Хотя говорят, что человек произошел от ленивой обезьяны, которая только и делала,
что объедалась фруктами и тем лишила нас собственных механизмов выработки витамина
С, мое тело говорит, что все-таки скакать по деревьям предку приходилось постоянно,
и без движения нам такой же не продых как без витамина С.
Когда сидишь с 8 до 17 за компьютером и при этом максимум что шевелится - это кончики пальцев на клавиатуре да уши, обеспечивающие текущий полет мысли, то накапливается смертельно опасный заряд тоски по движению. В ходе долгих экспериментов я убедился: для того чтобы снова стать полноценной жизнерадостной обезьяной, лучше всего подходит интенсивное лазание по горам.
В этом году я решил повторить свое старое горное приключение ради эффектных снимков: пройти по ущелью Иссык-Ата до конца, и, через два перевала, выйти уже из ущелья Аламедин. В прошлый раз мы попутно залезли на вершину Матросова, но рядом же находится и гораздо более соблазнительная вершина Лесгафта.
К моменту "Ч" все возможные компаньоны нашли веские причины отмазаться и остался только Стас, с которым я был весной на Ак-Сае. Продукты плюс бензин на неделю, примус, палатка, снаряжение, спальники и личные вещи, деленное на двоих, - это по весу получилось крутовато, так что мы любили наши рюкзаки всю дорогу.
Итак, курорт Иссык-Ата, сочувственно-иронические взгляды провожающих с круговым движением у виска за нашими спинами, мы переходим по мосту через ревущую реку и впрягаемся в ишачий темп.
Стас опирается на лыжную палку, я - на свой самодельный титановый айсбайль. Вокруг все торжественно зеленеет под ультрафиолетовым солнцем и жадно сосет воду. Мы не пьем целых полчаса. Но в первом же узком боковом ущелье делаем акклиматизационный перекур и напиваемся как лошади.
Четкая тропа идет по склону, рядом кусты барбариса, туи, шиповника и каких-то оранжевых ягод, слишком вызывающе аппетитных, чтобы можно было бы их безбоязненно попробовать. Впереди с каждым шагом, медленно как часовая стрелка, приближается гора Бодвей, рассекающая ущелье на две части. Мы идем и пьем, потеем и идем.
На холме перед Бодвеем, поросшим высокой травой, встречаем пятерых салаг с пустыми мешками, возвращающимися с недалекой прогулки. Первый снимок.
К полудню подходим к огромному квадратному камню, размерами в четырехэтажный дом, когда-то сорвавшемуся со склона (трудно представить себе такое зрелище). Под ним образовался грот, где может переночевать небольшая группа. Первый обед.
Небо покрылось облаками и начал моросить редкий дождь. Здесь это быстро. Погода может измениться за полчаса. Я разложил спальник под каменным сводом и расслабился на час, Стас же, еще не бывший в этих местах, в это время обследовал камень.
Немного привыкнув к грузу, дальше идти было легче. По добротному мосту, который выдержал бы грузовик, мы перешли на другую сторону реки. Советую всем так поступать. Хотя тропы есть по обе стороны, но другая часто идет по неудобным осыпям и, главное, придется переправляться вброд через несколько боковых быстротоков.
Первый разлив. С высокого склона Стас фотографирует широкое водное зеркало более километра длиной. Мы обходим его и останавливаемся под дождем, чтобы залезть в большие полиэтиленовые чехлы. Вскоре дождь улетает куда-то дальше, но облака уже не расходятся.
Начинаем думать, что вовремя заночевать - лучше, чем возиться с палаткой под дождем. Так и поступаем на следующем разливе, на песочном пляже, мягче которого просто не может быть нигде в мире. Кстати, все наши стоянки в этом путешествии были на редкость комфортабельны.
Когда установили палатку и я склонился над примусом, нас посетили два охотника на лошадях. Детское любопытство - характерная черта местных жителей. Узнав про нас всю подноготную, они отчалили, потеряв всякий интерес и даже не попрощавшись.
Пошел дождь. Мы сидели в палатке и читали газеты. Дождь стучал нам по башке всю ночь.
На следующий день груз показался намного легче. Взяв крутой взлет и оказавшись высоко над рекой, мы обошли очень протяженный третий разлив и остановились перекусить у чистого и прекрасного бокового притока. Он бурлил белыми порогами из-за каменистого холма, густо заросшего зеленью и, успокаиваясь, растекался несколькими рукавами по плоской долинке разлива. Там выше на горе круто нависал ледник.
Наевшись гематогена, сушеных абрикосов, витаминов и запив все разведенным Zuko, мы разулись и, постанывая от кайфа, перебрались через ледяную воду притока по мелкой гальке.
Дальше ущелье сужается. Путь пошел по крутой осыпи крупных осколков совсем рядом с рекой. Вскоре это соседство стало несовместимым и пришлось забраться довольно высоко по склону.
Мы вышли к прелестному роднику среди густой травы и цветов. Это было такое заманчивое место для стоянки, что я с надеждой поднял глаза к небу. Оно меня не обмануло. Облака уже закрыли небо, и по всем признакам намечался затяжной дождь.
Совсем не похоже на августовскую погоду для наших краев. Здесь всегда с 10 по 15 число можно было гарантировать ясную погоду. Но вот уже второй год что-то сдвинулось в этом механизме. Учитывая, что далее путь идет по морене и леднику, и подобные стоянки уже не встретятся, мы поставили палатку здесь и погрузились в наши газеты.
Как ни странно дождь все откладывался. Мы принялись сушить бекон и корейку на палаточной веревке. Потом размечтались прогуляться на гребень ближайшего склона. Взяли фотики и полезли. Пошел дождь. Ругаясь, мы сползли вниз.
Утром
- ни облачка. Забираясь повыше на склон, мы пошли к леднику. Осыпи принимали
моренный вид, везде попадались эдельвейсовые ромашки. Именно они котируются
у альпинистов за действительно предельно высокогорные цветы, претендующие на
романтическое значение.
Собственно эдельвейсы - неказистые растения, в больших
количествах встречающиеся среди обычной травы, начиная где-то с 2000 метров.
Их охотно поедают местные коровы. Эдельвейсовые ромашки растут только на моренах,
радом со льдом. Пушистый стебель и венчик обычной ромашки - разве не достойный
символ?
Под нами уже был ледник, мы приближались к его краю и, наконец, ступили на лед, покрытый каменной крошкой. В это время ледник был в основном открытый от снега, по его горбатой поверхности журчали ручейки. Трещины в его более высокой части различались по цвету закрывающего их снега.
Довольно круто мы поднимались вверх пока не дошли до снега. Начались неприятности с трещинами. С краю их трудно различить. Провалившись по грудь по разу на каждого, мы решили, что нам достаточно и полезли по мерзкой мелкой сыпухе вверх по склону. Под довольно тонким слоем осыпи был лед. Это очень забирало силы.
В прошлое свое путешествие мы шли прямо по середине ледника, легко угадывая неширокие трещины, но в верхней трети они стали уже слишком широкими и мы были вынуждены перейти к краю ледника. Теперь же мы сразу пошли по краю, но противоположному.
Добравшись до гребня, мы были основательно выжаты. Сплошное белое поле ледника поднималось до перевала, слепя глаза. Мы отдохнули и обвязались веревкой.
Солнце стояло над головами, и снег прогрелся на всю глубину. Мы шли, глубоко проваливаясь. Постепенно слой снега на люду утончился до щиколотки и мы довольно легко дошагали до самого перевала Менжилкиева 4000 метров.
Там была записка москвичей, которые посулили сборник фантастики, но кто-то нас опередил: книги мы не нашли. Буквально рядом широким куполом снега вздымалась вершина Матросова.
На противоположной стороне виднелись следы, пересекающие ледник. Очень неприятные следы. Чувствовалось, что на ледник кто-то вползал чуть ли не на пузе по голому крутому льду. Может быть кто-то прошел в кошках? У нас кошек не было.
Пообедали на перевале, отдохнули и решили залезть повыше, чтобы вообще миновать этот ледник и сразу выйти на следующий, намного более приятный. Так и сделали. Идти было легко. Я вообще заметил, что рядом с вершиной Матросова появляются дополнительные силы и радостное вдохновение.
Без проблем миновав лед, мы вышли на южный скалистый склон Матросова. По камням
ручьями лилась вода. В прошлый раз мы нашли неплохую площадку прямо на склоне
под самой вершиной для ночевки,
но на этот раз решили не подставлять головы
под каменные чемоданы. Довольно прилично пройдя вверх по склону и, осмотрев
окрестности, мы спустились на огромный скалистый уступ, где нас ждала идеально
ровная площадка.
Над Сусамыром нависали седые тучи, как ножом обрезанные у нижнего края. Вскоре пошел снег. Труба! Он шел вечером, ночью и утром. Наши планы налегке залезть на две горы зашатались.
К обеду снег перестал, но облака продолжали низко нависать, закрывая ближайшие склоны. Мы перечитали все газеты, даже салажьи порнушные статьи из Лимона. На этой высоте есть почти не хотелось. Вообще наш аппетит изменился еще на первом разливе, как это обычно и бывает. Организм требует совершенно разные вещи на высоте и внизу.
На следующее утро небо было ясное, а свежий снег нестерпимо резал глаза. Мы соорудили марлевые маски, чтобы под радиацией не отвалились носы, надели очки и двинулись к следующему перевалу. Он был в часе ходьбы. Но после тупой дневки силы куда-то подевались и мы, задыхаясь, медленно ползли по заснеженной сыпухе пока это мучение не кончилось на перевале.
Вот он, Аламедин. Вдали Безымянный массив с моим памятным Обелиском. Идти на заснеженного Матросова абсолютно не было настроения. Но Стас приглядел другой взлет перевала, ведущий к плотно покрытой снегом вершине-незнакомке. Вся в нависающих снежных карнизах, она, казалось, была совсем рядом. Стас начал медленно разгораться и предложил сходить.
Я не знаю почему, мы почти одного веса, но он шел по снегу как бегущая по волнам, а я проваливался по его же следам. Солнце поднималось все выше и обещало скоро прогреть снег. Тогда бы и бегущая неминуемо начала бы проваливаться.
Мы дошли до первого возвышения, пофотографировали пейзажи и благоразумно вернулись к рюкзакам. По крутому склону мы спустились на Аламединский ледник, комфортно прошли его и начали бесконечный путь по морене.
Не успев заснуть, но, основательно умотавшись, мы спустились с каменного холма из-под которого широко вытекала чистая вода и становилась веселой речкой Аламедин, петлявшей среди высокой травы. Здесь состоялся обед, обряд переодевания мокрых и грязных носков и заслуженный отдых.
Впереди нас ждало семь озер. Жирные, до предела откормленные сурки здесь обнаглели от постоянного обжорства и уползали в свои огромные норы, колышась лоснящимися боками, только когда мы чуть ли не наступали на них.
Мы остановились на третьем озере для фотосъемок и ночлега. На следующий день мы обходили озера, снимая их, и это становилось уже утомительным, когда впереди из ущелья показалась гора Аман-Тоо (где я когда-то забыл свой фотоаппарат) и магистральное Аламединское ущелье.
Спуск вниз был достаточно крут и напоминал спуск с Ак-Сая. Мощная речка с чистейшей водой бурлила в порогах рядом, вскидывая фонтаны белых брызг. Внизу она вливалась в мутные воды, стекающие с Аман-Тоо, и некоторое время два потока текли рядом, не перемешиваясь.
Здесь попадались кусты, усыпанные несколько недоспелой черной смородиной и я ел ее горстями. Позже стала попадаться земляника и барбарис. Пройдя Аман-Тоо и прекрасную березовую рощу в Алтын-Тор, мы вышли во вполне цивилизованные места.
Вскоре с противоположной стороны Аламадина показалось ущелье Джинды-Су с его бешеной рекой, переправиться через которую вброд может рискнуть только начинающий каскадер. Это удобный путь на высочайшую вершину Киргизского хребта (4875м.) пик Западный Аламедин или, как имеет хождение среди альпинистов, Семенова-Тяньшаньского. Я был на нем еще в 78 году, пройдя с группой через ледник Джинды-Су и, выйдя на гребень, по которому и траверсировали до стенки Семенова. Обратно удобно было пройти через обе вершины Скрябина и по крутому леднику в кошках спуститься опять же в Джинды-Су.
Мы подошли к ущелью Салык. Когда-то мы с другом-химиком сунули в воды одноименной реки цинковую пластинку, и скоро она заблестела золотистым налетом. Здесь немало мелкодисперсного золота.
С противоположной стороны Аламедина, прямо из-под каменистого склона вытекает спокойным широким потоком самая вкусная вода, которую я когда-либо пробовал. Привезенная в город, она не портится очень долго. Если бы кто-то сумел начать выпуск такой минералки, то мгновенно вышел бы в лидеры.
Мы подошли к реке Салык. По нраву она может быть только немного спокойнее Джинды-Су. Раньше здесь с переправой не было проблем - поэтому мы и пошли этой стороной Аламедина. Но теперь мост висел на одном бревне и вода, ударяясь о его обвисший край, фонтаном обдавала жалкие остатки сооружения. С противоположной стороны это хилое бревно было единственной более-менее надежной опорой.
Мы попробовали. Страшно скользкое и хлипкое, бревно наводило тоску. Приехали. Наше неверие в серьезность преграды было еще велико. Стас обвязался веревкой, а я раскарячился в валунах на страховке. Он осторожно шагнул на бревно. Я живо представил, что будет если он сорвется в мою сторону. Его просто засосет бешеным потоком под мост и, удерживаемый веревкой, он там и останется. Я не смогу его вытащить против такого потока. Если же он сорвется в другую сторону, то результат будет почти таким же оптимистичным. Я заорал ему, чтобы он возвращался.
Мы обследовали реку в поисках приемлемого брода. Рядом был разлив и Стас, опять же на страховке, попробовал его, опираясь на лыжную палку. Дно было покрыто большими валунами и когда нога Стаса начала опускаться с одного из них, стало понятно, что поток здесь его запросто смоет.
Мы несколько охладили наши намерения здравым рассуждением, что времени у нас навалом, утро вечера мудренее и, может или вода за ночь спадет за счет уменьшения таяния или кто-нибудь на лошади проедет или сами придумаем вариант.
Довольно скоро мы поняли, что неплохо бы иметь пару деревьев, чтобы дополнить единственное бревно моста и тогда будут вполне нормальный проход. Ко времени когда стемнело мы сумели перочинным ножиком свалить нужные два дерева. Поработали вроде как бобры на строительстве своей плотины. Если ни кому из местных нет дела до безопасности этого места, то мы вынуждены компенсировать это, раз дело коснулось нас самих.
Утром с той стороны прошли налегке какой-то мужик и его четверо козлят пацанского возраста. Мы поинтересовались переправой. Он рассказал, что с той стороны попрыгал на бревне и, убедился, что оно держит. Сидя, ползком они перебрались по очереди.
Позавтракав, мы подошли к реке, связали наши деревья и без проблем переправились на другую сторону. Дальше была прогулка до Теплых Ключей по трамбованной тропе.
Отдельные отдыхающие, прогуливаясь по этой же тропе, смотрели на нас как на элемент обещанной им экзотики. Наши обгорелые на солнце бородатые морды привели в тихий шок большую группу одиноких женщин, идущих цепью навстречу и, ожидая всего вплоть до внезапного изнасилования изголодавшимися дикарями, они, крестясь глазами, по очереди молча отдавались судьбе, проходя мимо.
Сделав финальные снимки, мы подошли к курорту. Впереди до автобуса было 15 км асфальта. Но у Стаса и здесь водился знакомый с машиной. Мы выпили у него кумыса, и наше путешествие закончилось.
Вот еще снимки:
древние кости |
так пьют воду в горах |
на перевале |
|
чистейшая вода |
|
|
|
|
после селя поутру |
перевал |
родник под горой |
вершина Матросова |
морена |
остатки селя |
|
на вершине Матросова |
|
|
|
|
Алтын-Тор |
|
ступает на ледник |
|
|
|
|
|
Аман-Тоо |
|
|
вечереет |
|
|
|
|
|
вид на Сусамыр |
|
|
|
|
|
был ночью снег |
|
|
|
водопой |
|
Обнаружен организм с крупнейшим геномом Новокаледонский вид вилочного папоротника Tmesipteris oblanceolata, произрастающий в Новой Каледонии, имеет геном размером 160,45 гигапары, что более чем в 50 раз превышает размер генома человека. | Тематическая статья: Тема осмысления |
Рецензия: Рецензия на книгу Дубынина В.А. Мозг и его потребности. От питания до признания | Топик ТК: Интервью с Константином Анохиным |
| ||||||||||||