Философия времени в когнитивной науке

Философия времени в когнитивной науке

Е.В. Печенкова

Реферат к кандидатскому минимуму по философии. Москва, 2002.

Введение

Что есть время? Этот вопрос, вошедший в учебники и даже анекдоты как образец подлинно философского, метафизического вопроса, занимает умы философов и естествоиспытателей уже более двух тысяч лет. Вопрос о природе времени и, прежде всего, вопрос об объективности времени, его существовании независимо от человеческого сознания на протяжении этих веков решался по-разному. Различные философские концепции времени сменяли друг друга, однако в ХХ веке интерес к категории времени резко возрос уже не в философии, а в науке. Прежде всего, вдохновленные философией позитивизма, ученые связали свои надежды на понимание природы времени с успехами физики. Развитие философской категории времени сменилось, а зачастую и подменилось развитием категории специально-научной¹, физической [4]. Дифференциация знания привела к увеличению количества контекстов для понятия времени [20], и вслед за «физическим временем» началась разработка других естественнонаучных категорий времени, например, времени геологического и биологического² [28]. Но именно это, казалось бы, активное развитие категории времени привело к потере ее исходного философского содержания и методологической ценности. Хотя предостережение о «неправомерности сведения философской категории времени к естественнонаучным» [18, тема 3] встречается еще у И. Канта, оно не было услышано, и ответ на вопрос «что такое время» был сведен к набору эмпирических данных разных отраслей науки, за которыми только угадываются многочисленные, часто взаимоисключающие и неотрефлексированные философские позиции получивших эти данные исследователей (за подтверждением, к сожалению, можно обращаться в любой сборник работ, посвященных проблематике времени, например, «Проблемы пространства и времени в современном естествознании», СПб, 1991). Подобная ситуация характеризует положение не только в таких развитых и относительно долго существующих науках, как физика и химия, но и в науках совсем молодых, таких, как когнитивная наука.

Целью данной работы является аналитический обзор философских представлений и концепций времени, а также метафор времени, стоящих за исследованиями времени в когнитивной науке. Хотя в задачи настоящего обзора не входит рассмотрение конкретных исследований, посвященных роли времени в человеческом познании, мы будем использовать отдельные научные работы в качестве примеров реализации тех или иных идей и методологических принципов.

Когнитивная наука – это сравнительно молодое научное течение, ставящее своей целью осуществить синтетический, междисциплинарный подход к познанию. Когнитивная наука объединяет философию сознания и методологию науки, когнитивную психологию, когнитивную антропологию, нейронауку, компьютерную науку (исследования в области искусственного интеллекта) и лингвистику [27]. Знание о познании – фактически, определение гносеологии, поэтому историк науки Х. Гарднер в качестве одной из базовых характеристик когнитивной науки выделяет «укорененность в классических философских проблемах»: «исследователи, работающие в рамках когнитивной науки, вне зависимости от того, сознают они это или же нет, бьются над проблемами, поднятыми впервые философами много десятилетий и даже столетий назад» [27, с. 43]. Но, хотя основная задача, стоящая перед учеными этого направления – познание средств собственного познания, и рефлексия исследующего мышления, методологических и мировоззренческих основ исследования с самого начала должна была стать неотъемлемой частью любой работы, поток новых гипотез и методик постоянно опережает продвижение в их осмыслении. Что же касается категории времени, то мы можем выделить следующие аспекты времени как объекта когнитивной науки: биологическое время, психологическое время (психологическая временная перспектива и восприятие времени – психологическое настоящее), время протекания психических процессов, время как объект человеческого познания (совершаемый ради действия во времени). Вне зависимости от того, какую позицию мы занимаем по вопросу о соотношении сознания и материи, сама его постановка подразумевает некоторую специфику содержания, вкладываемого в категорию психологического времени по сравнению с категориями «материальных» времен (физического, биологического и т.д.), собственные закономерности протекания психологического времени. Эта специфика психологического времени как объекта изучения создает для когнитивной науки дополнительные методологические сложности, которые можно сформулировать в виде следующих вопросов:

• Что человек может знать о времени?
• Какова специфика психологического времени? Каково соотношение психологического времени со временем онтологическим и физическим?

На наш взгляд, некорректность ряда проводимых исследований и наибольшие трудности возникают из-за неразличения трех указанных аспектов времени (онтологического, физического и психологического; на проблему смешения этих трех аспектов времени указывает, например, С.А. Аскольдов [4]). Так, в первом вопросе может подразумеваться как время объективное, так и время субъективное, и тем самым ответ на первый вопрос будет задан ответом на второй. Поэтому в данной работе мы преимущественно сосредоточимся на последнем вопросе, хотя проблематике знаний о времени посвящено в настоящий момент огромное количество литературы, прежде всего в области неклассической логики и философии языка, а также лингвистики (напр., [9], [18]).

Итак, для понимания философских концепций времени, задействованных в современной когнитивной науке, необходимо проследить историческое развитие категории времени в философии, и, в особенности, становление понятия «психологического времени». Однако, совершая этот краткий историко-философский экскурс, мы остановимся лишь на тех авторах и концепциях, влияние которых, с нашей точки зрения, прослеживаются в интересующей нас области исследований. Так, например, мы не будем останавливаться на концепции темпоральности М. Хайдеггера, поскольку эта концепция не была, как нам кажется, усвоена когнитивной наукой ³, а также на позиции позитивистов, зачастую подменявших философскую категорию времени физической. Затем мы рассмотрим, как именно философия времени воплотилась в современной экспериментальной когнитивной науке.

Развитие категории времени в философии

Развитие категории времени в философии можно охарактеризовать как попытки разрешения нескольких основных вопросов, представленных в форме антиномий [21]:

1.      Вопрос об объективном или субъективном статусе времени;

С точки зрения связи проблемы времени и проблемы сознания в докантовской философии можно выделить две тенденции: субстантивирующую, рассматривающую время как некий данный человеку предмет познания, и рассмотрение проблемы времени в контексте проблемы сознания [20]. Первое направление ставило перед собой следующие вопросы:

2.      Вопрос о статусе времени в структуре Вселенной: субстанциональной концепции абсолютного времени (время – особая субстанция, не зависящая от тел и событий; время – «мера измерения») противостоит реляционная концепция, согласно которой время представляет собой некоторое отношение событий (время – «мера изменения») [24].

3.      Вопрос о бытии событий и становлении. Согласно статической концепции времени, бытие событий неизменно, все события – прошлые, настоящие и будущие – обладают равным онтологическим статусом, а становление, переход событий из будущего в прошлое и настоящее зависит только от сознания, переживающего возникновение и исчезновение предметов и явлений. Динамическая концепция предполагает становление реально существующим; существуют только события настоящего времени, а события прошлого и будущего не существуют (существуют, соответственно, только их следы и предпосылки).

4.      Вопросы об обратимости времени; о размерности времени; об однородности времени.

5.      Вопрос о дискретности/непрерывности времени, существовании минимальной длительности или бесконечной делимости момента времени.

Для второго направления главным был

6.      Вопрос об источнике познания времени – априорном или апостериорном (эмпирическом).

Перечисленные проблемы, характеризующие первое течение мысли, были подняты уже в философии Античности. Так, примером статической концепции времени может служить одна из первых онтологических концепций, созданная древнегреческим философом Парменидом, различавшим неизменный «мир истины», реальность, и «мир мнения», в котором происходят изменения благодаря человеческому сознанию [9]. В качестве аргументов в пользу этой точки зрения сформулировал свои знаменитые апории Зенон Элейский (наиболее известная апория – «Ахилл и черепаха»). Спор между сторонниками идеи бесконечной делимости времени и идеи квантов («атомов», мельчайших неделимых единиц) времени продолжили стоики и Стратон [9]. Но первым философом, систематически разработавшим категорию времени, традиционно считается Аристотель. Основа его концепции (наиболее последовательно изложенной в IV книге «Физики») задается связями понятия времени с понятиями существования и движения. Время определяется как «число движения по отношению к предыдущему и последующему» [2, стр. 149]. Вопрос о существовании времени, согласно Аристотелю, парадоксален, поскольку прошлого уже нет, будущее еще не наступило, а «теперь» является не частью времени, а скорее границей между прошлым и будущим, которая, с одной стороны, соединяет прошлое с будущим, а с другой разделяет их. Все временные характеристики относятся именно к этому моменту «теперь» — неделимому и не длящемуся осознанному моменту настоящего. Следовательно, «время или совсем не существует, или едва [существует]» [2, стр. 145]. Таким образом, концепцию Аристотеля можно охарактеризовать как реляционную (время задано через последовательность событий, связь предыдущего и последующего) и динамическую (поскольку прошлые и будущие события не существуют, а происходит непрерывное становление) [9].

Важно отметить, что, хотя Аристотель и подчеркивает, что время неотделимо от движения, изменения (движение и изменение понимаются в «Физике» как синонимы), он ни в коем случае не отождествляет их. Время есть мера движения, а единицей времени может быть мера какого-то конкретного движения. В качестве такой единицы Аристотель предлагает использовать меру наиболее совершенного движения — кругового равномерного. Он также описывает топологические свойства времени: оно едино, непрерывно, бесконечно делимо, однородно («время же равномерно везде и при всем» [2, стр. 147]), не делится на виды и не может идти с разной скоростью.

Весьма важным для нас является также то, что «теперь» — не просто некоторая точка настоящего на оси времени, а момент осознанного настоящего. Время в строгом смысле слова не существует в отсутствие души, поскольку время есть число, а именно душа – единственный орган, осуществляющий счисление. Однако движение возможно и в отсутствие души, поэтому некоторое упорядочение событий, движения, потенциально выступающее как время, имеет место и в отсутствие души. «Порядок «прежде-после» превращается во временной при его осознании человеком» [9, с. 27]. Таким образом, у Аристотеля мы находим зарождающуюся концепцию психологического времени, которое, однако, не отождествляется с временем онтологическим. Аристотель не только фактически вводит понятие психологической временной перспективы (цепочка прошлое-настоящее-будущее, память-восприятие-воображение), но и делает несколько ценных замечаний о восприятии времени, прежде всего о том, что восприятие времени существенно определяется возможностью восприятия движения, причем не только внешнего, но и того движения, которое «происходит в душе»: «когда мы ощущаем «теперь» как единое, а не как предыдущее и последующее в движении или как тождество чего-то предыдущего и последующего, тогда нам не кажется, что прошло сколько-нибудь времени, так как не было и движения» [2, стр. 148]. Однако, поскольку Аристотель стремился разработать общенаучную в нашем понимании категорию времени, противопоставления физического и субъективного времени он не проводит.

Такое противопоставление материального, физического, и нематериального (относящегося к миру не человеческой, а божественной субъективности) измерений бесконечности совершает Плотину. Это различение основывается на бытовавшем в античной традиции различении двух пониманий времени – «Хронос» и «Эон» [18]. Хронос цикличен, выражает действия тел и смену событий, неравномерен, тогда как Эон – это чистая бестелесная форма времени, прямая линия, устремленная в будущее, место бестелесных событий. Хотя идея Хроноса скорее соотносится с реляционными концепциями времени, а Эона – с субстанциональными, для нас представляет особый интерес во-первых, идея возможной цикличности времени, а во-вторых – пример успешного сосуществования двух совершенно различных концепций времени.

Как «парадокс Аристотеля», так и идея Вечности, связанной с высшим разумом, божеством, были воскрешены в средневековой Европе в рамках религиозной христианской философии, патристики и схоластики. Значительный вклад в этот процесс осмысления христианского мироощущения в контексте классической античной философии внес один из отцов церкви Аврелий Августин (354-430 гг. н.э.). Философия Августина может быть охарактеризована как христианский неоплатонизм: для него, как и для Платона, существуют два мира – идей (в Боге) и вещей (в пространстве и времени как результат вополщения идеи в материю). Центральное для неоплатонистической концепции провозглашение превосходства человеческой души над телом, ее близости Богу, проходит через все творчество Августина, в том числе и через его рассуждения о времени, содержащиеся главным образом в его основном труде «Исповедь» (главы 10 – 30 книги XI). Однако именно при обсуждении времени Августин опирается в значительной степени и на труды Аристотеля.

При помощи понятия времени Августин пытается осуществить теодицею. Бездействие Бога объясняется тем, что Бог существует в Вечности, т.е. в вечном настоящем, вне времени и становления, в то время как люди живут в мире времени, сотворенного Богом. Используя современную терминологию, можно сказать, что для существования Бога принимается статическая концепция времени, а для существования человека – динамическая. Во фрагментах «Исповеди» закладывается основа концепции времени, получившей впоследствии название реляционной, причем в обоих ее вариантах – психологической концепции времени и объективной реляционной концепции времени [11].

С одной стороны, обсуждая вопрос о «начале времен», сотворении мира, Августин утверждает существование времени и в мире вещей: время есть отношение порядка между вещами, выражающееся в их следовании друг за другом через момент настоящего. Время представлено совокупностью событий, первое из которых – сотворение мира, последнее – страшный суд. Время связано с движением, но не совпадает ни с ним, ни с движущимся. Вопрос о том, что было до начала мира, оказывается бессмысленным ввиду некорректности применения понятия “до” к понятию “начало мира”. Таким образом, существующим в мире вещей оказывается только настоящее.

С другой стороны, рассматривая парадокс Аристотеля (будущего ещё нет, прошлого уже нет, а настоящее представляет собой бесконечно краткое мгновение между прошлым и будущим, не обладающее никакой длительностью), Августин приходит к выводу, что прошлое и будущее всё же существуют, но существуют они только для души, в сознании человека, и пишет, что в собственном смысле надо было бы вести речь о трех временах: настоящее прошлого, настоящее настоящего, настоящее будущего. Этим трем модусам существования времени соответствуют три модуса сознания: ожидание (настоящее будущего), созерцание или интуиция (настоящее настоящего) и воспоминание (настоящее прошлого). Ожидание рассматривается как своего рода аналог памяти: все люди так или иначе помнят прошлое, но встречаются иногда и люди, которым удается удачно предсказывать будущие события, они как бы “помнят” будущее.

Таким образом, обе концепции, и объективная, и субъективная, являются реляционными, поскольку за меру времени принимается мера изменчивости (смены событий, следующих друг за другом, моментов в сознании человека), а не мера длительности: «Творения эти находятся в постоянной видоизменяемости, так что изменяемость эта даёт себя чувствовать в мире изменением времён, которые мы наблюдаем и исчисляем; ибо от этой видоизменяемости, которой подлежит всё сотворённое, происходят самые времена, когда вещи в своих видах и образах постоянно изменяются и разнообразятся…» [1, кн. XII, гл. 8].

Итак, Августин Блаженный отвечает на второй из исходных вопросов нашего исследования, предлагая психологическую трактовку онтологического времени, но, в то же время, не смешивая время психологическое и физическое. Ответ, данный Августином на первый вопрос, различными исследователями трактуется неоднозначно. «…Что такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но коль скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик» (там же, гл. 14). Одним исследователям в этом высказывании видится «прообраз концепции И. Канта» [11], рассматривавшего время как одну из интуиций сознания, в принципе не определимую понятийно, другим [18] – прообраз призыва М. Хайдеггера изучать время через осмысление перехода собственных представлений о времени от житейских к научным.

Научные понятия времени входят в философию вместе с первыми продвижениями физики и связаны с такими именами, как Лейбниц и Ньютон. В натуральной философии Исаака Ньютона приобретают законченную форму понятия абсолютного пространства и времени. Его концепция включает в себя абсолютное пространство (бесконечную протяженность, служащую вместилищем всей материи) и абсолютное время (равномерную бесконечную длительность). Абсолютное время Ньютона – физическое, это реальное условие существования всех вещей. В то же время Готфрид Лейбниц, разрабатывавший философское учение о монадах и предустановленной гармонии, относит пространство и время не к реальностям, а к феноменам – явлениям, вытекающим из существования других реальностей, поскольку время представляет собой порядок последовательности тел, а пространство – порядок размещения тел. Кроме того, все времена – и прошлое, и настоящее, и будущее – присутствуют в перцепции монады. Т.о. созданная Лейбницем концепция времени относится к реляционным и стационарным. Помимо данной интерпретации физического времени Лейбниц высказывает еще несколько интересных соображений относительно времени психологического. Так, он решает в духе учения о предустановленной гармонии вопрос о том, как соотносятся между собой временная организация внутреннего мира личности и временная организация внешнего мира, каким образом согласованно действуют душа и тело; в обоих этих случаях синхрония выступает как темпоральный аспект предустановленной гармонии. [18]

Помимо научной, Новое время принесло в философию времени и гносеологическую проблематику. До работ Иммануила Канта преобладала точка зрения об эмпирическом характере постижения времени. Так, Джон Локк рассматривал опыт в качестве источника познания времени точно так же, как и других идей. Длительное время была популярна соответствующая его взглядам эмпирическая теория восприятия времени, в пользу которой свидетельствовало отсутствие у человека специальных органов чувств, служащих для восприятия времени.

Иммануил Кант в «докритический» период своего творчества рассматривал категорию времени очень близко к пониманию И. Ньютона. В критический же период он разрабатывает теорию «субъективного времени»: время становится для него не самостоятельным предметом исследования, но средством человеческого познания, определяющим одновременно и его возможности, и ограничения. Переворот, совершенный Кантом в понимании познания, коснулся и этой категории. Итак, Кант рассматривал время и пространство как априорные формы чувственного созерцания, изначально присущие человеческому восприятию. Пространство – априорная форма внешнего чувства, время – априорная форма внутреннего чувства. Однако если «пространство как чистая форма всякого внешнего созерцания ограничено как априорное условие лишь внешними явлениями» [15, стр. 138], то время, поскольку оно определяет «отношение представлений в нашем внутреннем состоянии» (там же), а следовательно, косвенно и внешние явления, поскольку ничто не дано человеку вне познания. Время – общее условие возможности всех явлений, необходимое представление, лежащее в основе всех созерцаний.

Понятие «средство» характеризует время как форму априорного созерцания не случайно. Средство предполагает какую-то деятельность, и И. Кант подчеркивает, что познание, понимаемое как синтез, конструирование предмета, и есть деятельность. Эта деятельность протекает последовательно, и потому время выступает как способ такой деятельности. Поскольку время понимается как средство структурирования познания, оно выступает и как средство описания сознания. В.И. Молчанов отмечает, что «Кант рассматривает не проблему времени в контексте проблемы сознания, но проблему сознания в контексте проблемы времени» [20].

И. Кант неоднократно подчеркивает, что время имеет только эмпирическую, т.е. субъективную реальность. Оно не принадлежит к числу «вещей в себе», т.к. в противном случае не воспринималось бы чувствами. Однако, поскольку оно воспринимается, то время является свойством человеческого познания. Понятия движения и изменения также возможны только благодаря этой априорной форме познания.

Итак, при попытке ответить на вопросы относительно роли времени в познании, задаваемые нами от лица когнитивной науки, при помощи концепции И. Канта, остается лишь констатировать, что в рамках данной концепции мы вынуждены эти вопросы снять как некорректные: познание времени как специального объекта невозможно потому, что время не субстанциально, а само является формой человеческого познания, и кроме этой формы времени никакой другой формы времени не существует. С позиций естествознания представляется интересной позиция неокантианцев марбургской школы, трактовавших априорные формы познания как заданные особенностями физиологии органов чувств.

Еще одно новое понимание времени, оказавшее огромное влияние на последующее развитие категории времени в естественных науках, и прежде всего в биологии и психологии, было введено в рамках философии жизни Анри Бергсоном. А. Бергсон пришел к выводу об ограниченности геометрической модели времени, поскольку она не может адекватно отразить время протекания эволюционного процесса. В геометрической модели времени моменты времени равнозначны, внешни друг относительно друга, их можно сопоставить с ожерельем, состоящим из одинаковых бусин, в ряд нанизанных на нитку. Эта модель однородного времени адекватна задачам техники и физики, однако абсолютна непригодна для описания живого. Живое существует в другом времени, времени конкретного опыта. Если геометрическая модель времени описывает и объясняет время через пространство, как одно из измерений пространства, то опыт характеризуется длительностью. Жизнь сознания протекает в длительности, времени, представляющем собой непрерывное становление, изменение состояний: «если бы состояние души перестало изменяться, то длительность прекратила бы свое течение» [7, стр. 9]. Физическое время представляет собой результат разлагающей деятельности интеллекта, в то время как живое время познается посредством интуиции – самодостаточной формой познания жизнью самой себя. Живое время сознания, или психологическое время, характеризуется:

Во-первых, постоянным изменением, однако это изменение именно постоянно, «длительность не является сменяющими друг друга моментами» (там же, стр. 10), «мы должны представить себе всякое изменение, всякое движение абсолютно неделимым» [5, стр. 21]. Любой акт движения целостен и не может быть расчленен мысленно в силу того, что не является расчлененным в реальности. А поскольку психическое постоянно изменяется, то говорить о последовательных моментах психологического времени, или о сменяющих друг друга психических состояниях можно только в силу того, что внимание человека не в состоянии постоянно отмечать происходящие в нем изменения; когда изменения становятся столь значительны, что внимание отмечает их, мы говорим о смене психического состояния.

Во-вторых, психологическое время неоднородно, поскольку каждый последующий опыт включает в себя весь опыт предыдущий: «Мое состояние души, продвигаясь по дороге времени, постоянно набухает длительностью, которую оно подбирает: оно как бы лепит из самого себя снежный ком» [7, стр. 10]. Отметим, что сходные идеи высказывал при описании своей метафоры потока сознания философ и психолог Уильям Джеймс, один из основателей научной психологии. А. Бергсон предлагает представить память человека, содержащую весь этот опыт, в виде конуса, основание которого неподвижно покоится в прошлом, в то время как вершина, изображающая образ тела в настоящий момент, будет непрестанно двигаться вперед, представляя собой «поперечный разрез через поток вселенского становления» [6, стр. 284]. Эта метафора позволяет понять память как такую форму организации психологического времени, где прошлые моменты, представленные воспоминаниями, все до единого могут быть спроецированы в настоящее. Более того, для живого времени прошлое никуда не исчезает: «если прошлое растет беспрерывно, то оно и сохраняется бесконечно» [7, глава 1].

Итак, с одной стороны, Бергсон разделяет время живое и время физическое. Что же касается познания времени, то единственный доступный для этого с его точки зрения метод – интуиция. Но, хотя согласно данной концепции, живое время, «чистая длительность», по сути закрыто от естествоиспытателей, появлению категорий биологического и психологического времени наука ХХ века обязана именно А. Бергсону и тому влиянию, которое он оказал на мышление множества ученых.

Гораздо меньшее влияние на естествоиспытателей, хотя не менее значительное – на психологов сознания оказала концепция Эдмунда Гуссерля, родоначальника феноменологии. По-видимому, на данный момент эта концепция является последним из пониманий времени, оказавших существенное влияние на когнитивную науку. Категория времени – одно из базовых понятий феноменологии и заслуживает отдельного исследования, поэтому мы затронем только наиболее общие положения феноменологической концепции времени.

Феноменология, предложенная Э. Гуссерлем как единственно возможный вариант развития философии в качестве подлинной науки – науки о феноменах (единствах сущности и явления), кладет в основу познания метод феноменологической редукции, первая ступень которой заключается в воздержании от веры в реальность объективного мира. Отказываясь от исследования сознания через что-либо, не являющееся сознанием, Гуссерль выделяет в качестве единственно возможного источника познания рефлексию. Каждый познаваемый феномен возникает через конституирование его в акте познания, и посредством выявления этой работы сознания, прояснения процесса конституирования. Понятие времени занимает особое место в феноменологии: оно может быть рассмотрено двояко – как предмет исследования, к которому должен быть применен тот же метод феноменологической редукции, и как сознавание времени. Сознание, основным свойством которого является интенциональность, для феноменолога не существует вне времени [20]. Гуссерль подчеркивает априорность времени, в форму которого облекается любое познание; временная форма придается каждому виду существующего. Роль времени в сознании заключается в том, что любая фиксация смысла может произойти, с одной стороны, только через первичные временные различия, а с другой стороны – через приостановку потока сознания.

Э. Гуссерль не отрицает существования объективного времени, но это объективность в ином смысле. Объективное время, так же, как и объективное пространство, трансцендентны, но не в том смысле, в каком трансцендентны вещи в себе, а как феномены (т.е. оно может осознаваться как внешнее по отношению к сознанию). Объективное время рассматривается как проблема возникновения представления о временном объекте – тождественном, но постоянно изменяющемся. Возможность существования объективного времени объясняется через постулирование абсолютного субъективного времени по аналогии с Ньютоновским абсолютным временем – абсолютного темпорально-конститутивного потока сознания.

Гуссерль «ставит вопрос о строгом различии объективного и субъективного времени» [20, стр. 49], т.е. о различении длительности образа и образа длительности, временной протяженности, которая не может быть измерена при помощи часов. Наиболее общую структуру внутреннего времени он описывает как единство фаз «ретенций-теперь-протенций», где «теперь» — точка настоящего, ретенция – временная точка, удерживаемая в сознании как только что прошедшее (моментальное сознавание уже завершенной фазы), а протенция – активность, подготавливающая восприятие, первичное предвосхищение. Для понимания природы субъективного времени важно то, что для конституирования временного объекта служит не одна ретенция, а целый «ретенциальный шлейф» [20], который образует единство сознания и имеет очень сложную структуру, более всего напоминающую фугу (связь ретенций не обязательно последовательна). Описанные временные фазы отождествляются Гуссерлем с частичными интенциями, направленными на отдельные свойства воспринимаемого предмета. Таким образом, совокупность фаз конституирует полный интенциональный акт, которым может быть любой акт сознания.

Итак, по итогам рассмотрения развития категории времени в истории философии, мы можем выделить следующие основные идеи, касающиеся проблематики изучения времени в когнитивной науке. Во-первых, большинство философов рассматривают время как субъективный феномен. В споре между субстанциональными и реляционными концепциями времени в воззрениях на природу субъективного, психологического времени высказываются как та, так и другая точка зрения. То же можно констатировать и касательно статической и динамической концепций. В качестве одной из основных особенностей психологического времени выделяется переживание психологического настоящего (эта мысль прослеживается, начиная с Аристотеля, полагавшего такой момент «теперь», в течение которого в душе не происходит изменений, и вплоть до Гуссерля, раскрывающего структуру этого «теперь» как структуру интенционального акта). Яркая характеристика психологического времени – существование его в виде психологической временной перспективы, где прошлое время представлено памятью, настоящее – созерцанием, а будущее – воображением – выделяется практически всеми авторами. Выделены также другие особенности психологического времени, такие, как неравномерность и неоднородность (А. Бергсон). Поскольку «достаточно четко отделить психическое от физического для того, чтобы параллельно чистому естествознанию создать чистую психологию» [12, стр. 13] не входит ни в возможности, ни в намерения естествознания, как крайне важная воспринимается идея Г. Лейбница о своеобразной синхронизации души и тела. Наконец, представляется крайне актуальной не в полной мере нашедшая свое воплощение в когнитивной науке идея активного конституирования сознанием своих объектов во времени, развивавшаяся И. Кантом и Э. Гуссерлем.

Метафоры времени

Каковы же основные метафоры времени, эксплицитно и имплицитно фигурирующие в рассмотренных нами философских концепциях времени? (Отметим, что те же метафоры фигурируют и в теоретических построениях, экспериментальных работах и компьютерных моделях, посвященных познавательным процессам человека; согласно одному из ведущих специалистов по метафоре и ее роли в научном и философском мышлении М. Джонсону, теоретизирование по поводу всякого явления в конечном итоге можно свести к ограниченному набору не всегда альтернативных друг другу конституирующих метафор [17]; поскольку, насколько нам удалось установить, систематическое выделение таких метафор для времени пока не производилось, рискнем осуществить его самостоятельно).

(1). Геометрическая метафора. Время как число и измерение пространства.

Эта метафора, по-видимому, является наиболее популярной на протяжении всей истории как философии, так и науки. Ее сущность заключается в понимании времени посредством приписывания ему свойств, аналогичных свойствам измерений пространства, или же просто направленных прямых – векторов: прямые состоят из бесчисленного множества точек (бесконечно делимы), однородны, континуальны (в противоположность дискретности: невозможно найти две такие точки, которые являлись бы соседними, так как между двумя любыми точками находится бесконечное множество промежуточных), каждый отрезок прямой измерим числом, для любых двух точек прямой однозначно определяется их последовательность; из геометрической метафоры также следует, что время обладает двумя группами свойств – метрическими и топологическими. Впервые мы встречаемся с геометрическим временем еще в парадоксах Зенона Элейского. Более подробное развитие эта метафора получает у Аристотеля (каждый момент времени, не имеющий длительности сам по себе – точка на прямой; время – число движения), а затем у Августина. Ко времени расцвета физики, времени Ньютона и Лейбница эта метафора стала практически общепринятой как в философии, так и в науке, и сохраняла этот статус до наших дней. Канта и др., вплоть до того момента, когда эта метафора не стала почти общепринятой.

Применительно к проблематике когнитивной психологии можно выделить как те области, где геометрическая метафора оказывается продуктивной и те, где она выступает ограничением научного познания. Нам представляется несомненной польза геометрической метафоры времени во всех тех случаях, где когнитивная наука работает не с психологическим или биологическим временем, а с физическим временем протекания психических процессов, например, при построении структурных и функциональных моделей процессов переработки информации и реализации их в реальных компьютерных системах. Но в то же время, как только предпринимается попытка перенести геометрическую метафору с физического времени на изучение времени психологического, эта метафора становится существенным ограничением познания.

(2) Время как цепь моментов (событий).

Цепь моментов – еще одна пространственная метафора времени. Она также подразумевает линейную последовательность моментов времени, однако, в отличие от метафоры геометрической, они представляют собой одинаковые дискретные элементы (кванты времени). Критикуя «геометрическую модель» времени за предположение об однородности, А. Бергсон фактически смешивает континуальную геометрическую метафору времени и метафору цепи моментов (последнюю он описывает, сравнивая физическое время с ожерельем, где все бусины одинаковы и нанизаны на нитку одна за другой). Основные вопросы, формулируемые на основе данной метафоры – это вопросы о природе момента «настоящего» и его длительности.

На данной метафоре базируется статическая концепция психологического времени, известная как положение «о моментальности сознавания целого», состоящая в предположении, что для «схватывания последовательности представлений необходимо, чтобы они присутствовали как одновременные в одном акте сознания» [20, с. 60]. Представления или другие события психической жизни, не подвержены становлению, а просто «входят» в сознание, причем сознание человека может произвольно пробегать вдоль всей их цепочки до тех пор, пока два необходимых психологических «момента» не окажутся в сознании одновременно для того, чтобы можно было установить их последовательность. При построении моделей переработки информации человеком функции сознания в данной метафоре выполняет блок (техническое или биологическое устройство), отвечающий за сравнение рядоположенных в пространстве репрезентаций последовательных событий. Эффективность такой метафоры крайне низка, поскольку она предполагает существование гомункулуса, осуществляющего просмотр этих пространствнно рядоположенных образов [30]. С. Стернберг сравнивает такую модель с описанными в романе К. Воннегута «Бойня номер пять» инопланетными существами тральфамадорцами, наделенными удивительной способностью видеть каждый момент времени в отдельности.

Метафора цепи моментов, в отличие от геометрической метафоры, позволяет выделить кванты времени. Однако при выделении квантов вступает в силу известная антиномия о дискретности vs. бесконечной делимости пространства, которая переносится в данном случае и на время. Это противоречие между геометрической метафорой и метафорой цепи так или иначе влияет прежде всего на исследования восприятия движения, о чем убедительно свидетельствуют апории Зенона: познание движения требует выбора некоторой постоянной единицы измерения времени (кванта) на континууме (!).

(3) Метафора потока.

О распространенности житейской метафоры времени как потока свидетельствуют такие языковые выражения, как «река времени» и «течение времени». К уже рассмотренным нами свойствам, характерным для пространственных метафор (направленность, топологические и метрические свойства, в данном случае также континуальность), метафора потока «приписывает» времени еще три важных свойства: движение и активность; возможность течения с разной скоростью, т.е. неравномерный ход; неоднородность, поскольку поток вбирает в себя и уносит с собой частицы той поверхности, по которой проносится. Метафора времени как потока характерна исключительно для понимания субъективного, психологического времени. При рассмотрении психики или, более узко, сознания человека как потока, основной характеристикой этого потока является движение, выражающееся в непрерывной изменяемости психологического настоящего. Из рассмотренных нами философов мы встречаем эту метафору у А. Бергсона, для которого сознание человека включено во вселенский поток становления, всеобщий «жизненный порыв», а также у Э. Гуссерля. Метафоры «конуса памяти» и душевной жизни как катящегося снежного кома, приводимые А. Бергсоном, призваны подчеркнуть неоднородность потока сознания: ни один момент опыта не может быть тождественен другому моменту уже в силу того, что один из них обязательно следует после другого, после включения этого другого в прошлое человека. Метафора потока сознания получила также большое распространение в первой школе научной психологии – психологии сознания, после того, как ее ввел в психологический обиход Уильям Джеймс, также подчеркивавший принципиальную невозможность двух тождественных моментов времени жизни личности, поскольку каждый момент включает в себя весь ее прошлый опыт [13]. Идею о том, что сущность психики состоит в непрерывном изменении. Например, Т. Рибо следующим образом развивает эту идею в своей теории внимания как моноидеизма: постоянно изменяющийся поток ассоциаций является нормальным, естественным проявлением психического, в то время как задержка течения представлений, имеющая место в случае внимания, есть явление искусственное и нехарактерное для обычной психической жизни (здесь подчеркивается также неравномерность течения субъективного времени; [22]). Фактически, хотя метафора потока и является метафорой пространственной, она хорошо выражает следующую мысль Ричарда Рорти: «психологическое — это непространственное, но временное» (цит. по [18], тема 1).

С метафорой потока связаны также определенные меры психологического времени. В качестве таких мер, по аналогии с движением в физике, используются действие, движение (напр., [23]) и энергия.

(4) Время как цикл.

Областью-источником для данной метафоры, восходящей к античному пониманию циклического времени, служит любой естественный цикл, чаще всего – астрономический. Основные заключенные в ней свойства времени – регулярная изменчивость и естественное обоснование кванта времени через структуру этой регулярной изменчивости. Время получает как бы два уровня: макроуровень, где оно организовано по принципу цепи, состоящей из повторяющихся циклов изменчивости, и микроуровень цикла, имеющий собственную структуру. Наибольший интерес данная метафора представляет, с одной стороны, для исследователей биологического времени, а с другой стороны для сторонников квантовой концепции психологического настоящего. В связи с ней понятия перцептивного цикла (У. Найссер), повторно-входящих проводящих путей (В. ДиЛолло) и кольцевой модели регуляции построения движения (Н.А. Бернштейн) могут быть переосмыслены в качестве потенциальных референтов психологического настоящего и выступить циклическими квантами психологического времени.

Итак, мы рассмотрели четыре основные метафоры времени, влияющие на исследования времени. Все они частично дополняют друг друга, две из них являются взаимоисключающими. Попробуем теперь взглянуть на поле исследований времени в когнитивной науки сквозь призму этих метафор и положений, выделенных в предыдущем параграфе.

Биологическое время в когнитивной науке

Понятие биологического времени («собственного времени организма» — [19], с.15) было введено в 1930-31 гг. В.И. Вернадским под влиянием идей А. Бергсона о «живом времени». В течение ХХ века количество работ по биологическому времени все возрастало; резкий рост публикаций по данной проблематике А.П. Левич отмечает в 1970-х гг. [28]. Основной проблематикой для исследователей биологического времени стали ритмы организма как единица биологического времени (см. циклическую метафору времени), экзогенная или эндогенная природа этих ритмов, а также неоднородность биологического времени и изменение ритмики физиологических процессов в течение жизни организма [19]. Однако исследовательская работа сопровождалась дискуссией об онтологическом статусе биологического времени: является ли биологическое время специфической нефизической формой времени или только естественнонаучной категорией времени, отличной от физической категории времени? Проблема правомерности выделения биологического времени возникла в связи с тем, что все биологические объекты одновременно являются объектами физическими. Так, Р.А. Аронов и В.В. Терентьев задаются вопросом: «Отличается ли длительность геологических, географических, химических, биологических и социальных процессов от длительности тех физических процессов, посредством которых они осуществляются?» [3, с. 72] и отвечают на него отрицательно, а вопрос о существовании нефизических форм пространства и времени считают следствием смешения онтологического и гносеологического аспектов проблемы, «отождествлении пространства и времени как форм существования движущейся материи с ней самой» (там же, с. 75).

Для когнитивной науки помимо указанной методологической опасности онтологизации категорий при подходе к биологическому времени существует еще и вторая опасность смешения биологического (или физического) и психологического времени вследствие недостаточной рефлексии психофизической проблемы. Основные проблемы биологического времени, решаемые в нейронауке и психофизиологии – это поиск физиологических коррелятов познавательной активности, установление связи между биологическими ритмами и динамикой познавательных процессов, а также поиск нейронных часов как физиологической основы восприятия времени и действия во времени [10, 26]. Известно, что у человека нет специальных рецепторов для восприятия времени. В таком случае восприятие времени может осуществляться только двумя способами: через другие органы чувств (т.е. время может быть дано в опыте, позиция эмпиризма) или же через специальные «часы», врожденные и встроенные в нервную систему. В том случае, если эти часы являются экзогенными, т.е. подстраиваются под внешние, космические ритмы, то можно говорить об особом присущем живым существам чувстве (опыте) времени, тогда как предположение о существовании эндогенных нейронных часов – это, фактически, предположение о существовании врожденной единой для всех людей (или даже всех животных с одним типом нервной системы) формы познания времени, что созвучно идеям неокантианцев (априорная данность времени).

Время протекания психических процессов

Еще раз подчеркнем особый статус этого аспекта изучения времени в когнитивной науке, поскольку именно он становится причиной большинства методологических затруднений. С одной стороны, время протекания психических процессов есть время физическое. На необходимость различения времени существования образа и осознания времени, т.е. физического времени протекания познавательных процессов и собственно субъективного времени, убедительно указывал Э. Гуссерль. Однако при исследовании актуалгенеза восприятия оказывается, что время воспринимаемое зависит от времени переработки информации на различных этапах системы переработки (или же в различных мозговых структурах). Вне зависимости от того, какое решение психофизической проблемы принимается, при рассмотрении взаимосвязи времени протекания нервных и психических процессов и временных характеристик образов, когнитивное исследование исходит из предположения о том, что ощущение или другое психическое явление начинается в той точке физического времени, где переработка информации доходит до некоторого этапа или некоторой структуры мозга. Постулирование такой синхронности физического и психического восходит еще к Г. Лейбницу и его принципу предустановленной гармонии. Однако возможны варианты такой предустановленной гармонии.

Если представить ось психологического времени (в рамках геометрической метафоры) как сдвинутую относительно оси физического времени с некоторой небольшой фазой, равной длительности процессов переработки информации, необходимой для возникновения ощущения, то эта величина может оказаться значительной для того, чтобы человек уже не имел возможности адекватно, с должной скоростью реагировать на происходящие вокруг него события. Однако этого не происходит. Следовательно, основание для «предустановленной гармонии», синхронизации души и тела должно быть несколько иным, и ощущение должно возникать в сознании в тот же момент, когда появляется вызывающий его стимул. Благодаря такому ходу рассуждений возникла гипотеза «субъективной отсылки в прошлое» [29], согласно которой последовательность событий при восприятии какого-либо стимула выглядит следующим образом: поступление сигнала на вход системы переработки информации, переработка этого сигнала в течение примерно 500 мсек, после чего на субъективной оси времени данный сигнал должен быть компенсаторно сдвинут на 500 мсек назад для того, чтобы сохранить контакт с реальностью. При этом продвижение «вперед» совершается по оси физического времени, времени протекания психических процессов, а «отсылка в прошлое» совершается уже по оси психологического времени. Каким бы фантастическим не казалось это представление, оно ярко демонстрирует роль представления о синхронизации физиологии и психики в когнитивной науке.

Психологическое время

Психологическое время может быть определено как время, переживаемое человеком [10]. В рамках данной работы нас не будут интересовать социальный и личностный аспект психологического времени, а исключительно аспект когнитивный.

В психологическом времени представляется целесообразным различать, во-первых, психологическую временную перспективу, включающую в себя психологическое настоящее, прошлое и будущее, и восприятие времени как процесс формирования психологического настоящего. Для психологической временной перспективы характерна потенциальная независимость от времени физического, обеспечиваемая, помимо восприятия, такими познавательными процессами, как память, мышление и воображение (так, в психологическом прошлом могут возникать и «реально существовать» никогда не происходившие события, а в психологическом будущем – события, которые так и не наступят), и если она может интересовать исследователя сама по себе, безотносительно к физическому времени (ср. абсолютное субъективное время Э. Гуссерля), то при изучении явлений восприятия времени (формирования психологического настоящего) ученого более всего интересуют закономерности трансформации метрики и топологии физического времени в метрику и топологию времени психологического. Три «сквозных» психических процесса – память, внимание и воображение, образующие ось психологического времени [8] обеспечивают единство психологической временной перспективы (в идее «сквозных», или универсальных познавательных процессов, высказананой Л.М. Веккером, мы узнаем «сквозную» идею, проходящей от античных и средневековых представлений о психологическом времени, сформулированных в трудах Аристотеля и Августина, до современности). Различные программы исследования психологической временной перспективы, такие, как исследования памяти, в том числе автобиографической, и воображения, представления человека о собственном будущем, могут имплицитно опираться как на статическую концепцию времени, так и на динамическую (например, при исследовании ошибок памяти по программе с имплицитной статической концепцией времени ученый будет рассматривать ошибки памяти как результат дефекта памяти, потери информации о прошлом, а при использовании программы с имплицитной динамической концепцией – как результат реконструкции прошлого, отличный от предыдущих при каждой новой реконструкции).

Психологическое настоящее является ключевым понятием для психологии времени: «факт существования психологического настоящего является для психолога ключевым в раскрытии механизмов переживания времени» [10, с. 207]. Психологи, и в особенности когнитивные психологи не склонны придерживатся точки зрения о бесконечной делимости психологического времени. Продолжая, как правило, рассматривать физическое время как континуум, а момент физического настоящего (вслед за Аристотелем) – как точку, одновременно связующую прошлое и будущее и разграничивающую их, они расширяют момент психологического настоящего и наделяют его количественно определенной длительностью. Понятие кванта психологического времени как минимальной длительности прочно удерживается и в когнитивной психологии, и при попытках моделирования восприятия времени и перцептивного внимания, и оценивается как высоко эвристичное. Истоки данного подхода, очевидно, следует искать, во-первых, в концепциях дискретного времени, а во-вторых, в трудах Августина, Бергсона и Гуссерля. Уже в «Физике» Аристотеля мы встречаем упоминание о том, что возможно ощущать ««теперь» как единое» [2, с. 148]. А. Бергсон наделяет это «теперь» свойством чистой длительности, Э. Гуссерль рассматривает структуру психического настоящего как интенционального акта, но ни один из философов не смешивает при этом субъективное и объективное время, тогда как одной из первых задач для экспериментальных психологов становится измерение дискретного «кванта» психологического времени в мерах физического континуума времени. Если точку «настоящего настоящего» Августина можно сравнить с точкой касания окружности с прямой (или колеса, едущего по дороге, с дорогой), то для длительного психологического настоящего эту метафору придется модифицировать таким образом, чтобы точка касания сменилась отрезком определенной длительности. Сознание получает «шаг», с которым оно идет по времени. Соответственно, если у двух разных существ этот «шаг» различается по размеру, то одно из них оказывается впереди или позади другого в физическом времени (отсюда для точки зрения «квантов» возможна только статическая концепция времени – симметричная, когда признаются имеющими онтологический статус события как прошлого, так и будущего, или асимметричная). Примером воплощения этой идеи «временных» Ахилла и черепахи может служить рассказ С. Лема «137 секунд», где сеть Интернет, выступающая в роли Ахилла, обнаруживает способность предсказывать будущее на 137 секунд вперед.

Е.И. Головаха и А.А. Кроник [10] рассматривают два понимания психологического настоящего, обладающего длительностью:

1) Квантовая концепция: психологическое настоящее понимается как временной отрезок определенной длительности, соответствующей той длительности, в течение которой у человека удерживается целостное восприятие какого-либо стимула или же «пустой» временной отрезок, который человек все еще оценивает как «теперь». Кванты задают восприятие последовательности событий (как последовательные воспринимаются только события, «пришедшиеся» на два последовательных временных кванта) и длительности (минимальная воспринимаемая длительность).

2) Событийная концепция: длительность психологического настоящего определяется длительностью воспринимаемого в данный момент события. Воспринимаемая длительность определяется количеством событий (внешних или внутренних), произошедших в течение какого-то интервала физического времени.

Каждый из этих подходов обладает преимуществами по отношению к одному классу задач и слабыми сторонами по отношению к другим. Для исследований микроструктуры перцептивной и мыслительной деятельности оказывается предпочтительнее квантовый подход, в то время как для исследований памяти часто используется событийный.

С точки зрения выделения возможных источников смешения физического и психологического времени нас в большей степени интересует квантовый подход. Можно выделить два основных его варианта: статические кванты и движущийся квант. Статические кванты понимаются как жестко заданные на нейронном уровне (биологическое время!) длительности, в течение которых может происходить какой-либо процесс, например, переключение внимания [30]. Таким образом, восприятие времени сводится к переработке сигналов о собственной физиологической организации. Другой вариант состоит в предположении кванта времени, непрерывно скользящего вдоль временной оси (такой квант У. Джеймс называет «окном»). Этот квант не обладает абсолютной мерой физического времени, известно лишь, что он находится внутри некоторого отрезка времени. Сравнительные преимущества этих двух вариантов, представляющих собой воплощение метафоры цепи моментов и попытку примирить геометрическую метафору с метафорой цепи на базе метафоры потока мы можем проследить, если обратимся к двум основным областям психологии восприятия времени – исследованиям восприятия последовательности и длительности.

Само разведение изучения метрического и топологического аспектов восприятия времени по двум разным направлениям исследования заставляет насторожиться. Однако оно будет выглядеть вполне естественным, если, приняв геометрическую метафору времени, рассматривать психологическое время как результат некоторого преобразования времени физического. В дополнение к оси физического времени мы можем рассмотреть аналогичную ось психологического времени, полученную из первой преобразованием метрических (монотонное преобразование) или топологических свойств по определенной закономерности. Восприятие длительности и последовательности выступят в таком случае как первое и второе преобразование оси физического времени соответственно. В обоих случаях, строго говоря, мы сможем говорить только о реляционной концепции психологического времени в силу его зависимости от времени физического.

При исследовании восприятия последовательности событий с нашей точки зрения наибольший интерес представляют явления так называемых временных смещений – искажений последовательности событий в восприятии. Согласно распространенной точке зрения, они возможны благодаря тому обстоятельству, что «одновременность ощущений устанавливается на основе неопределенности их наблюдаемого порядка» [14, с. 125-126]. Для моделей статического и динамического квантов не будет различий касательно этих явлений: как одновременные воспринимаются события, относящиеся к одному моменту «психологического настоящего». Благодаря неопределенности они могут быть восприняты в любом порядке. В качестве критического в данной области выступает явление интранзитивности порядка воспринимаемых событий. Для их объяснения ни одна из моделей также не получит преимуществ, поскольку, вследствие заложенного в обе модели предположения о монотонном преобразовании континуума физического времени в цепь моментов психологического, они будут не в состоянии объяснить интранзитивность порядка восприятия на временных интервалах, превышающих оценки длительности кванта [30]. Более того, к области критических фактов следует отнести временные смещения, возникающие вследствие активности человека, в частности, перенаправления его внимания. Разрешить эту проблему, как нам кажется, возможно на базе представления об активном построении психологического времени в процессе человеческого познания. Представление о возможности конституирования времени встречается у И. Канта, подробное описание временной структуры психологического настоящего как зависящей от активности человека (ретенция-теперь-протенция) создано Э. Гуссерлем, однако от этих представлений еще очень далеко до реальных естественнонаучных моделей. К тому же идеалистическое понимание человеческой активности мало что дает ученым-естественникам для ее материалистического понимания.

При изучении восприятия длительности ученых интересуют прежде всего такие вопросы, как минимальная воспринимаемая длительность (фактически, длительность «кванта» времени) и неоднородность хода психологического времени в зависимости от состояний и активности человека (данная группа явлений гораздо лучше объясняется при помощи модели «движущегося кванта», поскольку скорость его движения может изменяться).

Таким образом, основная проблема изучения психологического времени в современной когнитивной психологии заключается на наш взгляд прежде всего в том, что, во-первых, происходит смешение физического и психологического аспектов времени в моделях психологического времени, и, во-вторых, понимание психологического времени остается механистическим, копируется с геометрической метафоры физического времени, в то время как активность человека при восприятии времени и построении психологической перспективы в лучшем случае констатируется как явление без попыток его объяснить, в худшем – игнорируется. Этим же, по-видимому, объясняется и безуспешность компьютерного моделирования восприятия времени человеком, поскольку творчество и психическая активность относятся к сфере явлений принципиально не моделируемых.

Заключение

Итак, мы рассмотрели философские концепции времени, скорее частично, чем целиком усвоенные современной когнитивной наукой, а также метафоры времени, задающие способ мышления как ученых, так и философов. В заключение хотелось бы поделиться некоторым опытом работы в том самом ментальном поле когнитивной науки, вступившей на путь изучения времени, которое только что было расчерчено на отдельные области концепций и метафор. Как показывает выполненный обзор, число концепций и метафор времени, реально используемых в работах по когнитивной психологии, нейронауке и искусственному интеллекту, невелико, но качество применения этого сравнительно небольшого круга понятий оставляет желать лучшего. Создается такое впечатление, что из работ философов прошлого мы постигаем только те идеи касательно времени, что могут быть с большей или меньшей натяжкой перенесены в психологию и биологию из физики. Двойной авторитет физики – с одной стороны, как науки, непосредственно занимающейся феноменом времени, а с другой стороны – как вечного и недосягаемого образца для подражания естественнонаучного крыла психологов приводит, зачастую, к попыткам пересадить на почву психологического и биологического времени такие идеи, как идея абсолютного времени, или же просто к неразличению психологического и физического аспектов времени. В сложившейся ситуации остается только позавидовать гносеологическому оптимизму специалистов по искусственному интеллекту, чьи системы, вопреки всем прогнозам, продолжают переступать все очерченные методологические границы. Однако компьютерная модель восприятия человеком времени, равно как модель внимания и творчества до сих пор так и не создана…

Литература