Ознакомьтесь с Условиями пребывания на сайте Форнит Игнорирование означет безусловное согласие. СОГЛАСЕН
 
 
Если в статье оказались ошибки...
 

Как объяснить, что такое ложка?

Относится к   «Системное мышление и формализация»

Почему словари не дают верное представление, требуя личной интерпретации? Как сделать определение максимально понятным? Различие сведений и знаний. Метод определений, отражающий организацию субъективной адаптивности.

Посмотрим как обычно определяется слово "ложка" в словарях:

"Ло́жка — столовый прибор, отдалённо напоминающий небольшую лопатку в виде небольшого мелкого сосуда-чашечки (черпала), соединённого перемычкой с держалом (рукояткой). Размер чашечки соразмерен размеру рта человека".

Почти наверняка возникает внутренний протест неудовлетворенности таким определением, но не вполне понятно почему, просто кажется, что определение не вполне корректно. Если включить такое определение в алгоритм распознавания автомата, то можно не сомневаться, что в огромном количестве случаев он не сможет верно распознать ложку. Слишком много недоговорено, остается как бы само собой разумеющимся.

Но человеку вовсе не нужно подобное определение, оно и для него бесполезно, просто в словарике задались целью дать хоть какое-то определение для ложки, вот его и дали по мере понимания автора.

А программист, который озадачен научить автомат распознавать ложку, станет выделять важные признаки, которые характерны для ложки и стараться их перечислить так, чтобы их совокупность указывала на то, что перед автоматом именно ложка. Но, завершив работу над распознаванием ложки стальной столовой обыкновенной, программист обнаруживает полную бесполезность работы для ложек деревянных художественных, и для всяких маленьких горчичных, инкрустированных ювелирных и суровых поварских ложек, которые вовсе не соразмерны со ртом человека.

Бывают столовые, десертные, чайные ложки, разные поварешки, кофейные, очень маленькие для горчицы, барные, одноразовые для пикника, для абсента, для фруктов (с зазубренными краями), для оливок (с дыркой в донышке) и т.п. У них всех есть нечто, что человек вполне уверенно причисляет к слову "ложка", хотя в случае поварешки возникает вопрос, а ложка ли это и в некоторых особо экзотических случаях приходится задумываться: а для чего нужна вот эта штуковина.

Вот! это - самое важное: зачем нужна эта штуковина. Не совокупность каких-то качеств, которых бесконечное разнообразие, часть из которого можно научить распознать искусственную "нейросеть с глубоким обучением" по отдельным признакам, а более информативно то, зачем нужна эту штуковина. Это - уже не распознавание по признакам, а распознавание по смыслу: того, какой системой возможных взаимодействий обладает данный объект. Внешние же признаки могут быть не определяющими для системы, не характеризовать ее суть, и такие следует игнорировать.

В каждом объекте данного класса (в любой классификации) есть нечто общее, то, что находится в любом объекте данного класса и эти составляющие системы объекта характерно влияют на другие объекты, обладая определенными свойствами физических возможностей в причинно-следственных взаимодействиях. Все остальное для класса второстепенно и при классификации, при определении должно игнорироваться как не относящееся к данной системе взаимодействий.

Поэтому мы в первую очередь, смотря на объект нашего внимания, стараемся понять его функциональность: то, зачем он может нам пригодиться (неважно, сами мы им действуем или он работает как-то без наших рук).

Ложка всегда имеет достаточно крепкий материал, который выдерживает то, зачем ее используют. Ложка способна захватывать то, что нам нужно в некотором количестве и переносить в другое место, но, в отличие от лопат и лопаток имеет вогнутость, позволяющую не скатываться жидкому или сыпучему, или круглому. И ложка, в отличие от ковшика, не предназначена для перемещения чего-то в больших количествах. А, в отличие от горшков с ручками, ложка предназначена именно для перемещения, а не просто для стояния на месте. Все это не распознается автоматом просто на основе совокупностей признаков, которые, как правила, являются второстепенными, без учета функциональности.

Итак, чтобы определить ложку системно нам нужно выделить систему ее главных функций, в чем-то важных для нас, а не вообще все ее химические и физические взаимодействия, ведь нам важно определение абстракции "ложкa", а не физического объекта. В случае ложки это - возможность зачерпывания и переноса небольшого количества чего-то с самыми разными свойствами.

Можно придумать немало устройств, совсем не похожих на ложки ни какими признаками, но также эффективно способных переносить дозированное количество чего-то. Мы бы не назвали проглатывающее и сплевывающее устройство ложкой при той же функциональности потому, что не видим в нем привычной рукоятки и удерживающей вогнутости. Значит, ложка характеризуется дополнительными свойствами: открытостью удерживающей вогнутости. Но есть сдвоенные, как щипцы, ложки для захвата кусков сахара или ягод, позволяющие переносить их без опасения опрокинуть, и образ ложки придется дополнить таким функционалом после того, как мы с ним столкнемся. Возможно, будут изобретены ложки вообще без ручки, которые левитируют по нашему мысленному приказу (как в фильме "Вечера на хуторе близ Диканьки" вареники сами обваливались в сметане и запрыгивали в рот). Тогда мы дополним образ ложки еще и таким свойством, связанным со словом "ложка" в уточняющем сочетании "левитирующая ложка", что никак не затруднит наше распознавание и общение с другими людьми, уже знающими про такой вид ложек.

Самое главное: мы, не задумываясь и легко, относим объекты к тому или иному классу (классифицируем), определяя сочетание важнейших функций, причем важных в отношении к нам самим (польза-вред). В детстве у нас формируется сначала зачаточное представление о ложке, из которой нас кормят, потом мы постигаем все большее число самых разных ложек, и они все распределяются внутри общего базового класса "ложка" на более частные классы по некоторым различиям в особенностях используемых нами функций. И нам очень просто взять и отнести новый предмет, в котором мы распознали класс ложки к одному из наиболее подходящих подклассов. Мало того, если вдруг что-то из класса ковшиков применяется для функции ложки (к примеру в туристическом походе кому-то не хватило ложки и приходится пользоваться черпаком или даже пустой консервной банкой с крышкой в роли ручки), то мы дополняем класс ложки еще одним подклассом большущая черпаковая ложка.

Если нам говорят "ложка", то по этому условному звукосочетанию у нас активизируется базовый класс ложки и мы оказываемся способны понять самое главное про сказанное потому, что у нас уже есть хорошо наработанная модель представлений о ложке и возможностях взаимодействия с ней, см. Субъективные модели действительности. С каждым новым уточнением наше понимание конкретизируется за счет более частного подкласса так, что в контексте этих представлений мы оказываемся способны дополнять скупые сведения всем тем, что у нас связано с пониманием свойств и возможностей активного класса, см. Интерпретация.

Сам класс ложки не является самостоятельным, у него тоже есть более общий класс: "предметы для еды" или "декоративные сувениры" или "подходящий подручный инструмент". Поэтому перед тем как активировать субъективную модель ложки, нужны более общие условия. Если мы выбираем сувенир и видим расписную ложку или инкрустированную каменьями витиеватую поделку, то ее понимание не относится к классу "предметы для еды" и не имеет функций, обеспечивающий насыщение. Мы не относим объект внимания к классу "предметы для приготовления еды" без функции перемещения еды в рот. В сувенирном магазине мы выделяем функции приносящего радость красивого изделия. И такая ложка может оказаться вообще не пригодной для еды, выполненная в виде дракона с зубастой пастью или с острыми гранями самоцветов.

Когда врач что-то делает у нас в горле медицинской ложкой, то его понимание ее возможностей происходит из опыта формирования представлений именно для медицинской функциональности.

Все это плодит множество независимых классов "ложка", располагающихся в более общей модели понимания функциональности. И без уточнения, просто сказав слово "ложка", невозможно отнести предмет к какому-то определенному классу. В таких случаях на первое место выходит наиболее привычный и востребованный класс, а у каждого это - очень индивидуально: музыкант, играющий на ложках, в первую очередь подумает про свой музыкальный инструмент. Поэтому услышав слово, возбуждающее у нас наиболее привычный класс, мы легко рискуем не верно понять сказанное, вызвав недоумение у говорившего, у которого активен совершенно конкретный класс: как это вы так тупо не понимаете сказанное.

Не используемое слово, а контекст, имеющейся в виду функциональности, делает определенным сказанное, придает определенный смысл - осознаваемое значение объекта внимания для личности. Этот контекст определяет условия, в которых понимание функций объекта верно соответствует реальности.

Слово для обозначения данного класса может быть одно и тоже для самых разных вещей. Мало того, в разных культурах для тех же вещей могут использоваться очень разные слова языка данной культуры или вообще не находиться подходящего слова. У древних предков когда-то было вообще штук 30 слов про все. Но очень многие психофизиологи считают роль слова определяющим в организации психики, что совершенно неверно.

Вот и слово "системность" приобретает совершенно определенное значение при конкретизации того, как организовано распознавание и понимание связанного смысла воспринимаемого, а также и всех продуктов коммуникабельности, предназначенных для взаимопонимания с другими, в том числе и формализации своих представлений в виде "теорий".

Сам принцип организации субъективных моделей понимания оказывается центром всего субъективного, и из этого следуют сакраментально важные выводы, о которых будет сказано в конце статьи.

 

А пока - важный вывод: методологию определений необходимо дополнить с учетом такого механизма субъективного понимания: определять слово (понятие, термин) следует не по характерному набору признаков, а по главной совокупности взаимосвязанных функций - системе взаимодействующих факторов, присущих данному объекту определения.

Поэтому определение ложки в словарях может быть таким: "Ложка - приспособление для перемещение небольших порций чего-либо с помощью вогнутости, позволяющей за счет гравитации не терять жидкие, сыпучие и катящиеся вещества, и ручки, за которую удобно держать вогнутость". После этого отпадает необходимость перечислять все те формы, виды, материал, расцветки, размеры, какими бывают такие приспособления. Смотрим: "Ло́жка — столовый прибор, отдалённо напоминающий небольшую лопатку в виде небольшого мелкого сосуда-чашечки (черпала), соединённого перемычкой с держалом (рукояткой). Размер чашечки соразмерен размеру рта человека". Определение требует понимания того, а что такое "лопатка". Смотрим определение, а что такое "лопатка". Оказывается, это: "Лопа́тка (лат. scapula) — кость пояса верхних конечностей, обеспечивающая сочленение плечевой кости с ключицей. У человека это плоская кость приблизительно треугольной формы, схожая с формой инструмента труда человека — лопатой" и еще: "Уменьш. к лопата; небольшая лопата. Саперная лопатка".

Ничего про то, почему это ложка должна быть обязательно соразмерна рту человека (чайные и столовые ложки - самый разный размер, а у ребенка ротик маленький и он ест с края ложки). Не говоря про то, что отпадают множества ложек, предназначенных не для отправки пищи в рот.

Ввести алгоритм распознавания чрез функциональность в автомат чрезвычайно сложно потому, что для этого требуется создать в автомате механизм моделирования свойств и функций объектов, связанных с возможностью взаимодействия автомата с позиции полезно-вредно, но у автомата нет системы, определяющей, что для него вредно и что полезно. Зато у человека есть такой механизм и мы можем им пользоваться для определений и верификации понимания собственных и чужих представлений, как это показано в статьях Критерии полноты и верности теории и Системное мышление и формализация.

 

Для того, чтобы получить формальную определенность в высказывании, нужно, чтобы форма сказанного (формулировка определения) как можно ближе соответствовала форме представительства объекта высказывания в субъективных моделях понимания. Эти модели - не просто иерархия вложенности классов описания причинно-следственных связей в объективной реальности (системе взаимосвязанных функций взаимодействий). Эти модели - контекст для понимания смысла происходящего, т.е. осознания того, что означает происходящее для субъекта, что этот объект может значить, не обязательно непосредственно, а в потенциале возможного взаимодействия с ним. Именно такая связь со смыслом позволяет предвидеть возможные последствия, планировать действия так, чтобы они закончились удачно для нас, в том числе - удачным избеганием нежелательного.

Ничего этого нет и в помине у искусственных алгоритмов и нейросетей. Ничего этого нет в определениях, и такие определения оказываются отсеченными от возможности непосредственного использования, т.е. остаются слишком формальными потому, что такие определения понимаются только за счет того, что уже есть у человека в его опыте модель понимания, достаточно верно интерпретирующая определение. А если опыта недостаточно, то сказанное не воспринимается и близко так, как этого добивался автор определения.

В этом различие между сведениями, которые передаются словами (и не только) и знаниями, которые возникают при достаточно полном понимании смысла сведений для адекватной интерпретации.

В этом - огромный пробел существующих систем и методов образования и хранения информации: для понимания формализованных сведений необходимо, чтобы уже была достаточно развитая система субъективных моделей, которая дополняет смыслом воспринятые сведения. Такие сведения не годятся для использования в существующих искусственных алгоритмических и "самообучающихся" устройствах так называемого искусственного интеллекта.

Без передачи смысла и контекста использования сведения не информируют, а дезинформируют. Знания - это однозначно определенная осознаваемая значимость объекта внимания для данной личности в определенном контексте применимости.

Однако, в принципе, вполне возможно измыслить принципиальную организацию и структуру реализации систем формализации знаний в виде условных символов, позволяющих определять не только систему функциональности, но и ее смысл для различных условий, в которых этот смысл верно соответствует реальности.

 

Теперь должно быть понятно, почему очень важно предельно ясно понимать принципы организации субъективных моделей.

Коротко постараемся отметить главное. Субъективные модели не только отражают, моделируют реально выявленные закономерности, функции, которыми обладают объекты внимания в данных условиях, но и определяют смысл или осознаваемую значимость этих функций по отношению к субъекту, что и позволяет прогнозировать удачность их использования.

Стоит всегда учитывать, что иерархическая организация вложенных классов или моделей, соответствует различным условиям использований понимания функциональности объектов, что и определяет границы использования модели понимания. Это ограничение естественно возникает, когда именно для данных условий формируются представления о том, как в объективной реальности взаимодействуют объекты внимания. Поэтому ложка для приема пищи - одно, а ложка для диагностики заболеваний горла - совсем другое.

При этом ложка может быть совершенно одной и той же: если у врача нет под рукой медицинской, он попросит дать ему обыкновенную столовую. Объект один и тот же, но границы возможности его использования определяются контекстом данной ситуации и не могут быть перепутаны: врач при обследовании даже не думает о том, что он может отобедать этой ложкой (хотя может, если захочет).

Если не окажется под рукой столовой ложки, врач придумает еще что-то подходящее потому, что у него в модели "диагностика горла пациента" активируется самоподдерживающийся образ нерешенной проблемы "найти подходящий предмет". Врач ясно представит себе, какими именно функциями должен обладать такой предмет, признаки свойств предметов, обладающих нужными функциями, станут высокозначимыми. Все в восприятии, в том числе и в памяти прошлого, что обладает такими признаками, получит наивысшую актуальность. Если хоть в одном из множества процессов текущего восприятия и эпизодической памяти окажется нечто с такими свойствами, то это приоритетно привлечет осознанное внимание и будет оценено на пригодность за счет прогнозирования значения данного предмета в данной ситуации.

Если это свойство окажется среди того, что видит вокруг себя врач, то на это будет переведено осознанное внимание. Но пока этого не произошло идет ассоциативная выборка по всей памяти по активному признаку нужных свойств. Огромное количество разных предметов, использующих такой признак, окажутся готовы активироваться в памяти, остается лишь мысленно придавать большую значимость тем или иным областям памяти (произвольно расширяя границы внимания). Увидев продолговатую деревяшку (или ветку на дереве), врач может сосредоточить внимание на ней и понять, что из нее возможно быстро вырезать подходящий инструмент, - если у него уже был подобный опыт, то такая мысль, опять по ассоциации, возникнет почти сразу, как только он увидит что-то подходящее для вырезания.

К сожалению, сейчас в одном коротком фрагменте описания были показаны буквально все важнейшие механизмы организации поведенческой адаптивности человека, и этот фрагмент окажется ясно понятным только тем, кто уже сформировал у себя модель таких представлений на основе материалов сайта Форнит. Сказать то же самое понятно для всех, не написав несколько сотен страниц, невозможно. Но то, как образуются субъективная иерархия моделей понимания сейчас кратко и достаточно понятно для неподготовленных будет сказано.

 

Мозг не возникает сразу весь. Как известно, организм в развитии повторяет этапы эволюции предков, так и мозг повторяет этапы все более совершенных механизмов поведенческой адаптивности. Сначала созревают и специализируются самые древние зоны, после чего получают возможность развиваться последующие потому, что они используют уже наработанное предыдущими. У разных видов животных разные скорости развития функций всех этих последующих зон, что проявляется характерными "критическими" периодами развития. Если какой-то из этих периодов окажется упущен, то последующие уже не смогут развиться или останутся ущербными, несопоставимо менее эффективными. У человека время развития таких периодов больше, чем у других животных, и чем более поздний период, тем он дольше формируется, фиксируя огромное разнообразие специфики человеческой жизни. Дольше всех развиваются зоны, формирующие субъективные модели, и этот уровень можно условно подразделить на несколько промежуточных по числу уровней функциональности сознания. Развитие субъективных моделей в норме у человека заканчивается примерно к 25 годам (у высших приматов - к 11-13 годам).

Понятно, что осознание возникает далеко не сразу после рождения (первые осознанные воспоминания соответствуют примерно 3,5 годам, когда созревают структуры гиппокампа, ответственные за это), а до этого активны только доосознательные адаптивные механизмы поведения (уровень рефлексов), т.е. человек не переживает субъективно ничего примерно до 1,5 года (время первых досознательных фиксаций эпизодической памяти, большинство из которых утрачивается), хотя проявляют эмоциональные реакции.

Когда созревают механизмы, позволяющие фиксировать значимые для субъекта события за один раз (а не множество предъявлений, необходимых для формирования условного рефлекса), появляется возможность связывать в восприятии то, что характеризует свойство реально наблюдаемого с эмоциональным отношением к этому: насколько и почему это хорошо или плохо, в том числе и результаты попыток взаимодействия. При этом запоминается тот самый образ, что потом можно вспомнить как картинку произошедшего. И каждое воспоминание возвращает момент пережитого прошлого, оно и есть то Я, что вот так ощущало себя в том прошлом. Лишь то, что вспоминается в контексте прошлого места и времени, позволяет не терять себя во времени и пространстве, хотя при некоторых патологиях такая потеря наблюдается.

Ко времени появления возможности эпизодических воспоминаний, эмоциональная система значимости оказывается вполне полноценно развитой и поэтому в воспоминаниях фиксируется уже сложное эмоциональное отношение - эмоциональное переживание случившегося. Образы эпизодической памяти, доступные при воспоминании обычно оказываются лишь частью субъективной "визуализации" текущей активной модели (- лишь частью элементов мышления), частью текущего контекста восприятия и действия, связанного с личным отношением, которое определяет смысл происходящего и может использоваться для интерпретации понимания ситуации в будущем.

То, с чем человек сталкивается в реальном мире, порождает первые модели его соответствия объективной реальности, это определяет его личность, то, как он себя ощущает при этом, его Я или эго, специфичное к данным условиям. Для других условий и ситуаций - другая особенность эго. Мы, в том осознании, которое нам доступно, ограничены и определены теми субъективными моделями понимания, которые активизировались в качестве наиболее подходящих для данной ситуации.

Когда случаются состояния благополучия, не требующие решения проблем, а осознанным переживанием остается только активность подходящей модели, она полностью и составляет сущность осознаваемого, определяет то, что человек считает собой, своим Я.

Но есть и такое состояние, когда еще не выбрана ни одна из заготовленных моделей: если человек очнулся от очень глубокого сна и, тем более, наркоза (когда не остается никаких активностей ни прошедшего дня, ни доминирующей проблемы) и не понимает не только где он, он даже и кто он, см. Базовое самоощущение.

Это - разные уровни переживания привычного, у которых есть вполне определенное адаптивное назначение (начальные уровни функционирования сознания). Но как только возникает необычность в происходящем, требующая найти нечто более подходящее, чем проверенная надежность привычного, как активируются автоматизмы мышления, порождающие произвольность и волевую замену привычного чем-то более подходящим к данной ситуации. Если оказывается, что привычный вариант взаимодействия с окружающим не подходит для новых условий, то возникает другой уровень осознания переживаемого, полностью в рамках текущей модели понимания, но способный корректировать эту модель чтобы затем привычного использования в будущем.

Уровни осознания происходящего, каждый из который - целый этап эволюции все более гибкой поведенческой адаптивности, здесь описаны вынуждено скупо, чтобы только обозначить главную суть эго. Но об этом уже было немало сказано в других материалах сайта, включая описания механизмов на уровне схемотехнической реализации.

Огромные пространства вложенных моделей понимания и нарабатываемые в их контексте автоматизмы мышления образуют Я в настоящем, основанном на прошлых корректировках моделей. Произвольность и творчество формируют Я в будущем.

 

Необходимость взаимопонимания и социальной коммуникации делают многие классы субъективных моделей у разных людей очень схожими, настолько, что в рамках достаточно адекватного взаимопонимания две личности оказываются идентичны. И лишь то, что различает наработанные жизненным опытом личные модели представлений, составляют самобытную часть личности. Приходится констатировать, что, как правило, это - очень небольшая часть. У некоторых людей ее почти нет вообще. У специалистов специфических областей деятельности эти модели очень сходны в области согласованных представлений, и только в наиболее малоисследованной части начинается мир самобытного, исключительность одного по сравнению с другими.

 

Теперь в обозначенном контексте понимания можно достаточно хорошо представить, что именно и как можно было бы почерпнуть из принципов организации системы субъективных моделей для метода формулировки системного определения в попытке сделать доступными другим личные представлений (вплоть до теорий). Это - задача создать условные формулировки не просто сведений, не просто совокупности качеств описываемого и даже не просто совокупности функциональности системы взаимодействий объекта внимания, но со связанным с этим смыслом - личным отношением.

Я не берусь сейчас предлагать какую-то систему такого формального описания, но предлагаю осознать эффективность такого подхода для непосредственного обмена понятиями. Как минимум, нужно хотя бы обеспечить формализацию системы взаимовлияющей функциональности объектов описания, а не просто перечислять свойства и качества, хотя все еще практикуется описание существующего в его деталях, важных и второстепенных, без разбора.

В помощь решению такой задачи есть природный механизм адаптивности, который можно использовать для того, чтобы даже при очень неискушенном уровне субъективности обеспечить достаточно полное понимание смысла передаваемого другим человеком. Это - механизм отзеркаливания, имитации чужого опыта, очень востребованный как раз в раннем возрасте дефицита собственного опыта.

Хороший писатель способен сотворить эссе о ложке настолько ярко и выразительно, что заставит пережить все нюансы замеченного им смысла, и его текст будет несопоставимо более информирующим, чем любые самые пространные академические определения. Писатель может так живописать совершенно незнакомое, например, какой-то невиданный аборигентский музыкальный инструмент, что читатель увидит его образно, со всеми важными нюансами передаваемого смысла, как если бы сам поимел с ним дело. В общем-то писатели тем и востребованы, что они ярко открывают взгляд на нечто ранее не известное. И они явно недооценены в таком качестве.

В этом есть свой минус: смысл будет передавать отношение конкретного автора, с его возможностями, которых может не оказаться у читающего эссе, про то, как автор ловко разделывается ложкой с противником, и то, как он роет ей подкоп методом Монте-Кристо. Это может оказаться понятым, но не применимым, хотя такое обычно разумно учитывается.

Не вижу принципиальных трудностей в том, чтобы создать методику системной формализации для передачи связанной со смыслом функциональности объекта, чтобы не требовались самобытные навыки писателя, столь разные по эффективности, а в форме, методику, провоцирующую на отзеркаливание, со связью между функциями и тем, какое значение имеют эти функции для субъекта, в том числе с учетом личных особенностей субъекта.

 

Кроме методологического аспекта, из описанных представлений возникает большой потенциал осмысления сущности своего Я, его (не)исключительности среди многих других субъектов, включая не только людей, но и других животных, обладающих механизмами субъективного уровня поведенческой адаптивности, по сложности организации начиная с рыб и птиц.



Обсуждение Сообщений: 2. Последнее - 03.01.2018г. 18:24:20


Дата публикации: 2018-01-01

Оценить статью >> пока еще нет оценок, ваша может стать первой :)

Об авторе: Статьи на сайте Форнит активно защищаются от безусловной веры в их истинность, и авторитетность автора не должна оказывать влияния на понимание сути. Если читатель затрудняется сам с определением корректности приводимых доводов, то у него есть возможность задать вопросы в обсуждении или в теме на форуме. Про авторство статей >>.

Тест: А не зомбируют ли меня?     Тест: Определение веса ненаучности

Последняя из новостей: Трилогия: Основы фундаментальной теории сознания.

Обнаружен организм с крупнейшим геномом
Новокаледонский вид вилочного папоротника Tmesipteris oblanceolata, произрастающий в Новой Каледонии, имеет геном размером 160,45 гигапары, что более чем в 50 раз превышает размер генома человека.

Тематическая статья: Квантовые основы сущего
Рецензия: Рецензия на статью
 посетителейзаходов
сегодня:00
вчера:11
Всего:8491042

Авторские права сайта Fornit