать сочувствие своего самца (хотя такая способность могла бы возникнуть позже в про цессе естественного отбора).

Разница между преднамеренной ложью и само обманом становится очень расплывчатой при таких расстройствах, как анозогнозия (см. гл. 2), когда па­циентка с параличом левой руки, вызванным повреж­дением правого полушария, отрицает свой паралич.

… даже несмотря на собственную принадлежность «Я» — по самому его определению, - оно в огромной степени расши­рено за счет социальных взаимодействий и, без­условно, может эволюционировать уже в социаль­ном контексте- Первыми на это указали Ник Хам­фри и Хорас Барлоу на конференции, которую орга­низовали Брайан Джоузефсон и я в 1979 году.

Позвольте мне развить эту мысль. Наш мозг в целом представляет собой моделирующее устройство, необходимо создавать рабочие виртуальные имита­ции реального мира, в соответствии г которыми мы можем действовать. Внутри имитаций нам также нужно создавать модели разума других людей, поскольку мы, будучи приматами, чрезвычайно соци­альные существа. (Это положение называется «тео­рия другого разума»).) Надо делать это таким образом, чтобы иметь возможность предвидеть их поведение. Например, вам нужно понять, был ли укол зонтиком чьим-то злым умыслом, а значит, он может повто­риться, или это была случайность — тогда инцидент исчерпан. Более того, чтобы эта внутренняя имита­ция была законченной, она должна содержать не только модели разума других людей, но также и мо­дель саму по себе, то есть ее постоянные атрибу­ты — что она может и не может делать. Вполне веро­ятно, что одна из этих способностей моделирования эволюционировала первой, а затем подготовила почву для второй. Или — как это часто происходит в эволюции — обе способности развивались совмест­но, обогащая друг друга, достигая вершины самосо­знания, которое характеризует Ното Зйгдепз.

На самом рудиментарном уровне мы уже видим наличие этого взаимодействия «Я» и «других» вся­кий раз, когда новорожденный младенец имитирует поведение взрослых. Высуньте язык перед новорож­денным ребенком, и он высунет язык вам в ответ, трогательным образом размывам границы (условные барьеры) между «Я» и другими. Чтобы сделать это, он должен создать внутреннюю модель вашего действия, а затем «разыграть» ее в своем собственном мозгу. Удивительная способность, учитывая, что мла­денец даже не может видеть свой собственный язык, а значит, должен искать соответствие зрительному образу в ощущении его положения в пространстве. Мы знаем, что этот процесс производится специаль­ной группой нейронов в лобных долях, называемых зеркальными нейронами. Я предполагаю, что эти ней­роны хотя бы частично вовлечены в формирование «материального воплощения» самосознания, а также нашей способности «сопереживать» другим. Неудивительно, что дети, страдающие аутизмом (которые, по моим предположениям, имеют дефектную систему зеркальных нейронов}, неспособны воссоздавать «теорию другого разума», не могут сопереживать дру­гим, а также участвовать в самостимуляции, чтобы усилить свое восприятие собственного «Я», вопло­щенного в теле.

Про множественность моделей личностей, своих и других людей, про их организацию и взаимодействие см. в Личность, система значимости и Базовое самоощущение или Эго-2.

Из примечаний

Давайте рассмотрим реакцию одного нейрона моз­га обезьяны. Нейроны веретенообразной извилины часто реагируют на конкретное лицо, например, одна клетка может реагировать на мать обезьяны, другая — на большого самца-вожака, а третья возбуждается при виде определенной дружестве ниой особи — можно назвать ее «Phanka waala клеткой». Конечно, одна клетка не содержит всей информации о лице, это лишь часть системы, когорая избирательно реагирует на двиное лнцо, но ее деятельность оказывается достаточно хоро ишм способом контроля за активацией всей системы в целом. Все это было показано Чарли Гроссом, Эдом Роллсом и Дейвом Перрей.

Интересно, что такой нейрон (назовем его «нейрон лица вожака») будет реагировать только на одни ра­курс определенного лица, например его профиль. Дру гой, находящийся рядом, может отвечать на полупро­филь, а третий — на лицо анфас Очевидно, что ни один из этих нейронов не может сам по себе составить полный сигнал, сообщающий: «Это вожак», поскольку он может реагировать только на один его ракурс. Если вожак чуть повернется, нейрон прекращает активацию.

Однако на следующем этапе зрительной иерархи ческой обработки вы сталкиваетесь с новым классом нейронов, которые я назвал «клетки мастер-фейс» или «нейрону Пикассо». Данные нейроны реагируют только на конкретное лицо, например «вожака» или «мате­ри», но в отличие от нейронов веретенообразной извилины они активируются в ответ на любой ракурс этого лнца (но не на любое лицо). И они, соответственно, нужны, чтобы послать вам сигнал; «Эй, это вожак, будь осторожнее».

Какова конструкция «клеток мастер-среис»* мы не знаем, но, вероятно, нужно взять исходящие оконча­ния — аксоны — всех клеток веретенообразной изви­лины, сигнализирующих о ракурсе лица (например, «вожака»), и подсоединить их к одной «мастер-фойе клетке», в данном случае — клетке «вожака». В резуль­тате объединения информации вы можете получать лю­бой ракурс лица вожака, и oil создаст в веретенообраз­ной извилине клетки для опознания по крайней мере одного индивидуума, а этот сигнал, в свою очередь, активирует «мастер-клетку». Таким образом, «мастер-клегка» будет реагировать на любой ракурс этого лица.

Но что произойдет, если вам будут предъявлены одновременно два изначально несовместимых ракурса лица в одном и том же зрительном поле? Вы будете активировать клетки веретенообразной извилины па­раллельно двух лиц, а следовательно, «мастер-клетка» получит двойную дозу активности. Если клетка просто плюсует эти данные (хотя бы пока есть ее реакция), мастер-клетка будет генерировать сильнейший импульс, как если бы она увидела «суперлицо». Суммарный результат — повышение эстетической привлекательно­сти кубистического изображения лица — и Пикассо!

Есть ли искусство у животных? Некоторые из этих универсальных законов эстетики (например, симмет­рия, группирование, максимальное смещение) могут существовать не только в разных культурах, но даже пересекать видовые барьеры. Самец шалахпняка * до­вольно невзрачный парень, зато он настоящий архи­тектор и художник, который создает поразительные декоративные беседки (птичий вариант холостяцкой квартирки), — нечто сродни фрейдовской компенса­ции собственной неказистой внешности. Он тщатель­но выкладывает вход, группирует ягодки и камушки в соответствии с цветовой гаммой, а в качестве «бижу­терии» даже подбирает блестящие кусочки сигаретной фольги. Любая из этих беседок могла бы пойти за немалую цену, если бы ее выставили как произведе­ние современного искусства в галерее на Пятой авеню в Манхэттене.

Существование эстетических универсалий также обусловлено тем фактом, что мы, люди, считаем краси­выми цветы — и это несмотря на то что цветы обрели красоту в ходе эволюции для привлечения пчел и бабо­чек, которые отделились от наших предков в кембрий­ский период*. Кроме того, такие принципы, как симмет­рия, группирование, контраст и максимальное смеще­ние, используют и птицы (например, райские птицы), эволюционировавшие, чтобы привлекать внимание себе подобных, но нас тоже трогает их красота.

См. Человек среди животных

О ключевой роли специализации полушарий в человече­ском сознании говорили Марсел Киисборн, Джок Пот-тигру, Майк Газзанига, Джо Боген и Роджер Спсрри. Несколько лет назад Бильям Херстейн и я опубли ковали работу, которая показывает, что невербальное правое полушарие пациента с расщепленным мозгом может обманывать (например, при невербальном кон такте дается неверный ответ экспериментатору Б после получения инструкций от экспериментатора А об­мануть Б) Это доказывает, что ложь не требует речи. Примите во внимание, что даже несмотря на то что правое полушарие не имеет синтаксиса и не может говорить, у него все-таки есть некоторый протоязык — рудиментарная семантика и определенный набор слов, обращенный к предметам.

Поэтому единственным способом разрешения это­го может служить тестирование левого полушария па­циента с расщепленным мозгом, который впоследствии пережил инсульт и получил повреждение речевой зоны Вернике в левом полушарии! Будет ли способно его левое полушарие на автономную манипуляцию символа­ми и самосознание? И сможет ли оно обманывать?

Мы также пробовали тестировать личность и эстети­ческие предпочтения двух полушарий по отдельности, пользуясь той же процедурой, а именно обучая правое полушарие пациенте давать нам невербальные ответы «да/нет» или «Я не знаю» при помощи выбора левой рукой одной из трех абстрактных фигур. Представьте себе наше удивление, когда мы столкнулись с тем, что левое полушарие пациента Л. Б сказало нам, что верит в Бога, в то время как правое полушарие сообщило, что он атеист Эта проба на внутреннюю согласован­ность нуждается в проверке, но по меньшей мере она показывает, что два полушария могут одновременно иметь противоположное отношение к Богу. Эти наблю­дения должны вызвать шоковую реакцию в теологи­ческом сообществе. Что же будет, когда такой пациент в конечном итоге умрет — окажется ли одно из его полушарий в преисподней, а другое — в раю?

Полностью книгу можно прочитать в одном из гуляющих по инету вариантов, например ЭТОМ (2,2 мег).