Раздел «Тема 11. Автоматизмы, моторные и мыслительные»
Модель произвольной адаптивности МВАПДоступ для всех
Темактика: Лекторий для «Модель произвольной адаптивности МВАП»
Лекторий школы «Модель произвольной адаптивности МВАП»
Тема 11. Автоматизмы, моторные и мыслительные
На этом занятии будет показано, как в механизм условного рефлекса, под влиянием ориентировочного, вставляется компонента произвольности выбора реакции и оценки смысла.
Виды автоматизмов
В отличие от условных рефлексов, образующихся по условиям, сформулированным в теме 7, мы будем называть автоматизмами такие реакции, которые способны учитывать цель и результат реагирования в изменении состояния организма и другие производные от результата последствия, который оценивается произвольно при осмыслении смысла произошедшего.
Если убрать “лишние” условные абстракции, которые мы привнесли для удобства и определенности понимания (“цель”, “произвольность оценки” и т.п.), то автоматизмы – это такие реакции, которые используют как образы восприятия (в том числе образы на абстрактном уровне условных символов, вербальные и невербальные) на стороне теменной коры и уже имеющиеся реакции (моторная кора) так же как у рефлексов, но, кроме этого есть промежуточный этап: выбор подходящей реакции, а не просто связывание с уже активной просто потому, что активная реакция, рвущаяся к выполнению в данных условиях, прерывается ориентировочным рефлексом для определения более подходящей для новой компоненты условий.
Далее будем исходить из уже рассмотренных механизмов организации:
· “Постепенно целеуказание учителя заменяется собственной произвольностью выбора цели, начиная с периода инициативы после периода доверчивого обучения. Об этом, о процессе и последствиях этого много говорилось в статьях на сайте. Т.е. постепенно возникает и развивается собственная возможность выбора целей, что и является основой субъективной произвольности.
· Это означает, что с какого-то периода развития лобных долей формируются механизмы самообучения (целевой инициативы) по совершенно новому (в сравнении с механизмом условных рефлексов) на основе того, чтобы сформировано под воздействием учителя в период доверчивого обучения.”;
· “Необходимость что-то совершать это – неосознаваемая цель” – основа осознания (или рефлекторного) отражения причин-следствий действий учителя или собственного исследования - самоучителя;
· “Произвольностью будем называть не сумасбродные или случайные порывы действий, а четко: то, что для новых условий, важных для получения цели привычного реагирования, формирует новую реакцию, учитывающую эти условия и обеспечивает запуск именно ее, когда появляются учтенные признаки в контексте привычного реагирования.”;
· На стороне лобной коры доступны как образы восприятия, начиная со вторичных зон, так и образы потребностей в восстановлении жизненных параметров системы значимости потому, что они входят в контуры самоподдержания (замыкающиеся гиппокампом) и такая активность является сигнальной, имеющей определенную значимость для организма.
Исходя из этого, автоматизмы можно условно подразделить на два основных вида, которые оба формируются одними и теми же механизмами прерывания действия для произвольности выбора продолжения реагирования:
управление моторными реакциями (мышцы и органы гомеостаза;
управление активностями структур мозга (активация или блокирования цепочек и отдельных звеньев реагирования, активация и торможение зон образов восприятия, расширяющими или сужающими границы внимания, - то, что является результатом действия произвольности.
Первый вид будем называть моторными, а второй – мыслительными автоматизмами.
Эти два вида могут инициироваться в зависимости от образов восприятия или же в зависимости от образов (указателей) эпизодической памяти, что дает еще два подвида автоматизмов.
Свойства и особенности автоматизмов
При сопоставлении рефлексов и автоматизмов важно не забывать, что условные рефлексы формировались без “учителя”, определяющего цель реагирования, без способности корректироваться по результату обучения. И еще важное свойство: условные рефлексы не способны прерваться каким-то внутренним оперативным запретом типа: “нет, не делать это”, когда выполнение уже началось.
Условный рефлекс связывает условный раздражитель, появившейся до сопровождаемой его уже имеющейся реакции и выступает в роли новой причины уже определенного следствия.
Автоматизм позволяет выбирать, какая из уже имеющихся реакций будет следовать за данной новой причиной, т.е. реализует произвольность выбора. Но после формирования, в условиях его запуска уже не использует произвольность, а срабатывает как рефлекс – быстро и тупо. Но с возможностью прерывания ориентировочным рефлексом.
Условием формирования автоматизма является ориентировочная реакция со связью с нейронами текущей, уже выбранной модели понимания в префронтальной лобной коре. Как уже говорилось, такая реакция выделяет наиболее актуальное в восприятии-значимости-действия в области теменной коры – как наиболее значимую новизну среди всех других активностей на конкурентной основе, но не только в области теменной, а и ассоциативной префронтальной лобной, т.е. ориентировочный рефлекс затрагивает и контексты выполняющихся автоматизмов (об этом – в теме 13). Фактические исследования сопутствующих механизмов такой организации, как это обычно практикуется, просто констатируют участие тех или иных групп нейронов в явлении, например, так просто декларируется, что “Холинергическая система обусловливает возникновение ориентировочного рефлекса, включение непроизвольного внимания, а также обработку информации во время парадоксального сна”, т.е. обработку состояния допроизвольного уровня сознания во время сновидений.
Для долговременной фиксации автоматизма не требуется нескольких повторений сочетаний причин и следствий, а фиксация происходит за время самоподдержания образа, замкнутого в кольцо переключателями гиппокампа, который, будучи подключенным к лобным долям, активирует работу мыслительных автоматизмов выбора решения и, кроме того, формирует звено цепи эпизодической памяти, связанное с выбранной цепочкой реагирования, что и фиксируется долговременно за время самоподдержвания активности (уже отключенной от лобных долей). Это – важнейшие процессы при осмыслении в фокусе внимания, которые будут детально и последовательно разбираться на этом и двух последующих занятиях.
В области механизмов произвольности “(мыслительных”, в отличие от “моторных” автоматизмов) происходит выбор и подстановка варианта реагирования (или просто запуск привычного), что укрепляет связи непосредственно от образа эпизодической памяти к последовавшим реакциям (не обязательно моторным, но и мыслительным, т.е. везде, где отрабатывает фокус внимания к новому).
Коротко говоря, если моторные реакции воздействуют на мышцы, органы регуляции гомеостаза и т.п. терминалы тела, то мыслительные воздействуют на состояние самого мозга, управляя его состоянием централизовано, из префронтальной лобной коры, что субъективно создает иллюзию “гомункулуса”. Мыслительные автоматизмы и обеспечивают произвольность.
После оценки результата, опять попавшего в фокус осознанного внимания после выполнения выбранного действия, эпизодическая память дополняется таким осознанием, в том числе осознанной произвольной оценкой результата.
В лобной коре, как и в теменной, есть свои цепи удержания значимого образа, которые так же обеспечивают долговременную фиксацию связей.
В конце концов новизна процесса ослабевает с оценкой удачности решения, а непосредственные связи образуют автоматизм реагирования в данной ситуации, - уже минуя механизмы произвольности (запускаемые ориентировочным рефлексом с прерыванием реагирования) и автоматизма срабатывает так же быстро как рефлекс, без задержек на осмысление. Гиппокамп утрачивает свою актуальность, сохраняя лишь звенья последовательности эпизодической памяти, способные вернуть образное восприятие и связать с ним набор возможных целевых реакций (автоматизмов) уже в контексте понимания лобной коры, т.е. реакции (автоматизмы) остаются в области коры.
Это расходится с существующими сегодня гипотезами о том, что гиппокамп осуществляет перенос кратковременной памяти (в виде чего?) в какое-то долговременное хранилище в коре. Хотя гиппокамп и может обрывать связь с нейронами модели в префронтальной коре (при появлении более актуального и переориентации на него), но связи этих нейронов с переключателями гиппокампа так же становятся долговременными, как и связи зацикленного образа с теми раздражителями новых признаков восприятия, которые дополняют активацию образа, выигравшего конкуренцию актуальности среди других.
Разберем эту ситуацию подробнее.
Образ, который замыкался с префронтальной корой, образует звено цепи эпизодической памяти (последовательности обращения осознанного внимания), о которой говорилось на прошлом занятии, и это звено и является связывающим с нейронами модели понимания, позволяя активировать эти модели и, наоборот, активировать образ обратно направленными связями (не от самих моделей, а от мыслительных автоматизмов в их контексте, которые будут рассмотрены чуть позже), что позволяет произвольно вспоминать ранее воспринимаемое (вспоминать – значит не просто активировать вспоминаемый образ, а подключать его к активному контексту модели понимания для осознания).
В этом смысле, конечно, “долговременная память” оказывается дополненной структурами вне гиппокампа, но гиппокамп остается в силах опять сделать образ самоподдерживающимся при произвольном вспоминании, такая память не утрачивается.
В природной реализации такого алгоритма участвуют дополнительные нейроны с функцией “указателя” (программисты С++ сразу поймут :) на абстрактный (субъективный образ на стороне префронтальной коры), который был активен при осознании. Такие нейроны обнаружены около гиппокампа (конечно же) и при активации они воскрешают образ восприятия, который оказывается связанным с лобными долями в виде субъективного переживания эпизода прошлого осознания. А такой образ является конечным элементом иерархии контекстов значимости (о чем уже говорилось), так что воспоминание воскрешает этот частный контекст (в случае образного мышления).
Тут же заметим, что этим обеспечивается возможность повторных переживаний уже случившегося, что позволяет произвольно менять оценку и формировать новые решения. Этот метод регрессии субъективных переживаний используется эмпирическими психологами для переформатирования травмирующих переживаний и выхода из зависимых состояний.
Такой способ адаптивности к новому иллюстрируется типичным явлением запоминания важных событий за один раз на всю жизнь, что наблюдается у всех достаточно сложных видов животных (стоит быть осторожным, обижая даже кошку: она это запомнит на всю жизнь, сразу изменит свое отношение и перестанет доверять).
Это происходит в отношении какого-то объекта осознанного внимания (ориентировочный рефлекс), модель которого активируется в момент такого внимания и если этот объект проявляет новое важное свойство, то его модель дополняется им (при условии, что это свойство уже известно, т.е. имеет свою модель причин-следствий).
Предположим, близкий человек вдруг сделал вам что -то очень болезненное, чего вы от него никак не ожидали (мощная ориентировочная реакция, выделяющая эти причины и следствия). Вы этот эпизод запомните сразу и на всю жизнь. Кроме того, активность модели понимания близкого дополнится вот такой возможностью причинять боль, что свяжется с кадром эпизодической памяти, локализованной у гиппокампа. Для вас - не новость такие болезненные действия, новость только то, что боль причинил ваш близкий. Вы уже знаете, что делать в такой ситуации и новых автоматизмов вырабатывать не требуется.
После это случая возможны два варианта: когда вы вспоминаете тот момент, то гиппокампом активирует для самоподдержания кадр эпизодической памяти, который является указателем на модель понимания близкого (вызывает ее активацию). Другой вариант уже без вспоминания того эпизода: вы встречаетесь опять с близким примерно в той же ситуации, но теперь тот контекст включает (уже без активации гиппокампом эпизода) модель возможности причинить боль, наряду с моделями других свойств близкого, и вы все это оперативно можете учитывать, выбирая способ ответного реагирования.
Подключение образа восприятия к модели понимания означает какую-то обработку этого образа в контексте, в котором есть несколько возможных вариантов реагирования (в том числе мыслительных), но пока эти реакции не запущены, даже если здесь есть уже сформированный привычный автоматизм. Т.е. не будь этот образ наиболее актуальным по значимости новизны, то просто моментально сработал бы привычный автоматизм вместе с его сопровождением координацией от мозжечка. Но, будучи подключенным к контексту понимания в префронтальной лобной коре из-за какой-то новизны, привычная реакция сразу не активируется, а ожидает или подтверждения или отмены. Такое прерывание – важнейший, ключевой момент, на основе которого все было организовано в префронтальной коре чтобы не только связывать новые стимулы с уже заготовленной и выполняющейся реакцией, а иметь возможность оценить, чем такая реакция при таком стимуле может закончиться. Потому как в третичной лобной коре уже есть заготовки целей имеющихся реакций с оценкой их результата, то при подключении к ним нового стимула в имеющемся контексте возникает возможность предположительно предсказать, чем это может закончиться: возникает мгновенное понимание того, чем сулит этот новый стимул в ранее привычной ситуации. И тут могут быть разные ситуации.
В простейшем случае может быть быстрый ответ: продолжать ли автоматическое действие или проявить осторожность.
Если же действие подразумевает сложную программу реагирования из многих звеньев, то такой быстрый прогноз оказывается затруднительным.
Но уже есть связи к звеньям эпизодической памяти и можно подключить следующее звено, чтобы подсмотреть, а чем оно закончится или даже быстро пройти все звенья до конца, на что, конечно, требуется больше времени. Но звенья просматриваются без выполнения реагирования по ним, просто подвозбудившись для вспоминания их при заблокированных выходах на реагирования. Блокировка таких звеньев – древнее приобретение для поддержки режима сна, когда блокируются внешние пусковые стимулы и моторные реакции.
Во время ориентировочного рефлекса реагирование от образа с актуальной новизной не только прерывается, но и к его цепочке действия прикладывается тормозное влияние в точности как это было во сне, но только в отношении одной такой цепи. Т.е. торможение для обеспечения сна становится еще и произвольно управляемым. Это позволяет делать прогнозы или произвольно проходить цепочку по отдельным ее звеньям, контролируя результат их выполнения и корректируя в случае ошибки. Все эти действия совершают мыслительные автоматизмы от самых простых, до более сложных цепей управления.
При торможении боковых влияний цепь активируется без задержек и прогноз последнего звена сложной цепи происходит почти мгновенно. Это явление наблюдал еще И.Павлов и способ получения картины возможного будущего назвали “опережающим (события) возбуждением”.
Этот вид прогнозирования оказывается возможным из-за фиксации точки касания ориентировочным рефлексом наиболее актуального звена реагирования в виде образа восприятия-значимости-действия с образованием доступа к последующей его активации со стороны префронтальной лобной коры в виде звена цепи эпизодической памяти (неизбежно образующимся при каждом акте фокусировки осознанного внимания).
Понятно, что область мозга с такими самоподдерэивающимися активностями довольно быстро начинает заполняться, что затрудняет уточнение внимания, но в какой-то мере соседние активности взаимно тормозят и разряжают переактивированную зону. Окончательно же зоны избавляются от активностей общим торможением вол время сна.
Чем более многозначная реакция следует от данного образа и чем более не определен в прогнозах новый стимул в привычном окружении реагирования, тем дольше будет процесс выбора: продолжать или нет прерванный автоматизм. Если решения не находится за время осмысления, то реакция может быть запущена с риском последствий или не запущена, если она недостаточно необходима. Но это – уже сложный процесс обработки ситуации, для которого нужны какие-то пока не определенные нами механизмы, а сейчас важно разобраться с базовой организацией принципа реагирования с участием нейронов модели понимания.
Схемотехнически очевидно, что для управления запуском отдельных кадров эпизодической памяти так и всей цепочки с блокировкой выполнения идущих от этих образов действий, должны быть организованы соответствующие нейроны запусков таких реакций в лобной третичной коре, срабатывающие в ответ на необходимость подсмотреть ассоциированную с образом (в третичной теменной коре) значимость, если оказывается не достаточно произвольной значимости нейронов цели действий (слишком широк контекст понимания), Такие нейроны обеспечивают обратный доступ к образу в третичной теменной коре, одновременно организовывая торможение (блокировку) выполнения действий от этого образа с целью получить его конечный результат значимости.
Эти нейроны формируются при каждом акте подражания или наблюдения, связывая цель реагирования с образом восприятия условий такого реагирования еще даже до начала созревания механизмов поддержки автоматизмов.
Любые словесные или невербальные раздражители, символизирующие какое-то действие, связываются с теми образами в третичной теменной коре, которые соответствуют этим условным символам, способными самостоятельно активировать образ звена эпизодической памяти.
Механизмы произвольности – компоненты автоматизмов
Над связью условных символов в рамках подражания, обучения или наблюдения с образами соответствующего профиля восприятия, ломали голову все физиологи. И.Павлов создал теорию сигнальных систем, П.Анохин теорию функциональных систем с учетом воздействия раздражителя при рассогласовании привычного и нового.
Но в реальной организации, кроме механизмов, хорошо поддающихся универсальному алгоритму описания, есть то, что оказывается над этим – организация произвольности. Мы пытаемся ее описывать с прошлого занятия и в ней оказывается так много взаимосвязанных компонентов, что сразу не получается облечь всю логику их взаимодействия в некую систему. Особенно трудно положиться на какие-то данные исследования в этом из-за невероятной вариабельности способов реализации и, как следствие, недостаточность целевых, конкретно ориентированных исследований отдельных механизмов. Но есть общая логика такого взаимодействия во множестве ее проявлений, в том числе и возможности самонаблюдения свойств субъективного. Так что нужно в этом месте построить интерполяцию принципиальных механизмов организации на основе этих ключевых опорных точек.
Если бы у меня была задача создать программный вариант организации автоматизмов, то замыкание самоподдерживающей активности, подключение к контексту понимания в лобной коре, образования связей обратной активации образов от лобной коры, я бы написал в виде универсальной функции, к которой обращается ориентировочный рефлекс при каждом выявлении им наиболее актуального из образов. Потому, что эти процессы унифицированы в достаточно самостоятельную логику.
А в случае задачи схемотехнической реализации это был бы тоже общий универсальный канал организации такого взаимодействия, который бы подключался “гиппокампом” как к образу, так и к контексту понимания в лобной коре на время выработки произвольной оценки и подходящей реакции.
Тот же канал уже после формирования автоматизма уже не требовал бы подключения к системе выбора подходящего поведения, а просто бы связывал условия с выбранной реакцией.
И нечто подобное уже было создано в виде искусственного гиппокампа, взяв на себя функцию такого универсального канала (это оказалось столь же алгоритмично, как задача при создании искусственного мозжечка, о чем говорилось на прошлом занятии).
Такой канал можно назвать каналом осознанного внимания к наиболее актуальному. Осознанного в смысле, что в случае новизны привычная реакция ждет подтверждения от системы выбора поведения или подстановки другой имеющейся реакции, а такая система уже не является универсально алгоритмичной, при том, что она очень не простая по организации и развитию многих ее уровней все большей эффективности индивидуальной адаптации.
Единственность этого канала и вынужденная конкурентность за него возникла потому, что система выбора подходящего поведения возникла в виде общего универсального модуля для выбора лучшего варианта в любых новых ситуациях и поэтому она должна подключаться к тому из образов, который выделяется как наиболее актуальный в значимой новизне.
В природной реализации такой канал реализован не в виде одного универсального модуля, подключаемого к нужным цепям, это бы сделало его слишком уязвимым в случае повреждения. Тут очень много параллельных связей к лобным долям от них обратно, что, кроме обычной для мозга надежности, дает немало дополнительных эффектов и возможностей, отбраковываемых методом смерти особей.
Принципиальная функциональность такого канала не вызывает у меня сомнения по очень многим взаимно подтверждающимся фактам и роли в общей структуре организации адаптивности выше условных рефлексов, в частности организации “опережающего возбуждения” с использованием кадров эпизодической памяти от актов срабатывания ориентировочного рефлекса для наиболее актуального из образов.
Для каждого из нас это – канал субъективного восприятия и понимания смысла происходящего при выборе того, как поступать, для природы – канал формирования новых автоматизмов с системной выбора наиболее подходящего варианта. И нам нужно во всем этом разобраться основательнее для обоих ипостасей этого канала.
Задам наиболее общий контекст понимания: нам кажется, что мы способны произвольно переключать внимание с одного объекта на другой, но ориентировочный рефлекс всегда срабатывает вне нашей произвольности во всех случаях без исключения, выбирая наиболее актуальное по значимости нового среди всех активностей как в теменной коре, так и префронтальной лобной, где и сосредоточены все механизмы произвольности. И это – единственное, что сильнее произвольности и определяет ограничение на “свободу воли” нашего гомункулуса. Если мы обращаем на что-то внимание, у этого есть причина, характеризующаяся как наиболее значимая новизна. Это давно понимали философы, начиная от Спинозы, говоря, что свобода – есть осознанная необходимость.
Организация произвольности принципиально требует абстрагирования от всего привычного, более старого в мозге, что и организуется на уровне третичной зоны префронтальной лобной коры. И эта “независимость”, полностью определяемая всеми составляющими ее структурами мозга, проявляющаяся субъективно как самоуправление, не имеет предела до возможности моделировать совершенно нереальные субъективные идеи и целые миры, правда полностью ограниченные возможностями более низкоуровневого восприятия.
Когда-нибудь все эти “сложности” обретут целостные образные и символьные понимания во множестве практических воплощений и перестанут казаться сложными, так же как привычен смартфон.
Но и сейчас, если отбросить “лишнее” как отбрасывается понимание устройства смартфона, картина достаточно проста и очевидна: осознанное внимание прерывает выполнение действия для выбора более подходящего с учетом новизны и продолжает уже выбранное действие, что и формирует автоматизм, уже не требующих произвольности выбора (осознания) в тех же условиях.
Организация произвольности требует абстрагирования от всей более древней, “привычной” части управляющей схемотехники мозга, что и порождает субъективное переживание волевого управления.
Компонент произвольности включает в себя всю сакраментальность функции сознания, о чем и будет следующее занятие. И он полностью основан на мыслительных автоматизмах, способных формировать новые, более сложные на основе имеющихся.
Особенности мыслительных автоматизмов
Последовательность ориентировочных подключений внимания к возможным целям в лобной коре в поисках лучшего из возможностей так же, как и последовательность кадров эпизодической памяти фиксируется как цепочка в теменной коре. Ведь все символьные цели реагирования в префронтальной коре получают свои соответствия в теменной в виде образов, о чем говорилось совсем недавно.
В случае появления новой проблемы при осознании очередного нового, непосредственное реагирование приостанавливается на время подключения к лобной коре для опережающей действие обработки (осмысления), где, в контексте понимания происходящего, в точности, как и в теменной в контексте значимости, формируются автоматизмы управления активацией образов для выбора варианта реагирования – по тем же принципам оценки удачности результата. В принципе для этого не требуется какого-то нового механизма и перечня условий, все происходит в точности как при работе с образами восприятия в теменной коре для формирования автоматизмов в лобной, но уже с абстрактными (субъективными) образами контекстов понимания в префронтальной коре, только целью реакции являются не эффекторные программы для мышц или гормонов и т.п. моторные эффекторы, а эффекторы выбора варианта реагирования, т.е. последовательности подсматривания за кадрами эпизодической памяти или сопоставления значимостей возможных целей. Начиная от самых простых таких автоматизмов, могут нарабатываться все более сложные цепочки поиска вариантов для решения, как лучше реагировать в данных новых условиях. Используется тот же механизм, но при другом качестве рецепторов и эффекторов – вывод по логике этого уровня организации в мозге.
Понимаю, что здесь очень не хватает конкретных схемотехнических механизмов и я, как и любой схемотехник, легко мог бы предположить их варианты потому, как нет фактических данных о таких механизмах даже и для менее сложных явлений организации в мозге. Без схемотехнического мышления было бы совсем грустно в такой ситуации и беспросветно. А отсутствие принципиальных проблем в вариантах возможных механизмах – очень полезная подсказка, позволяющая организовывать целенаправленные исследования, а не пытаться что-то нащупать методом тыка или далеких предположений.
Поэтому, при всей опрометчивости желания показать конкретную схему, на что так легко попадаются творцы теорий вплоть до явной фантастичности результатов, я бы не хотел этого делать потому, что такой уровень описания требует очень хорошей согласованности со столь же явно описанными всеми другими механизмами, чего нет и в помине, это – дико большая работа на будущее. Так что я не стану перепрыгивать через то, что пока намного выше моей головы, как бы это не разочаровывало.
А в занятиях будем опираться на тот факт, что есть не только моторные автоматизмы, но и мыслительные, формирование которых столь же затруднительно и требует осмысления, выбора вариантов в контексте новой проблемы, но после формирования они уже выполняются без привлечения внимания автоматически, и мы мыслим легко в знакомой области, но трудно там, где пока не заготовлено подходящих таких автоматизмов.
Мы часто мыслим так легко, что вообще не замечаем этого процесса хотя сами - довольно сложные продукты не моторного характера, а чисто субъективного, в виде идей. И чем более человек опытен в данной специализации (контексте) мышления, тем более незаметен процесс такой импровизации уже имеющимися заготовками, без нерешенных проблем в вариантах действия, т.е. без провоцирующей осмысление новизны.
Осознание мыслительных автоматизмов также образуют последовательности кадров (моментов осознания) эпизодической памяти – как кадры образов, намного более абстрактных, чем образы в контексте значимости теменной коры. Это образы абстрактного мышления. Так, если переживание в контексте реагирования моторных автоматизмов оперируют непосредственными образами восприятия-значимости-действия теменной коры, то мыслительные автоматизмы формируют более опосредованные символами слов и абстрактных образов невербальных условных раздражителей, которые, для раскрытия до зримых образов восприятия, нужно дополнительно активировать сиротствующие образы теменной коры через “указатели” эпизодической памяти в районе гиппокампа (запускающие самоподдержание этих образов). А эпизодическая память абстрактных символов префронтальной коры не имеет столь непосредственного обращения к образам восприятия и требует дополнительных усилий произвольного вспоминания, через активацию уровней первичных образов, вплоть до вторичных зон восприятия (потому, что с ними связаны элементы системы значимости и т.о. они способны самоподдерживаться).
От того, какой из видов эпизодической памяти преобладает в процессе мышления, зависит и образность субъективных переживаний, что описывается как образное (наглядно-образное) и как абстрактное мышление, точнее, субъективное переживание.
В онтогенезе первый вид мышления все в большей степени заменяется и перекрывается вторым потому, что все большая сложность оперирования первичными образами восприятия становится затруднительной, гораздо проще оперировать символами, причем далеко не всегда словесными (хотя многие ученые считают словесные символы обязательным атрибутом мышления).
Первоначально окружающий мир и события переживаются очень ярко и зримо во всех тончайших нюансах и деталях, но это с возрастом по мере накопления опыта все более сложного решения задач в новых условиях заменяется безликими символами. О разительном контрасте этих видов восприятия написано в книге врача-физиолога Оливера Сакса "Человек, который принял жену за шляпу":
Стивен Д., 22 лет, студент-медик, наркоман (кокаин, PCP, амфетамины).
Однажды ночью - яркий сон: он - собака в бесконечно богатом, "говорящем" мире запахов. ("Счастливый дух воды... отважный запах камня"). Проснувшись, обнаруживает себя именно в этом мире ("Словно все вокруг раньше было черно-белым - и вдруг стало цветным").
У него и в самом деле обострилось цветное зрение ("Десятки оттенков коричневого там, где раньше был один. Мои книги в кожаных переплетах - каждая стала своего особого цвета, не спутаешь, а ведь были все одинаковые"). Усилилось также образное восприятие и зрительная память ("Никогда не умел рисовать, ничего не мог представить в уме. Теперь - словно волшебный фонарь в голове. Воображаемый объект проецирую на бумагу как на экран и просто обрисовываю контуры. Вдруг научился делать точные анатомические рисунки"). Но главное - запахи, которые изменили весь мир ("Мне снилось, что я собака, - обонятельный сон, - и я проснулся в пахучем, душистом мире. Все другие чувства, пусть обостренные, ничто перед чутьем"). Он дрожал, почти высунув язык; в нем проснулось странное чувство возвращения в полузабытый, давно оставленный мир.
- Я забежал в парфюмерную лавку, - продолжал он свой рассказ. - Никогда раньше запахов не различал, а тут мгновенно узнавал все. Каждый из них уникален, в каждом - свой характер, своя история, целая вселенная.
Оказалось, что он чуял всех своих знакомых: - В клинике я обнюхивал все по-собачьи, и стоило потянуть носом воздух, как я не глядя узнавал два десятка пациентов, находившихся в помещении. У каждого - своя обонятельная физиономия, свое составленное из запахов лицо, гораздо более живое, волнующее, дурманящее, чем обычные видимые лица.
Ему удавалось, как собаке, учуять даже эмоции - страх, удовлетворение, сексуальное возбуждение... Всякая улица, всякий магазин обладали своим ароматом - по запахам он мог вслепую безошибочно ориентироваться в Нью-Йорке.
Его постоянно тянуло все трогать и обнюхивать ("Только наощупь и на нюх вещи по-настоящему реальны"), но на людях приходилось сдерживаться.
Эротические запахи кружили ему голову, но не более, чем все остальные - например, ароматы еды. Обонятельное наслаждение было так же остро, как и отвращение, однако не в удовольствиях было дело. Он открывал новую эстетику, новую систему ценностей, новый смысл.
- Это был мир бесконечной конкретности, мир непосредственно данного, - продолжал он. - Я с головой погружался в океан реальности.
Он всегда ценил в себе интеллект и был склонен к умозрительным рассуждениям - теперь же любая мысль и категория казались ему слишком вычурными и надуманными по сравнению с неотразимой непосредственностью ощущений.
Через три недели все внезапно прошло. Ушли запахи, все чувства вернулись к норме. Со смесью облегчения и горечи Стивен возвратился в старый невзрачный мир выцветших переживаний, умозрений, абстракций.
- Я опять такой, как раньше, - сказал он. - Это хорошо, конечно, но есть ощущение огромной утраты. Теперь понятно, чем мы жертвуем во имя цивилизации, от чего нужно отказаться, чтобы стать человеком. И все-таки это древнее, примитивное нам тоже необходимо.
У взрослого, умудренного опытом человека никакие острые впечатления и образы не мешают ему мыслить, причем без ущерба для живописности в том, случае, если это нужно потому, что все в большей степени оптимизируются мыслительные автоматизмы и среда их активности, образуя защищенную от всех помех субъективную зону мышления, в которую время от времени прорываются ценные идеи из области неосознаваемых автоматизмов мышления, не перестающих решать проблему в общем контексте необходимости ее решения. Как только значимость новизны новой идеи оказывается преобладающей, ориентировочный рефлекс фокусирует на ней осознанное внимание, и она становится доступной для осмысления, принятия или непринятия – как в случае осознания привычных реакций с новым компонентом.
О такой субъективной зоне мышления написано в статье Тишина мысли.
В самом общем плане своего функционального назначения автоматизмы как моторные, так и мыслительные во время их формирования, в первую очередь используют прогноз оценки результата реагирования и выполняется долгожданная логика обучения: избегать нежелательного и позволять выполняться реакциям, сулящим желательное.
Образы “модели понимания” в лобной коре играет такую же контекстную роль, как контекст гомеостатической значимости в теменной коре: он служит для случая запуска звена уже имеющегося автоматизма в нем (цепочки отдельных звеньев более элементарных реакций), т.е. в данном контексте понимания определенные стимулы моментально запускают привычную реакцию.
Но когда в такой момент срабатывает ориентировочный рефлекс, то между запускающим стимулом связанная с ним реакция не запускается, а сначала ситуацию отрабатывают вспомогательные автоматизмы произвольности выбора. Их задача – суметь оценить то, какое влияние окажет новый компонент восприятия, т.е., можно сказать, что новый признак запускает уже имеющиеся мыслительные автоматизмы обработки. Ориентировочный рефлекс ветвит обработку: вместо моторных автоматизмов запускаются мыслительные. Если мыслительные дают уверенный прогноз, то он запускает мыслительный автоматизм выбора более подходящего реагирования и альтернативная цепочка запускается вместо привычной, при этом фиксируя такую связь. После выполнения возникает новый акт ориентировочного рефлекса (не обязательно, но чаще всего, если не отвлечется внимание на более новое), по новизне результата срабатывает мыслительный автоматизм оценки результата, и эту произвольная оценка закрепляется уже с альтернативной реакцией так, что в таких же условиях оценка сразу будет доступной и без нового ориентировочного рефлекса реакция подставится моментально (на самом деле может быть несколько таких итераций).
Более подробно про алгоритм обработки ситуация мыслительными автоматизмами будет на следующем занятии.
Дополнительно: Рефлексы и автоматизмы: обобщение.