Скромное очарование этологических теорий разумности

Примерно с 2005 года лавинообразно начали появляться статьи о животных, которые обладают теми же проявлениями психики, что и человек. На сайте есть статья, аккумулирующая такие исследования: Человек среди животных. Это - в самом деле впечатляющие примеры проявления разумности, которые заставляют задумываться о правах таких животных и отношении к ним.

При этом есть множество накопленных экспериментальных данных физиологическим исследований, показывающих, что у высших животных эти проявления психики имеют те же функциональные и даже анатомически выраженные субстраты, что и у человека так, что нет качественно различия между организацией механизмов адаптивности к новому у человека и многих других видов животных, что в самом общем виде выражается в выделении лобных долей так, что появляются все основания предполагать, что развитость лобных долей отражает долю произвольно сформированных автоматизмов по отношению к рефлекторным. В самом деле, человек не создан "с нуля" и его мозг имеет очень высокую степень преемственности от предшествующих животных.

Таким образом, данные наблюдений внешних проявлении психики оказываются согласованными с тем, какие именно механизмы их обеспечивают. Это - совершенно не то, что утверждать, что у летящего в окно камня есть цель разбить его, а раз есть цель, то и разум (но что такое разум?..). У камня нет механизмов индивидуальной адаптивности к новому, представленных определенными его структурами. И то, что кучка камней, весело подпрыгивая, скатывается с горки вовсе и никак не дает основания говорить об их веселой разумности, а является лишь проявлением интерпретирующих свойств наших субъективных моделей окружающего.

Но в этом увлекательном и очаровывающим многих нахождением новых братьев по разуму процессе исследований этологов есть одна важная сторона: неограниченность условий применения утверждений о разумности так, что у них тараканы и муравьи как бы тоже начинают обладать разумом. И другой большой недостаток - в том, что никак не определяются то, что означают упоминаемые в их статьях слова: разум, сознание, воля, эмоции и т.п. и обо всем этом судится на том бытовом уровне понимания, который сформировался как символы относительно приемлемого взаимопонимания в социуме. Этот уровень отличается от корректно определенных терминов тем, что при любой попытке конкретизировать, возникает смысловой тупик и разнопонимание.

Эти отмеченные несоответствия принципам научной методологии делают такие статьи ненаучными по определению потому, что научное во всем должно соответствовать научной методологии.

Говоря о чем-то ключевом в статье, необходимо давать этому хотя бы локально значимое, но корректное определение так, чтобы можно было исследовать это по его конкретно определенным причинно-следственным свойствам. Наука не занимается исследованием неопределенного, например, того есть ли бог или нет его. А вот если бы появилось совершенно конкретное определение, что именно имеется в виду под этим словом, то появляется возможность судить, а возможно ли такое в природе и как его искать.

Причем, это не просто определение некоторых свойств, это - определение сущности объекта как совокупность взаимно непротиворечивых причинно-следственных зависимостей того, что его составляет. Это довольно сложное понятие и стоит привести примеры.

Вот если во время жажды мы видим перед собой жидкость, похожую на воду, то не можем определить, что это - именно чистая питьевая вода потому, что в ней может быть растворено ядовитое вещество или быть что-то опасное для здоровья, и таких невидимых нам примесей можно предположить быть бесконечное разнообразие. Не исследование отдельных свойств воды и несодержания в ней сулемы, батрахотоксина, цианидов, вирусов и бактерий и еще многого чего, а исследование наличия в ней только молекул воды и обычных для Земли растворенных газов и солей позволяют сделать вывод о безвредности. Невозможно проверить отсутствие каждого из предполагаемых и, тем более неизвестных компонентов. Такой довольно сложный пример взят намерено для того, чтобы уловить многообразие проблем определения: в данном случае здесь определение сводится к распознаванию.

Более простой пример: нельзя определить, что перед нами яйцо птицы только потому, что оно круглое и белое. О порочности логики таких определений есть анекдот:

Жили в грузинском селе три брата. Украл у них кто-то барана.

Первый брат говорит:

— Раз украл, значит рыжий.

Второй продолжает рассуждение:

— Раз рыжий, значит, кривой.

Третий завершает:

— Раз рыжий и кривой, значит, Гоги.

Пошли они бить Гоги. Схватили их соседи и привели к судье. Тот спрашивает, почему они бесчинствуют?

— Мы не бесчинствуем, а вора бьем. Гоги у нас барана украл.

— А как вы это узнали?

— Логически.

Рассказали братья свои рассуждения.

— Да где же здесь логика? Так вы что угодно доказать сможете!

— Не что угодно, а лишь правду.

— Ну ладно, я сейчас выйду в соседнюю комнату и что-то спрячу в ящичек, а вы логически установите, что я спрятал.

Возвращается судья с ящичком. Первый брат говорит:

— Раз спрятано, значит, круглое.

Второй продолжает:

— Раз круглое, значит, белое.

Третий завершает:

— Раз круглое и белое, значит, яйцо.

Судья открывает ящичек, показывает всем яйцо и заявляет:

— Гоги, сейчас же отдай барана и заплати штраф!

Только соответствие принципам научной методологии позволяет судить о том, насколько данные утверждения научны и корректны. Ни то, где статья опубликована, ни авторитетность автора, ни чьи-либо рекомендации. Если мы получим сообщение от марсианина, у которого нет научной степени РАН, то только по тому, насколько оно достоверно и корректно можно судить о возможной истинности утверждений в нем, и если хоть в чем-то здесь будет противоречие принципам научной методологии, то такие утверждения некорректны, возможно, намеренно некорректны.

Что можно сказать об этологических статьях, где показываются некие внешние проявления, похожие на психические? Как уже отмечалось, только нахождение механизмов, отвечающих за функциональность, проявляющуюся как психическое явление, не дает возможность утверждать, что да, в данном конкретном случае это - оно и есть. Это открывает огромный пласт проблем в том, чтобы определить функциональность данного явления и найти реализующие его механизмы. Если этого нет, то вся та часть этологического сообщения, где утверждается наличие психического явления, оказывается ненаучной. Ценность такой работы ограничивается самой констатацией факта наличия внешнего проявления чего-то, конечно, в случае его подтверждаемой достоверности. Но мало ли что на что напоминает? Бывают очень даже впечатляющие, как бы очевидные иллюзии.

Никакое внешне проявление не означает, что только по нему или даже еще нескольким другим можно судить об объекте как обладающим тем, что определено как проявление психики. Ранее приведенные примеры показывают, что можно дать бесконечное число объяснений наблюдаемому, которые покажут почему такое может вызываться совершенно разными причинами, в том числе такими, о которых даже не удалось подумать (их неизмеримо больше).

В книге Франса де Вааля «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?» приводится множество примеров совершенно неадекватных выводов исследователей о психических способностях животных - в силу личных особенностей субъективной интерпретации (механизмы таких иллюзий см. в статье Субъективные модели действительности). Понимая это, можно показать строго, что субъективные предположения, касающиеся вообще чего-бы то ни было объективного мира, никакими способами и методиками невозможно гарантировать от безошибочности. И есть только один путь верификации: корректная методика, показывающая соответствие на уровне причин и следствий механизма явления и субъективной модели его описания.

Попробуем внести посильную ясность в том, как, все же, распознать суть психических явлений. На сайте есть материалы в достаточной степени позволяющие обрести понимание по этому вопросу. Прежде всего это - наиболее общая концепция того, почему вообще возникла психика. В этом должно помочь понимание этапов развития уровня индивидуальной адаптивности живых организмов. Начнем с уровня условных рефлексов. Это - уже довольно высокий уровень, использующий стили поведения на основе нейромедиаторной регуляции и распознавания отклонения жизненных параметров от нормы, а также те моменты, когда они возвращаются в норму (плохо и хорошо - в субъективной интерпретации).

Реакции, которые зависят от контекста происходящего и текущего состояния организма - сложно организованная иерархия распознавателей необходимости совершения действия в данных условиях. Не останавливаясь на развитии этого уровня и особенностей его реализации (огромное количество фактических данных исследований), можно сказать, что то, что отработано до автоматической привычности и приводит к желательному (в том числе удачное избегание нежелательного), не требует какой-то коррекции, если условия остаются прежними, привычными. Новые варианты реагирования нужно находить только для новых условий, когда привычная реакция оказывается неудачной. Вот этот уровень возможностей и развился в то, что проявляется как психика. И это настолько эффективная система определенных механизмов, что у человека это отражается анатомическим очень большим представительством лобных структур, отвечающий за этот уровень адаптивности к новому. Причем львиная часть этих механизмов остается в теменной коре и в более древних структурах, которые дополняются новыми возможностями (детализация выходит за рамки этой статьи, но доступна в материалах сайта).

Как уже отмечалось, развитость лобных долей отражает долю произвольно сформированных автоматизмов по отношению к рефлекторным.

Отсутствие данных механизмов адаптивности к новым условиям напрямую означает отсутствие психических явлений и субъективности.

Есть ли у муравья такие механизмы при очень немаленьком количестве его нейронов? Дело, конечно, не в количестве нейронов, а в том, организованы ли этим количеством механизмы адаптивности к новым условиям. У них есть несколько нейромедиаторов, что означает присутствие системы переключения стилей поведения и возможность формирования условных рефлексов.

Как можно определить этологам хотя бы предположительно наличие функциональности, обязательной в организации психики?

Могут ли муравьи удерживать внимание на стимуле, не теряя его при временном пропадании (продолжают действовать как если стимул все еще есть)? Если не могут, то говорить о более сложной адаптивности просто нельзя. Если у них нет гиппокампа с организованной переключательной функцией c образованием реверберирующих контуров, то ни о какой психике говорить нельзя принципиально. А это вполне можно определить целевыми опытами с корректной методологией (да хотя бы по наличию ЭКГ, периоды которых коррелируют с циклической активностью).

Есть ли у муравьев нейроны новизны? Если нет, то и адаптивности к новым условиям нет принципиально.

Есть ли у муравьев долго существующая цель, которой они достигают, даже если приходится прерываться на что-то более актуальное и возвращаются к ней без непосредственного стимула? Если нет, то нет и субъективных моделей и нет самосознания.

Могут ли муравьи совершать нечто вопреки привычному? Если нет, то нет никакой произвольности, а, значит, хоть сколько-то высокого уровня сознания - как инструмента корректировки привычного в новых условиях, волевого преодоления привычного ради более заманчивой цели.

Могут ли муравьи пройти "зефирный тест" в его какой-то пусть примитивной форме? Если нет, то у них нет прогностических механизмов, без которых функциональность даже самых простых уровней сознания теряет смысл.

Это - перечень самых основых моментов организации психики, но и других характерных механизмов очень много. Без понимания системы этих взаимодействующих механизмов, их функциональности и того, чем конкретно эта функциональность обеспечивается лишает возможности всерьез и корректно рассуждать о разумности.