В Американском
орнитологическом обществе всего 6 почетных иностранных членов.
В их числе – профессор В.Р.Дольник, главный научный сотрудник
Зоологического института РАН. Его приняли с формулировкой “за
создание простых и безвредных способов изучения птиц”. А когда
он учился на биофаке ЛГУ в 1955-1960 гг., именно за это его
ругали. Тогда было принято птиц убивать, препарировать и
изучать в основном трупики. Он же пташек ловил и исследовал
поведение птиц живых... А лет пять назад, когда Дольник читал
курс этологии для студентов-биологов, на его лекции собирались
все – от первокурсников до аспирантов.
Писатель Андрей Битов, побывав на Куршской
косе в начале 1970-х (Дольник 22 года был там директором
орнитологической биостанции), написал шедевр “Птицы, или Новые
сведения о человеке”. Первые сведения об этологии – науки о
поведении животных – я получил именно из этой повести. И
доктор Д. в “Птицах” – это доктор биологических наук
В.Р.Дольник: “Он прошелся по аудитории, заложив руки за спину,
мимо доски и мимо доски. По своей манере ходить был он
несколько более высок и худ, чем на самом деле. Он чуть выше
задирал ноги, чуть поклевывая вперед головою при каждом шаге и
взглядывая так, словно глаз его был положен сбоку, как у
птицы, оттого в его облике господствовал профиль. Повертывался
он так быстро, что снова оказывался в профиль. Словно бегал
вдоль прутьев решетки...”
Свою книгу, вышедшую уже третьим изданием,
профессор Виктор Рафаэльевич ДОЛЬНИК назвал “Непослушное дитя
биосферы” (СПб.: ЧеРо-на-Неве, Паритет, 2003). Подзаголовок у
нее: “Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и
детей”. Этологию, которой он посвятил почти полвека, Дольник
считает зеркалом:
– Человек разумный – всего лишь один из 2
млн видов живых существ. Такой же, как мартышки, пчелы или
вороны. Не самый многочисленный и не самый нужный биосфере.
Этакое непослушное дитя. Мать-природа тащит его к зеркалу,
приговаривая: “Ну посмотри, на кого ты похож!..” Вглядываясь в
это зеркало, мы можем увидеть наши чисто человеческие фетиши –
культуру, власть, мораль, юмор, любовь – и сравнить их с
проявлениями у зверей, птиц, насекомых.
Птицы: программы и интеллект
– У обезьян, птиц и других животных (у
человека в том числе) интеллект есть. Но он находится в
подчиненном положении у инстинктов. Потому что яйца кур не
учат, – объясняет мне Дольник. – Главную роль играют
врожденные программы поведения, а интеллект нужен только в
моменты выбора между программами. К примеру, вы идете по
улице, размышляя о чем угодно, но только не о том, как вам
переставлять ноги, как дышать, как размахивать руками... Но
вот на вашем пути – лужа. Что делать? Обойти ее, перепрыгнуть,
пройти на цыпочках по камешкам? Интеллект принимает решение,
выбирает программу. А когда программа заработала, разум
выключается – он ей только мешает. Попробуйте, скажем, всей
силой своего интеллекта изменить программу продолжения рода,
программу ухаживания, программу борьбы за место в иерархии.
Или просто остановить свой порыв гнева. Или приступ смеха... И
вы поймете: начальник – это программы, а интеллект –
подчиненный.
Птицами Виктор Дольник интересовался
всегда, с раннего детства. Синицы, голуби, галки, воробьи жили
у него дома в Свердловске – еще мальчишкой он научился ловить
их паутинками. Приехав в Ленинград и поступив в университет,
он первым делом организовал День птиц. Объехал школы, убеждая
директоров в том, что необходимо строить скворечники.
Организовал машину. Привез эти скворечники в Петергоф, где
студенты-биологи стали развешивать птичьи домики в парке
БиНИИ. С тех пор День птиц на биофаке стал традиционным.
– Родители были инженерами, биологией не
интересовались, но птиц мне позволяли держать. А книг о птицах
никаких тогда не было. Помню, у одного моего знакомого парня
(хулигана, по общему мнению) случайно оказался “Определитель
птиц”. Я, как увидел его, буквально задрожал: “Отдам за нее
все, что хочешь, любую свою книгу!” И отдал Сетона-Томпсона,
хотя и любил его. Но зато как я наслаждался, читая в
“Определителе” что-то типа: “Головка красная, крылья с
зеленоватым отливом, клюв небольшой...” Это была первая
научная книга по орнитологии, которую я прочитал – с
упоением.
– Виктор Рафаэльевич, вы были орнитологом, изучали
птиц. А потом круг ваших интересов расширился – и вы стали
этологом, стали исследовать поведение и других животных. Когда
произошел этот переход?
– Да нет, никакого перехода не было,
этологией я занимался всегда. И кстати, все этологи были
орнитологами: и Лоренц, и Тинберген. И Дарвин, кстати, тоже.
Потому что у птиц сложное, легко наблюдаемое поведение. Многие
законы этологии можно изучить, исследуя поведение птиц в тех
или иных обстоятельствах. Скажем, у птиц есть программы
навигации. При своих сезонных перелетах они ориентируются по
Солнцу, по звездам – хотя сама птица и не знает, куда летит.
Инстинкт ведет туда, куда требуется. Мы проводили опыты:
искусственно “сдвигали” птице биологические часы – и она
начинала ошибаться в определении курса. Потому что программа
содержит не полное знание, а лишь минимально необходимую
информацию.
– Но животные, вроде бы, считаются ближайшими
родственниками человека? Обезьяны, а не попугаи, не вороны, не
пингвины...
– Вы хотите сказать: млекопитающие (птицы
ведь тоже – животные)? На самом деле мир птицы ближе нам, чем
мир млекопитающих. У птиц, как и у нас, восприятие строится на
зрении и на слухе, а у млекопитающих – на обонянии. Поэтому,
кстати, птичий мир мы понимаем гораздо лучше, чем мир обезьян.
Вот она склонила головку, повела крылом – и мы легко “читаем”
эти движения.
Попугай сообразительней обезьяны
– Когда человек начал “убегать” от обезьяны?
– Если воспользоваться оценкой по
“молекулярным часам”, то люди (вид “человек разумный”)
произошли от женщины, жившей в Африке около 200 тыс. лет
назад. Этот метод основан на исследовании ДНК в митохондриях
яйцеклетки – так что у нас общая праматерь. А если смотреть по
всем ДНК, то мы происходим от небольшой группы, жившей в
Восточной Африке. В любом случае – все мы родственники!
Биологически невозможны несколько очагов возникновения одного
вида. Виды же предков человека отделились от других
человекообразных более 5 млн лет назад.
– Выходит, Ева и Адам были неграми?
– Нет, расы возникли гораздо позднее.
Первые люди были не белые и не черные, а скорее буренькие, с
курчавыми головками. Такие изображены на рисунках из
палеолита. Негры невероятно курчавы, у белых чаще прямые
волосы, а предки были средней курчавости.
– Как животные общаются?
– Речь присуща только человеку (и пока
неясно, откуда она возникла), а языков много. У каждого вида –
свой. Немецкий этолог Отто Фриш получил Нобелевскую премию за
расшифровку языка пчел. Он показал, что танец пчел – это
матрица, в которую пчела-разведчица закладывает информацию:
нашла новый источник корма, где он (направление по солнцу),
далеко ли, сколько там нектара, название цветов и т.п. Пчела
как бы заполняет “анкету”, проставляя в каждой графе нужные
ответы на одни и те же вопросы.
У шимпанзе звукоподражания почти нет, но
они прекрасно копируют движения и манипуляции с предметами. С
ними разговаривают либо с помощью жестов, либо картинками,
через компьютер. Они быстро усваивают такой язык, но у них нет
программ анализа... А попугаи в природе не разговаривают. Но
они великолепные имитаторы, и быстро выучивают слова. Но это
не запись на пленку и воспроизведение, процесс куда сложнее:
разложение сигналов на элементы, синтез собственного сообщения
и сравнение речи с эталоном на каждом этапе. Одно и то же
слово попугай может произносить ласково и грубо, как вопрос
или как приказ, скороговоркой или четко.
– Какие культурные...
– Если считать, что культура – нечто
придуманное одной особью и поддержанное другими, то культуру
создают и животные. Например, мартышки в Японии научились
отмывать в воде плоды от песка. Это не врожденная программа –
видимо, одна придумала, а от нее другие научились. Или другой
пример: шимпанзе обычно раскалывают орехи палкой. А в одной из
групп научились класть орех на камень и ударять по нему другим
камнем. Даже полностью инстинктивные программы не заперты для
индивидуальных открытий...
А примеров индивидуального творчества
животных еще больше. Я как-то чинил вилку от чайника вот
здесь, на кухне. Шайбу вырезал из картонки, надел, привинтил.
Рома смотрел внимательно (кивок в сторону клетки с
попугаем-жако), потом скрутил у меня пуговицу с рубашки, долго
ковырял, тоже сделал шайбу и принес мне: “Дарю!..” Попугаи –
прекрасные манипуляторы. Поэтому они выигрывают тесты на
сообразительность даже у человекообразных обезьян. Скажем,
точно укладывают крышечки разной формы в нужные отверстия. А
дельфины – не манипуляторы и проигрывают, хотя по интеллекту
они выше попугая.
Тайные корни власти
– Как управляются сообщества животных?
– Одна из врожденных программ – агрессия,
борьба за главенство в стаде, в стае. Вожаку (самому
агрессивному, но не обязательно самому умному) принадлежат
лучшие самки, лучшие куски. А все остальное сообщество четко
организовано в пирамиду соподчинения. Каждый самец имеет свой
ранг – он подчиняется высшим и третирует низших. Формы
иерархии разные. У горилл автократия – во главе стаи старший
самец с седой спиной. Другие самцы, помоложе, у него в
подчинении. Главарь напоминает о своем ранге, заставляя
уступать пищу, удобные места, оказывать знаки внимания. А у
павианов – геронтократия (власть старых), несколько патриархов
во главе пирамиды. У макак охлократия (власть наихудших). У
них есть очень гнусная программа: бей слабого! Стоит вожаку
начать наказывать подчиненного, как другие спешат помочь –
кричат на провинившегося, кидают калом, норовят ткнуть чем-то,
плюнуть. Даже “подонки” с самого дна, даже самки. Этологи
разобрались: это переадресованная агрессия слабых,
накопившаяся из-за страха перед вожаком.
То же самое происходит, к примеру, в
очереди в магазине. Едва кто-то из покупателей потребует
работать быстрее, не хамить, не обсчитывать, как продавщица
мигом натравит всю очередь на “провинившегося”. Хотя он
требует то, что необходимо всем!.. Но в отличие от макак
(обезьяны никак не поощряют “шестерок”), человек выделяет
самых активных, приближает к себе и возвышает – за проработку
на партсобрании (или в совете директоров), к примеру.
– Но есть и такие, кто не борются за власть?
– Есть, они не агрессивны, но и не
трусливы. Агрессивный самец сам навязывает стычки и легко
восстанавливается. Но есть и такие, кто сам не навязывает, но
легко отражает нападения. И если надо, постоит за себя. Такого
обычно не задирают, и он оказывается вне иерархии, но имеет
свою долю добычи... У иерархов в стае карликовых шимпанзе есть
товарищи. Их любят за то, что они почти равные вожаку. Они
разнимают дерущихся за власть (и в этот момент почти
доминируют) – за это их тоже уважают.
Я учился в мужской школе, там все время
были стычки мальчишек, кто главнее. В старших классах стали
ценить не только за силу, но и за знания, за дружбу. Но я был
вне иерархии – очень редко дрался, хотя был одним из
вожаков... Мой 10-летний внук еще в России познакомился с
борьбой и боксом и не боится драться. А в Германии он стал в
своем классе главным разнимателем. Когда переехал в другой
город, ему одноклассники написали: “Второгодник подмял всех.
Ты бы его поставил на место...”
– Участвуют ли женские особи в иерархии?
– У гиен, например, матриархат. Самки у
них доминируют, а самцы занимают подчиненное положение. И
поэтому именно самки образуют строгую иерархию соподчинения, а
самцы в ней не участвуют... У человекообразных обезьян строгий
патриархат, где самка имеет тот же ранг в женской пирамиде
власти, что и ее самец в мужской. Хотя самки образуют свои
небольшие группы, без строгой иерархии. И в борьбе за власть в
стае они, естественно, не участвуют.
– И то, что женщины рвутся во власть, – чисто
человеческая черта?
– Это из-за эмансипации, и явление
временное. Такое было в тех государствах, где мужчины теряли
свои качества. Например, в Древнем Риме матроны не имели
никаких прав – и имели все права. Но как только началась
плохая жизнь, весь “матриархат” быстро закончился.
– А выборы у животных есть?
– Есть и голосование – например, у пчел
при выборах матки. У них весь улей – дочери одной матери,
которую самец оплодотворил один раз, при закладке улья, и
несколько лет она откладывает яйца. А остальные пчелы –
рабочие, строители, воспитатели, добытчики корма. Но бывает,
выкармливают и плодовитую сестру, она и конкурирует с матерью.
А пчелы голосованием решают: кто за кого. Разделяются на две
группы и гудят. Если решают в пользу дочери, ее группа
покидает улей, а другие остаются с матерью. Но могут решить,
что роиться рано – и убивают лишнюю матку (или дочь, или
мать)... Точно так же муравьи решают (прислоняясь антенками
друг к другу), строить ли новую колонию, побрататься ли с
соседями.
“Десять заповедей” от обезьяны
– Есть ли у животных моральные нормы?
– Один из основателей этологии австрийский
биолог Конрад Лоренц установил это еще в 1935 году. У сильно
вооруженных животных (лев, волк, ворон, змея) – сильная
мораль. Лев ударом лапы ломает шею быку, волк клыком в доли
секунды вспарывает брюшину оленю, ворон ударом клюва может
убить кошку или зайца, укус гадюки смертелен. Но они никогда
не применят эти боевые приемы против своих. Это для них табу.
А у слабых зверей – слабые и запреты. И нежный голубок может
заклевать соперника в стае – а потом еще и тушку его
ощиплет... Человек по природе – слабо вооруженное животное,
поэтому у него слабая мораль. У него нет запрета убивать себе
подобных, человечество прошло через стадию людоедства. Но
парадокс в том, что человек стал самым сильновооруженным на
планете – хотя так и остался со слабыми моральными запретами.
Поэтому человеку надо развивать и поддерживать мораль. Этой
задаче, в частности, служит религия.
– И свои “десять заповедей”?
– Естественно. Не убивай ближнего. Не
посягай на чужую самку, на детей, на территорию, на
собственность. Не отнимай пищу, не воруй. Но в случае
ухудшения положения запреты сдвигаются. И тогда “не убий”
распространяется не на всех особей, как в обычной жизни, а
лишь на своих. При этом “свои” – это мои родственники, наша
стая или все на нашей территории. Отделение своих от чужих,
выделение своего вида для человека стало актуально в далеком
прошлом, когда рядом существовали два близких вида:
неандерталец и человек разумный. Раньше думали, что
неандерталец – предок человека, но после анализа ДНК доказали,
что это самостоятельный вид... Но деление “свои-чужие”
работает до сих пор: по партийному, расовому, языковому,
религиозному признакам.
– Среди животных есть и альтруисты?
– Да, принцип “Сам погибай, а товарища
выручай” есть у общественных насекомых – пчел, муравьев. Вы не
пробовали напасть на пчелу? Мигом налетят другие и зажалят на
месте. Рой пчел покрывает медведя с ног до головы.
– Но это же инстинкт! И они действуют, как
роботы.
– Нет, каждая индивидуально принимает
решение. Скажем, вы или медведь залезли в улей. Вначале
сторожевые пчелы гудят, делают ложные атаки. Если враг не
уходит, две или три зависают в воздухе, и одна атакует.
Вкалывает жало – и погибает. Она сама решает напасть, именно
эта. Она выделяет феромон, следом нападают еще несколько, а
после этого весь улей. Так они мстят за погибших подруг...
Кроме того, животные хоронят погибших на кладбищах – муравьи,
например. Хотя вряд ли они при этом думают о загробной
жизни.
– Похоже, идея Бога и вам не очень нужна?
– Мне не нужна. Потому что если Бог есть,
то ученым нечего делать: Он все предопределил... Вы, кстати,
знаете, что Дарвин был священником? И похоронен в
Вестминстерском аббатстве за то, что решил парадокс Мальтуса.
Мальтус утверждал, что Бог жесток и несправедлив – Он создал
избыточное количество живого, поэтому необходимы войны. А
Дарвин нашел решение в своей теории естественного отбора: Бог
справедлив, Он создал избыточное количество зачатков – чтобы,
соревнуясь, остались лучшие. Английские теологи его за это
очень любили.
“Ты что делаешь, Рома?
Ай-ай-ай...”
– Животные могут надсмехаться? Иронизировать? Есть
у них чувство юмора?
– Сколько угодно. Юмор – ведь это
понимание ситуации и ее предвидение. Нашему попугаю Роме,
скажем, если показать незнакомую собаку и спросить: “Что
это?”, он ответит: “Собака”. А если показать известную
игрушку-собачку, скажет: “Кошка! Ха-ха...” или: “Птичка!
Ха-ха...” В смысле: “Ты что – сам не видишь?..” У ворон
прекрасный юмор. Она прячет какие-то вещи и смотрит: найдешь
или нет. И ликует, если не нашел... А игры, которые есть у
всех животных? Игры с родителями, со сверстниками. Когда
шимпанзе ломает, делает что-то не то – специально, как клоун.
Без юмора игр не может быть.
– Но многие считают, что речь попугаев – это
просто звукоподражание...
– В основном они говорят осознанно.
Например, если в доме живут попугай и собака, то попугай
обучается не только языку людей, но и языку собаки! И если
отношения у них напряженные, попугай может изводить пса,
мяукая или подавая разные команды голосом хозяина: “Сидеть!”,
“Лежать!”, “К ноге!”, “Голос!” и так далее. А если отношения
мирные, они быстро обо всем договорятся... Они придумывают
свой язык и настаивают на своих обозначениях. Рома, к примеру,
любую воду обозначал бульканьем, ворону – карканьем, собаку –
лаем (хотя и слово “собака” знает). И еще, заметьте: если
попугай обучается нашему языку, а мы его язык не понимаем, то
какого мнения он может быть о нашем интеллекте?
Как и наши дети, Рома выучил язык за
год-полтора. Первое слово “Пить!”, потом “Не хочу!”, “Хочешь?”
Летал по комнатам, залетел на кухню, двигал-двигал кружку,
пока не уронил. Спрашиваю: “Ты что сделал?” А он крыльями
разводит: “Упал...” А сам подходит к кувшину, тянет за ручку и
бормочет: “Пойдем-пойдем...” Когда Рома делает что-то
непозволительное, то сам себя ругает: “Ты что делаешь, Рома?
Нехорошо! Ай-ай...” Если начинает какое-то дело, всегда
говорит: “Та-а-ак...”, а заканчивает: “Уф-ф!..”
– И пот со лба утирает…
– Человек от шимпанзе отличается всего на
5% – по структуре ДНК. А 95% генетических программ у нас
общие. Но какие?.. – вопрошает Дольник. – Известны
эксперименты, когда новорожденному шимпанзенку давали на выбор
проволочную “маму” с бутылкой молока – или лохматую куклу. И
малыш выбирал теплую, шерстяную “маму”: ласка для него важнее
питания! У нас, кстати, осталась эта программа: в случае
опасности, стресса прислониться к теплому, вцепиться в шерсть
– или хотя бы в собственные остатки волос...
– Лермонтов писал: “И ненавидим мы, и любим мы
случайно...” Этология это подтверждает?
– Влюбленность – это импринтинг,
запечатление первого образа. Если бы самец и самка искали
партнера объективно, то никогда бы не выбрали. Как в
гоголевской «Женитьбе” купеческая дочка вздыхала: “Если бы
губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана
Кузьмича...” Но доминанта влюбленности помогает, преувеличивая
достоинства избранника и скрывая недостатки. Так происходит и
у красношеей поганки, и у морской собачки, и у мартышки, и у
человека.
– Кто выбирает: самец или самка?
– По-разному. На тетеревином или
турухтаньем току самцы дерутся на турнирах, а самки выбирают.
У африканских страусов наоборот: самки танцуют перед самцами.
Общий принцип: пол, который демонстрирует себя, ярче
украшается в период токования. У самца тритона на спине и на
хвосте отрастает яркий гребень, у оленя – рога, у многих
обезьян – гривы, усы и борода. У мужчин вторично-половые
признаки – борода и усы, грубый голос и особый запах. А у
женщин – утолщенные и яркие губы, увеличенные груди,
расширенные округлые бедра, высокий голос и особый запах. В
традиционных обществах выбирал мужчина, а женщина – в пределах
заинтересовавшихся ею мужчин. Одна из программ проверки
правильности выбора – чтобы твой избранник нравился другим
девицам, и чем больше, тем лучше. Поэтому вокруг звезд
эстрады, спорта, кино – табуны поклонниц.
– Выбрали. А что дальше?
– Дальше – очень сложные ритуалы
ухаживания. Последовательность действий четко
программированная – и разная у разных видов, по принципу
“ключ-замок”. И если встречаются две обезьяны, две косули, две
рыбы разных видов, они будут делать разные действия, и этим
раздражать друг друга. Ключ не подойдет к замку, пара не
образуется... Хотя суть одна и та же: самцу надо выделиться,
утвердиться в глазах самочки. У людей, кстати, то же самое:
парень напыживается, кричит, задирает девушку, хлопает ее по
заду, приглашает на танец, хамит ей, провожает домой, говорит
ласковые слова... Самец хочет как можно быстрее пройти все
ритуалы ухаживания, а самка стремится растянуть его. Задача
самца – “пристроить” побольше половых клеток, а самки –
выбрать наилучшего самца.
Парная семья далеко не у всех обезьян, у
многих самец спаривается со многими самками. У шимпанзе и
горилл самцы вообще не ухаживают за самками, просто
спариваются по потребности, а те не сопротивляются. Групповой
брак (например, у мартышек верветок) известен не только
обезьянам, но и предкам человека. Он изменил физиологию
женщины, в итоге она стала гиперсексуальной. Здесь же истоки
проституции как формы поощрительного спаривания.
– Почему мы стыдимся говорить о половой жизни?
– Главная причина таинственности – нам
досталось слишком много плохо совместимых врожденных программ.
Мы ветрены, как верветки, и ревнивы, как павианы. Мы хотим,
чтобы другие жили по программам, удобным для нас (скажем,
мужчин не очень интересует, что испытывает женщина во время
близости), а сами хотим пользоваться теми программами, которые
другим неудобны. Гиперсексуальность не соответствует парному
браку, поощрительное спаривание обесценивает женщину в глазах
мужчин – и это смущает нас. Мы хотим заставить женщин вести
себя целомудренно. Поэтому формы поведения не могут не
скрываться от партнера, от окружающих, от детей.
– А какую проблему вы решаете сейчас?
– Хочу понять, откуда взялась женская
ревность. Вообще ревность есть почти у всех видов. Но у
человекообразных обезьян ее нет. Самки у них подавлены и не
могут ревновать. В стае, к примеру, горилл – патриархат, самцы
спариваются публично, причем старшие позволяют это и младшим.
Без всякой ревности. А у павианов самки в коллективном
владении у старших, младшие же самцы к ним не допускаются
вообще. И ревности тоже нет никакой. А у человека очень
сильная ревность – настолько, что женщина может убить. И не
боится того, что мужчина сильнее ее...
Евгений Голубев