Сневер
Произведение «Сневер» из двухтомника художественной прозы «Вне привычного».
Извините за возможные ошибки в текстах сборника, профессиональные корректоры не привлекались.
Хочу заверить вас, что небольшие опечатки не должны сильно повлиять на ваше впечатление. Писатель и корректор - это разные роли, и не многие могут успешно сочетать оба опыта. Кроме того, авторы часто не замечают свои собственные ошибки, что затрудняет исправление.
Однако смысл текста не зависит от правописания, пока его можно легко понять. Конечно, есть люди, для которых ошибки являются серьезной проблемой, и они могут прекратить чтение из-за этого вот почему: fornit.ru/1706.
Главное: вы можете помочь исправить ошибку, просто выделив это место в тексте и нажав на сочетание клавиш Ctrl+Enter.
Хочу заверить вас, что небольшие опечатки не должны сильно повлиять на ваше впечатление. Писатель и корректор - это разные роли, и не многие могут успешно сочетать оба опыта. Кроме того, авторы часто не замечают свои собственные ошибки, что затрудняет исправление.
Однако смысл текста не зависит от правописания, пока его можно легко понять. Конечно, есть люди, для которых ошибки являются серьезной проблемой, и они могут прекратить чтение из-за этого вот почему: fornit.ru/1706.
Главное: вы можете помочь исправить ошибку, просто выделив это место в тексте и нажав на сочетание клавиш Ctrl+Enter.
После заявления о пропаже в 1983 году гражданина Киргизии Александра Петрова, среди его вещей следователь обнаружил папку с машинописными страницами. Он заглянул и уже не отрывался пока не дочитал до конца. Описываемые места были ему знакомы из-за увлечения горным туризмом. Прочитанное не могло быть выдумано не только потому, что все сходилось даже в мелких деталях. Профчутье сопоставляло очевидное: Александр исчез бесследно - это факт, его сослуживцы отзывались о крепкой психике, что исключает суицид, а мать как-то уж слишком спокойно к этому относится.
Чутье к делу не пришьешь, а налицо была не нулевая вероятность несанкционированного проникновения в республику. С этим должны разбираться компетентные органы. Следак написал на отдельном листке свое заключение, оформил рапорт, и папка оказалась в КГБ.
Что с этим делать не знал никто, гриф секретности не переступишь, все оставалось в узких кругах, да так безнадежно и повисло в забвении, но уже оцифрованное в виде файла.
Спустя десятилетия сопливый хакер из Приморья, разгоряченный наглостью взлома, вообразил, что ему достались Настоящие Секретные Материалы и безуспешно пытался загнать их за бешеное бабло журналюгам, но его всерьез не восприняли даже самые оголтелые СМИ. Тогда он просто пустил файл по рукам. И вот он - текст из той старой папки, написанный от первого лица.
Со мной случилось такое, что лучше никому не рассказывать. Не просто не поверят, а еще и санитаров вызовут. Пребываю в довольно сложном потрясении. Прямо сейчас, на высокой орбите, дальше радиационных поясов, висит оперативная группа, готовая в любой момент убить всю электронику на Земле и даже всю электромеханику, а я к этому непосредственно причастен.
Напечатать на машинке то, что со мной стряслось, было естественно, я ведь со школы любил писать.
Конечно же, я дал прочесть своей космической подруге, а она скопировала листки корабельным компьютером чтобы удобнее слушать, так что в итоге они достались всей миссии. Даже не спросив у меня разрешения, они использовали это живописание в своем досье на Землю. Я не в обиде, я их научился достаточно хорошо понимать и прощать то, что для меня непривычно и непонятно.
Компьютер даже приготовил версию отчета специально в расчете на мое примитивное восприятие. Я не пытался вникнуть во весь огромный объем, но там была возможность показать только то, что касалось меня. Текст отчета был скроен легко и беззаботно, да еще перенимал характерные для писателей земли обороты. Вот самый многозначительный фрагмент, я его хорошо запомнил.
"Человеки - точно бабочки, стремящиеся из темноты на свет, влекутся из всего неприятного во что бы то ни стало - к радостному, и в увлеченной погоне за счастьем, склонны слепо верить, что особь противоположного пола, с которой возникла иллюзия взаимопонимания, никогда-никогда, ну просто быть не может такого случиться, чтобы вдруг ощутила разочарование или просто беспричинное равнодушие настолько, что даже и сказать-то станет нечего тому, кто недавно казался самым близким.
Наши человекологи достоверно описывают механизмы возникновения ослепляющей доминанты взаимоувлечения. Этот феномен у человеков, который так редок как рудимент среди высокоразвитых рас галактики, замечателен еще и тем, что у нас для него есть словесное обозначение - "сневер", а у человеков - нет.
Мы удачно получили возможность непосредственного наблюдения редкой формы сневера: одна особь земная, другая - нашей культуры, обе - высокоразумны, что противоречит общегалактической тенденции: чем выше разум, тем меньше сневер".
Во как значит: чем разумнее, тем устойчивее к снверу. Можно использовать как тест на разумность, который я, кстати, уже провалил не раз.
Но с заявленной тенденцией явно что-то не так: я бы сказал, что сневер у нас многим очень даже не просто дается. Вот я, можно сказать, не по годам крутой горный турист с мужественно-привлекательной внешностью и это, казалось бы, должно быть гарантией женского интереса, но моя, бывшая уже, подруга легко и внезапно переходила на визг так, как будто в такие моменты я был ее непримиримым врагом.
Это - не она виновата, возможно, я даже больше давал повода, но... у нас женщины почти все какие-то очень ищущие и поэтому избыточно требовательные, им нужны только безупречные герои, но таких нет в природе. И поэтому жизнь женщин у нас черным-черна.
Неудивительно, что однажды истерические разборки мне до невозможности осточертели и возникло решительное нежелание продолжать терпеть. Живо вспомнив, как на партсобрании прорабатывали моего отца, вздумавшего разводиться с угрозой отлучения от партии за несознательный проступок, я сбежал в горы от абсурдных проблем.
Горы - это мир, где нет места выносам мозга. Здесь не нужно как можно драматичнее демонстрировать свою правоту в никчемном споре.
И вот, я шагаю под тяжелым рюкзаком по еле заметной тропе, среди кустов колючего барбариса, фонтанами раскинувших зеленые ветви, густо усыпанные свисающими черно-фиолетовыми ягодами. Поросшие арчой склоны ущелья здесь круто уходят к небу. Слева громко шумит скрытая непроходимыми зарослями река, а впереди над ущельем вздымается белоснежной макушкой остроконечная гора Аман-Тоо. Все, кто заходят в это ущелье, первым делом видят ее, и я всегда как бы здороваюсь с ней: привет, снова увиделись!
В такую жару любой родничок в радость, а когда с высокой скалы чистейшие струи разлетаются брызгами, в которые вплетается радуга, то просто нет большего наслаждения, чем стоять внизу, не опасаясь даже, что на голову слетит камень.
Под насмешливый шум горной речки я с удивлением предположил, что, возможно, я сам все портил с упорством барана и со стороны выглядел точно так же дико и непереносимо. Я никогда бы не сознался в этом там, а здесь признавал с печальным сожалением. Нужно избавиться от липких привычных бытовых реакций, отдохнуть, вернуть уверенность, меня ведь ждет интересная работа.
Арчовые заросли сменила роща горных берез, и вскоре показалось каменистое русло грохочущей Джынды-Су, что переводится как дурная вода. Перейти эту речку было немыслимо потому как быстрые и мощные струи били в огромные острые камни, между которыми глубина могла быть какой угодно. Однажды, возвращаясь по эту сторону ущелья, чтобы перейти Джинды-Су, пришлось идти до самых истоков у недалеко возвышающейся скальной стенки, с которой извергалась ледниковая вода, но перейти русло решились лишь ранним утром, когда на леднике сверху прекратилось таяние. Сейчас я как раз шел на этот ледник чтобы провести свой отпуск в одиноких альпинистских вылазках.
Опять захотелось пить, и я сбросил рюкзак на камни, с облегчением расправив ноющие плечи. Солнце из безоблачного неба жестко палило горным ультрафиолетом. Футболка вымокла под рюкзаком и теперь приятно леденила спину.
Это место посещают очень редко, вокруг девственная чистота, только на ветке березы, видимо уже очень давно, висели выцветшие до белизны горные ботинки.
Я подошел к беснующейся реке. Кипящий поток легко ворочал камни и полировал их крупным песком. Напившись мутной от белой ледниковой взвеси, но гарантировано стерильной воды, я снова впрягся в рюкзак и пошел вверх вдоль реки.
Мы с товарищами были там весной и, планируя маршрут, заранее подняли сюда продукты и снаряжение. Но наши планы сорвались. Этими продуктами я и намеревался воспользоваться.
Ущелье было крутым и коротким. Не прошло и часа как заросли кустарника и корявых, разбитых селями, но живучих берез остались позади. Я довольно быстро преодолел утомительный взлет скалистого склона и вышел к ледопаду.
Неровная, изломанная стена льда возвышалась над грудой камней. Кромка снега надо льдом ослепительно сияла.
Как специально для меня, раздался пушечный грохот, и огромная глыба, отколовшись от ледника, в облаке пыли полетела в змеящееся внизу русло речки.
Я невозмутимо разжевал конфету и, подойдя ко льду, напился из чистых, но безвкусно-горьковатых журчащих струй. Здесь под огромным камнем мы устроили тайник. Недалеко находилась хорошо утоптанная площадка. Я натянул свою рыжую памирку на стойки, разложил спальник и разделся с намерением позагорать не только в области лица и шеи. Солнце вот-вот должно было зайти за гребень, как раз чтобы не спалить мне шкуру. Я разлегся под горячими лучами и замер, наслаждаясь отдыхом.
Ноги с непривычки тупо гудели, а тело ломило приятной болью.
Как раз вовремя, когда кожа начала побаливать, меня накрыла тень от ледяной стены и сразу подул пронизывающий ветерок. Я вскочил на ноги. Хотелось еще немного солнца, но загорать лучше было в движении. Схватив ледоруб, я вскарабкался по изломанным скалам на верх ледопада.
Под фиолетово-синим небом вокруг огромного снежного поля раскинулось знакомое полукольцо гребня, увенчанное обманчиво близкими вершинами.
Поодаль я заметил облачко, лежащее прямо на снегу. Оно было почти незаметно на ярко-белой снежной поверхности, лежало как приросшее и весело клубилось. Если бы взгляд не зацепился, я бы не обратил внимание, мало ли видел низкие облака. Но они обычно просто лежали, смещаясь ветром, а не клубились вызывающе над одним местом. Это было странно и притягательно.
До него было где-то метров двести. Несмотря на усталость я, натянув брезентовые гетры выше колен, зашагал по снежной каше, изредка проваливаясь чуть ли не по пояс. Голое разгоряченное тело приятно обжигало снегом.
По мере моего приближения картина принимала еще более странный вид. Вблизи облако оказалось огромным. Клубящаяся непроницаемо матовая поверхность имела неестественно резкие очертания.
Зачерпнув мокрого снега, я бросил его. Ничего не произошло, ком пролетел внутрь и невидимо шмякнулся там. Заведенный до предела, я приблизился вплотную и очень осторожно протянул руку. Она прошла, исчезая в белесой массе с резкой границей на запястье. Ничего плохого не случилось. И тогда я медленно просунул голову, с чувством древнего философа, дошедшего до края Земли и просовывающего голову в щель под небесным сводом.
Внутри облако исчезло, горный цирк вокруг ясно просматривался, но невдалеке стояло нечто техногенное, какая-то непривычная фиготень, потребовавшая некоторое время, чтобы уложиться в голове. Наверное, вот так сумбурно воспринимали туземцы корабли Магеллана. Ну, как если ребенку показать внутренности машины, он что-то увидит ускользающе сложное, но ничего не поймет и не запомнит.
Это была точно не земная штуковина и у меня все внутри перевернулось.
Одно стало предельно ясно: облако понадобилось для маскировки огромной конструкции, которую не смог бы сюда поднять ни один грузовой вертолет. Они прятались от нас. Зачем? Ведь неземной высокотехнологичный разум не может быть врагом, вера в это крепко сидела в моей голове, доказанная советскими писателями-фантастами.
Изумительно красивые формы со множеством совершенно непонятных деталей долго приковывали мой взгляд и ясно означали, что передо мной не что иное, как звездолет, но не похожий ни на какие фантастические иллюстрации. Стырить что-нибудь как доказательство и быстро валить отсюда?
Я шагнул назад и облако опять заклубилось передо мной. У меня не возникло ни паники, ни каких-то острых ощущений, вероятно из-за некоторой гипоксии, - ледник был достаточно высоко. Как-то на вершине мне захотелось написать записку будущим восходителям, блеснув каким ни на есть юмором. Никогда с этим не было проблем, а тут вдруг весь юмор съежился как это бывает у мужчин в трусах в холодной воде и возникали только банальные строчки, похожие на все другие такие записки.
В обуви хлюпала талая вода, и ноги без движения подмерзали. Изнутри я должен был прекрасно просматриваться, так что не было смысла выходить из облака. Поэтому, недолго думая, я опять проткнул завесу и медленно направился к инопланетному звездолету. Вблизи он оказался подавляюще грандиозным, с неперчислимым разнообразием невероятных деталей.
Чувствовалось, что здесь давно уже был лагерь. Вокруг располагались таинственные устройства, высокие разноцветные штыри и странные предметы. Я нерешительно остановился. Прятаться, наверное, было уже поздно, а подойти ближе мешала осторожность. Почему нет никого вокруг? Может они наблюдают за мной? Или как в Войне Миров давно погибли от земных бактерий? Но точно - не раньше, чем два года назад, когда я лазил здесь.
Совершенно бесшумно откуда-то надо мной вниз призрачно слевитировала нелепая на вид фигурка. Я совершенно не понял, как это произошло. Темно-синий инопланетянин с огромной копной черных волос на голове, тонкий как спичка, откинув локон, прищурился от яркого света и поземному зевнул. Он повернулся, и мы столкнулись взглядами. От неожиданности он вздрогнул, и я не знал, что делать, но чуть опустив глаза точно понял, что это - женщина. Она оскалилась в улыбке и не спеша, почти крадучись, двинулась ко мне, явно не желая спугнуть. Изредка проваливаясь в снег и неловко балансируя тонкими ручками, она подошла совсем близко, и я с огорчением разглядел легкую сетку морщинок на своеобразно красивом лице. Мне стало неудобно за то, что я был лишь в плавках на голом, позорно недозагорелом теле.
Она с явным волнением осмотрела меня снизу-вверх и пролопотала что-то по-киргизски. Глупо теряясь как школьник у доски, я непонимающе пожал плечами, выдавил из себя "саламат сызбы" и, уже по-русски, - что не понимаю. Она переключилась на неожиданно чистейший мой язык, и спросила:
- Вы альпинист?
- Вроде да, - я неуверенно пожал плечами, переминаясь в мокрой обуви с хлюпающими звуками.
Это была категорически не русская женщина. Она вообще была никакой и, как все вокруг здесь, во всех деталях поражала неожиданной новизной.
Удивительный звездолет, странные предметы на снегу самых интригующих форм, прозрачное с одной только стороны облако, - все это переполняло воображение до ограничения. Моя молодость прошла в космических грезах, и я просто ничего другое вне фантастики даже не предполагал, видя все это: вот, наконец-то встретились!..
Прилета добрых и могучих инопланетян из космического коммунизма с нетерпением ожидал весь советский народ, чтобы положить конец капиталистической несправедливости и нависающей над миром атомной войне.
- Вы... прилетели из космоса?
- Да, - она открыто и неторопливо протянула мне ладошку, - можете потрогать меня, если хотите!
Я улыбнулся и сжал маленькую, какую-то ненастоящую ручку. Это было сильное, непередаваемое ощущение. Как-то я видел картину "Прикосновение ангела", что должно было передать самые высшие чувства, охватывающие от такого контакта. А теперь у меня случилось прикосновение к инопланетянке. Несмотря на гипоксию, в голове стало очень ясно, и я был готов ко всему, ну, вероятно, пока не дошло до конкретных дел.
- Это - наша шлюпка, - она показала рукой на звездолет, - Хотите посмотреть?
Как можно сомневаться? Передо мной открывалось неизвестное и долгожданное, правда, как раз сейчас я к этому не вполне был готов исключительно из-за комплекса неполноценности. Меня беспокоило, что могу наделать глупостей и оказаться опозоренным навеки в истории. В голове все стремительно менялось, пока я покорно передвигал негнущиеся то ли от холода, то ли от ступора ноги, и все начинало быть похожим на сон.
И тут к нам слевитировала еще одна фигурка, проделав это куда более залихватски, и по инерции по колени провалилась в снег полусогнутыми ногами. Она казалась совсем еще девчонкой. Очень похожая на женщину рядом, но еще тоньше, что казалось почти невозможным. Только выбравшись из снега и подняв голову, она заметила меня и от неожиданности раскрыла мультяшно-огромные глаза. В них было легко распознаваемые изумление, восторг и любопытство.
Меня ее эмоции и вид повергли в еще большее замешательство.
Она замахала руками, забалансировала, проваливаясь тонкими ступнями, и скорострельно заговорила со мной по-киргизски, но женщина перебила ее несколькими торопливыми словами, среди которых мне послышалось "йети".
У нас ходили легенды про снежного человека, которого прозвали "йети", и я почувствовал себя их добычей. Это помогло мне немного справиться с шоком.
- Привет, человек! Как хорошо, что вы сюда забрели! - девчонка запросто ухватилась за мою руку, в которой я держал ледоруб. Они повели меня с двух сторон, чуть ли не подталкивая сзади, и внезапно мы взмыли так, что у меня голова закружилась.
Ориентация вернулась в маленькой комнате с пружинящим покрытием. Подо мной позорно начала расплываться лужа от полных воды мокроступов и быстро таявшей снежной коросты, и я только виновато переступал ногами.
Слева раскрылся проход. Просто в туманной поверхности возникла дыра. Оттуда к нашим ногам шмыгнула пестрая тварь чем-то похожая на лису, но непропорционально длинная и усатая, с толстым стелющимся хвостом. Я чуть пригнулся, но девчонка влет подхватила животное на руки несмотря на то, что тварь рвалась знакомиться со мной.
Мы прошли далее. В очередной распахнувшейся комнате сидели худощавые низкорослые люди, похожие как браться. Я сообразил, что это так же, как киргизы или негры - на одно лицо для тех, кто к ним не привык.
Меня заметили и все повернулись. это напоминало эпизод картины “Опять двойка”. Некоторые с глуховатым звуком “чпок” отстреливали от голов какие-то шнуры. Все поднимались с мест с нарастающим энтузиазмом. Меня окружили и с некоторого расстояния осторожно присматривались. Я оказался среди маленьких людей со взрослыми лицами. Они неторопливо, в какой-то своей плавной этике молча переглядывались, явно обмениваясь информацией, улыбались мне, а некоторые осторожно подходили и неуклюже хлопали по плечу со словами вроде "привет, дружище!", видимо считая это необходимым обрядом земного знакомства. Вроде бы не такие уж они таинственно недоступны для понимания, эти инопланетяне, даже по-русски говорили свободно.
Как же я недооценивал ситуацию! Но склонность недооценивать - не столько ошибка, сколько отсутствие опыта, - я просто не видел еще ничего подобного. Так детям кажется все понятным.
Моя улыбка все еще сковывала непослушно лицо, но я уже чувствовал себя свободнее, настолько они были приветливы и неподдельно радостны.
В сравнении с разительной грациозностью их фигур я ощущал себя неуклюжим питекантропом. Эти люди отличались гротескным телосложением, как в диснеевских мультиках, которые мне довелось видеть, а глаза жили глубокой осмысленностью. Сочетание очень странное, непривычное. Меня это напрягало ожиданием какой-то неподъемной для меня интеллектуальной каверзности, чем обычно не преминут блеснуть земные интеллектуалы, чтобы доказать свое превосходство. Но этого не происходило. Лишь казалось, что они постоянно над чем-то глубоко размышляют, но не как рассеянные ботаны, а при этом живо реагируя.
Жуткая перемешка русского и отдельных реплик незнакомого инопланетянского обессмысливала понимание. И опять среди ускользающих слов послышалось "йети", так что я укрепился в ощущении себя отловленным гоминидом.
Женщина и девчонка, наконец-то, отпустили мои руки, но остались рядом с приоритетом удачливых охотников Или мне так казалось в горячке происходящего. Я неуклюже стоял огромный среди них, попавший в гости к цивилизованным людям, полуголый, ошеломленный и с нелепым ледорубом в полусогнутой лапе. Мое тело приняло соответствующую позу: я ссутулился, чуть развел руки в локтях и даже выдвинул вперед нижнюю челюсть. Но за меня легко решалось множество мелких этических проблем так, что не ощущалось никаких неудобств.
- Мы постараемся общаться так, как вы привыкли, - сказал кто-то рядом без акцента, наверное, моя первая знакомая.
Обращение “на вы” чуть задевало и дистанцировало как в милиции. На мои плечи слегка надавили, я недолго гадал, что им нужно. Оказывается, мня усаживали, но я не понимал куда. Это оказалось что-то очень комфортное, где я и расслабился. Рядом устроился инопланетянин со слегка удивленным и в тоже время насмешливым, как мне казалось, выражением лица. У меня был знакомый с таким же постоянным выражением лица, так что невольно начал воспринимать этот типаж, но знакомый был алкашом, хоть и добродушным, но обидчивым. Мы посмотрели друг на друга, приветливо скалясь - я невольно начал копировать эту их манеру так улыбаться.
Он заговорил со мной мягко, почти вкрадчиво и неторопливо, подчеркнуто обращаясь "на вы", в то же время всем остальным тоном придавая приятную мне уважительность, позволяющую не чувствовать себя здесь чужим.
Первые его слова я упустил. Потому, что гнал из головы шальную мысль, а что будет если я сейчас ущипну эту нереально миниатюрную до смешного руку, лежащую рядом с моим коленом. Вообще несколько смутно сейчас помню, что он говорил. Что-то вроде:
- Мы дальние разведчики. Расчеты показали, что в поясе жизни вашей звезды есть планеты. Несмотря на удаленность, сюда была отправлена экспедиция. Через девятнадцать ваших лет мы прибыли и, еще полгода проблуждав среди планет системы, мы остались вблизи Земли. Через несколько месяцев изучения планеты и ее электромагнитных информационных излучений, выбрали место посадки в безлюдном горном районе недалеко от населенного пункта, с надежно уединенной посадочной поверхностью. Спустились в этом самом модуле и развернули базу. Недалеко от места посадки мы обнаружили относительно свежие следы, стоянку и тайник. Но прошло вот уже два месяца, и никто не появлялся. Мы уже готовились отправить группу ниже, чтобы установить связь с одним из людей, и тут вы нас нашли.
Я живо представил, как спустившиеся ниже инопланетяне появляются перед суровым чабаном, который неминуемо им бы повстречался внизу. Он бы точно схватился за мультук чтобы защититься от шайтанов. Я невольно улыбнулся, уже не скалясь напоказ. Инопланетянин тоже улыбнулся, не спрашивая, о чем я подумал, как будто и сам понимал, что за контакт мог приключиться с горным селянином.
- По одним только случайным радио и телепередачам сложно достаточно полно изучить культуру и особенности психики. К сожалению, у вас еще нет общемировой информационной сети. Хотя наш компьютер во многом справился, нет ничего более ценного, как непосредственное общение. Мы предлагаем вам погостить у нас несколько дней.
- О, конечно. А если бы вас нашел человек, который не согласился остаться?
- Скорее всего нам бы удалось убедить его, но в любом случае отпустить до нашего отлета означало бы преждевременно раскрыть нас. Мы не можем, не учтя всех последствий, вмешиваться даже фактом своего существования. Поэтому приходится следовать компромиссу этики и необходимости, но не попирая этику, ведь человек, который не захотел бы принять во внимание интересы своего общества тем самым оказывается вне этого общества. Считаетесь ли вы с желанием животных, которых нужно изучать? Вы не причиняете им страдания, но ограничиваете, создаете для них возможно оптимальные условия, а после цикла исследования даже не всегда отпускаете на волю.
Как длинно, но четко обосновано. Отрезвляюще доходчиво, даже не поспоришь...
- Значит, выбора, по сути, нет.
- Есть выбор в вопросе участия и получения для себя максимальной пользы, а вреда мы не причиним в любом случае. Как нежелательная мера, фрагменты вашей памяти о последнем периоде времени можно сделать недоступной для воспоминания, это - легко.
Был ли инопланетянин наивным оптимистом в отношении легкости принуждения меня или я реально был бессилен против них, как попавшийся зверек? Я-то знал, насколько коварным и опасным стал бы в случае нежелания сотрудничать. Вот прямо сейчас мог бы устроить им настоящую бойню здесь. Или не смог бы?
Однако, выбор для меня был очевиден, и я не собирался измышлять вариант побега. Хотя идилличность фантастических представлений о доброте и гуманности сменилась на понимание реалий действительности.
- Я всегда мечтал оказаться в такой ситуации! - вырвалось у меня и это разрядило напряжение, все понимающе заулыбались.
- Это - нормально для высокоразвитого разумного существа, а вы таким и являетесь, что сразу стало понятно. Мы все будем с вами очень доброжелательны. И вы для удовлетворения любопытства можете обращаться к любому нашему специалисту. Какие у вас личные интересы?
У меня есть много, очень много самых разных интересов. Я люблю стрелять и с детства с соседом, у которого отец был охотником, палили из 16-го калибра в наших огородах, делали пороховые пушки и даже ракеты. Я любил рисовать и лепить, что в этом плане можно получить у инопланетян? Я давно собираю всякие электросхемы, приемники, усилители, сегодня это и есть моя работа.
- Электронная схемотехника, - вслух выдал йети, сидящий во мне, и перестал в какой-то мере чувствовать себя примитивным гоминидом.
- Мне повезло! - расцвел инопланетный мужичок с широкой рыжей бородой какие рисуют у пиратов и людоедов в детских книжках.
- Только я не считаю себя достаточно хорошим специалистом чтобы говорить от имени земной науки.
Я начинал осваиваться, и здорово помогало то, что ощущал свои физические возможности как Гулливер в Лилипутии.
Девчонка, которая стояла чуть поодаль, звонко вскрикнула от досады потому, что ее лиса внезапно вырвалась и, конечно же, молнией метнулась ко мне. Молодой инопланетянин с невероятной ловкостью успел схватить ее за хвост в прыжке. Лиса гулко брякнулась на пол и возмущенно зашипела.
- Очень общительное животное. Это биологический робот, специально созданный для развлечения детей. Пока она с вами не познакомится, так и будет приставать.
- Я не против, - улыбнулся я.
Лису выпустили, она обнюхала меня, посмотрела в глаза и потерлась о ноги.
- Ее вырастили еще до рождения хозяйки на пятом месяце полета. Сейчас они единственные бездельники на корабле.
Девчонка негодующе вскинула голову:
- Я бездельница?
- Ты - молодец, только еще не заняла определенную специализацию в системе. Вот поэтому, - сказал молодой инопланетянин, обращаясь ко мне, - ей и придется, в основном, развлекать вас во время досуга.
Женщина обеспокоено взглянула на него:
- А ты учел опасность... как это по-русски..., ну, в общем...
- Сневер? - подсказал молодой инопланетянин странно прозвучавшее слово и это заметно его озадачило.
- Да.
Девчонка возмущенно вспыхнула и совсем поземному закусила губки. Я ничего не понимал, но было ясно, что со мной-таки стряслась какая-то нешуточная проблема.
- Я об этом даже не думал... Как ты считаешь, - обратился он к одному из своих товарищей, - наш опасения достаточно обоснованы?
Тот на минуту задумался.
- Трудно сказать. Слишком много параметров для экстраполяции... Рискнем. Но, какими бы ни были последствия, а они в принципе не могут быть слишком неприемлемыми, мы получим ценную информацию.
Обсуждая что-то свое, они не перешли на свой язык, а говорили по-русски. Я очень оценил это. Меня всегда раздражало, когда киргизы, почти насильно зазывающие в юрту в гости проходивших мимо, там говорили о чем-то на своем. Опять специфическая, но рациональная справедливость, к которой мне еще придется привыкать... Но речь зашла о чем-то касающемся меня в настораживающем плане. Конечно, можно не сомневаться, что из любой беды они смогут извлечь максимальную пользу для своей исследовательской миссии.
Женщина задумалась, я почувствовал себя неуютно и спросил:
- А что это за штука, сневер?
Девчонка почему-то с неприязненным вызовом зыкнула не меня.
Молодой человек с сочувствием вздохнул и попробовал объяснить попроще, как школьнику :
- Эта такое не смертельное, конечно, бремя или можно сказать напасть, настолько специфическое понятие, что в вашем языке даже нет подходящего слова. Да и лучше вам это не знать пока... Вот, точно, не стоит знать то, что от вас не зависит и стараться этого избегнуть. Но вы не пугайтесь, мы справимся. А сейчас давайте улучшим коммуникабельность. Как бы вы желали, чтобы мы назвали вас?
- Да просто Сашей.
- А мы давно выбрали себе земные имена. Я буду Джоном. Неплохо?
- Вам подходит, - я улыбнулся ему, хотя меня слегка покоробило.
- А рыжая борода - Федя. Скоро всех запомните.
- Ну, наверное, да. Раз я здесь на несколько дней, можно я схожу за своими вещами, они остались ниже, под ледником? Там палатка, одежда, еда... Я не убегу! Можете прикрутить мне самоликвидатор.
- Конечно, переносите! Мы вам поможем.
Пятеро инопланетных мужчин тут же вызвались сопровождать меня. Без всяких проволочек, без которых в земных делах ничего не бывает, меня сразу вывели из отсека и что-то мягко, но стремительно выплюнуло всю компанию на снег. Я опять ничего толком не понял.
Группа инопланетян казалась мне совершенно неопасной, если только у них не было какого-то оружия. А на спуске с ледопада, за мной точно никто не угонится, и пусть хоть палят из всех бластеров. Но я старался не делать неожиданных и резких движений.
Солнце скрылось за гребнем задолго до заката, сразу стало холодно, снег под ногами постепенно твердел. Я демонстративно взбрыкнул, покрутил для разминки торсом и быстро пошел по своим следам, привычно заваливая снегом места, где глубоко проваливался, чтобы следующий легко здесь мог пройти.
Инопланетяне не отставали.
Мы спустились с ледопада на скалы и мне пришлось подстраховывать их в сложных местах. Здесь я чувствовал себя хозяином своего мира. Со мной было пятеро маленьких как мальчишки, худющих человечков. Никакого оружия у них так и не разглядел, но мне и в голову не приходило конфликтовать с ними, я лишь по-мужски соразмерял свои возможности.
Мы спустились к палатке. Запыхавшись и возбуждено галдя, причем, строго по-русски, они с любопытством окружили ее, а я торопливо залез, напялил холоднющую, но сухую одежду, защелкал зубами и, показав пальцем свою цель, чтобы не думали про побег, направился к спрятанной заброске.
Отвалив камень, принялся разгребать вход, с удовольствием ощущая на себе оценивающие взгляды, когда приходилось вытаскивать из ниши тяжеленные каменные обломки, - опять чисто пацанские сопоставления.
Потом я начал выгребать оттуда консервные банки, мешки с сухарями, пачки сахара и чая, канистры с бензином, связки снаряжения, каски, вибры и кошки. Образовалась внушительная куча.
Я сложил палатку, и натолкал в рюкзак железа, консервных банок, в общем все, что неудобно было нести в руках. Получилось килограмм сорок. Один инопланетянин безуспешно попытался поднять рюкзак и предложил вызвать авиа-бот. Я снисходительно улыбнулся и, поддав коленкой под днище, воздел рюкзак на плечо, а потом, подбросив на спине, просунул и другую руку. Они смотрели на меня познавательно как на питекантропа в его среде обитания, а потом разобрали остальное, так что от кучи ничего не осталось.
Обратно мы шли по совсем уже затвердевшему снегу, не проваливаясь. Шли не торопясь так, чтобы никто не отставал. Двое инопланетян были обвешаны веревками и касками, а трое тащили палатку с легкими вещами. Я с рюкзаком шел позади и уже нисколько не комплексовал. Все казалось даже обыденным, как если бы не раз с ними ходил в горы.
Передо мной шел самый высокий из них по имени Вася, едва доставая макушкой мне до глаз. На плечах и шее у него висели мотки страховочной веревки. Вначале я его узнавал по шраму над левой бровью, который придавал его лицу выражение незаслуженной обиды. Вася громко рассказывал на ходу, что обслуживает силовые механизмы модуля.
Я живо вообразил, как толкаю его на товарищей, запутываю всех веревкой и бегу назад к свободе. Вася споткнулся о пласт выступающего фирна и оглянулся на меня. Я чуть приостановился, но он пошел дальше. Так, значит, не просто опутываю, а тащу всю эту кодлу в зоопарк. Сенсация, меня награждают за бдительность. Вася хрустел по фирну впереди как ни в чем ни бывало, продолжая увлеченно меня просвещать о чем-то. Значит, нет у них телепатии. Можно думать о чем угодно.
Вася заговорил про своего друга, несущего чуть дальше связку гремящих касок. На вид тот был совсем мальчишка, но выбрал себе имя Полифем, и оно ему как-то подходило. Он обслуживал более утонченное оборудование. При необходимости его мог заменить Федя. Хотя все обслуживали боты, люди контролировали процесс и в особых ситуациях могли вмешиваться, получать нужную информацию и принимать нестандартные решения. Как я понял, общего разума у звездолета не было.
Трое тащивших палатку в качестве носилок были человекологом Шуриком, биологом Геной и космическим адаптологом Верой. С первым понятно - изучатель людей, а что означало адаптолог не совсем понял, что-то вроде нашего психолога. Веру предупреждали, что это имя - чисто женское, но он проявил только ему понятное упрямство. Ничего женского в его повадках я не заметил.
Еще мне сказали, что с ними только одна женщина - математический аналитик Наташа, а ее вполне повзрослевшая за время полета дочь, та самая девчонка, успела сменить несколько имен и сейчас никто не знает, как ее зовут.
Мы прошли облако, и я прикинул место для палатки.
Из модуля слетел на снег всегда улыбающийся Федя с толстым рулоном. Он подошел к нам и бросил ношу на снег. Рулон упруго развернулся в широкий прямоугольник. Я сразу сообразил, что это - вроде большого каремата и не ошибся.
- Это для палатки. С ним не будет холодно на снегу.
Такое понимание специфики приятно меня расположило.
- В общем-то я и не такому привык! - начал бравировать я, - вот на камнях...
- Вы, конечно, горный человек, - улыбнулся Федя, - а вот мы... нам очень хочется пожить в палатке, но, пожалуй, без этого коврика будет слишком сурово...
Круто!.. я по-другому взглянул на ситуацию. Или они так решили сторожить меня?.. вряд ли, они гораздо более тонкие психологи. Но лучше тут не делать предположений.
- Пожалуй, еще трое из вас, кроме меня, поместятся вполне комфортно!
- Мы будем гостить по очереди! - Вера улыбался: он явно понял мои сомнения.
- Некоторые уже строят серьезные планы побыть здесь альпинистами и с вашей помощью залезть на какую-нибудь вершину.
Это оказалось для мня совершенно необычным направлением мыслей. Но я обрадовался столь полному моему участию.
- Классно! Будем готовиться!
Мы растянули палатку. Инопланетяне все схватывали без лишних пояснений. Из нас получалась хорошая команда, и я почти не чувствовал себя дикарем, за которым наблюдают исследователи.
Я уложил вещи в палатку так, чтобы на них удобно было сидеть и пригласил всех зайти в музей этнического быта. Они расселись как смогли, и я вытащил примус. Он должен казаться им примитивной экзотикой! Примус был бензиновый, вонючий и довольно своенравный, но я умел его надежно приручать.
Вечер окончательно опустился на горы, и когда примус зашипел голубой короной пламени, сразу стало тепло и уютно. Я наполнил кастрюльку кусками смерзшегося снега и поставил на огонь. Инопланетяне наблюдали, переговариваясь и смешно пытались объяснять происходящее. Они мне напоминали школьников своей непосредственностью при невысоком росте или, наоборот, старичков, затаивших свой огромный жизненный опыт.
Пока топилась вода, мы решили, что я подготовлю желающих залезть на пик Западный Аламедин, - самую высокую вершину Киргизского хребта, к которой выходил гребень нашего цирка. Мне казалось это вполне возможным раз они так хорошо переносят здесь разрежение воздуха.
В кастрюльке уже парила вода, и я добавил еще снега, заполнив ее до верху. В этот момент полог палатки отвернулся, и мы увидели девчонку, а за ней выглядывали еще любопытные лица. Кое-как мы потеснились, стараясь не задевать примуса.
Толкучка - советский атрибут. Выстоять очередь в магазине, залезть во всегда переполненный автобус, поехать на жигулях в компании десяти человек с рюкзаками, непонятно как утрамбовываясь в салончике. Даже базар назывался толкучкой. Но тут в палатке было уютно соприкасаться плечами и быть максимально компактно вместе.
Биологу экспедиции - Гене, - смуглому инопланетяшке с веселыми глазами, места не хватало, и только его голова была с нами в палатке. Я передал ему свою куртку, чтобы прикрыл зад, и он принял ее как будто так всегда у нас было.
Когда закипела вода, я бросил в кастрюльку пару горстей сухофруктов. Все притихли, наблюдая за таинством и принюхиваясь.
Я достал продукты, нарезал единственную булку хлеба, открыл банки с мясным паштетом и сгущенкой, высыпал из пакета шоколадные батончики и почистил ломоть вяленой рыбы. У меня в канистре был отличный сироп: смесь клубничного и смородинного варенья с апельсиновыми корками. Я влил сиропу в компот и достал свою кружку.
- А высокоразвитые инопланетяне смогут решить проблему дефицита посуды для еды? - спросил я, зачерпнув кружкой компот и любуясь его густым цветом.
Доктор сбегал на модуль и скоро все нюхали обжигающий губы горячий напиток.
Я гадал как они отнесутся к земной еде, но проблем не возникло. Девчонка увлеченно рвала зубами вяленую рыбу, - видимо входила в первобытный образ, а я наслаждался этим чудесным зрелищем. Потом она попробовала батончики и, наконец, смогла отпить остывший компот. Все с интересом и без опасения дегустировали земную еду. Наверняка их медицина позволяла такую опрометчивость.
Я смотрел на людей чужого мира и удивлялся своему спокойствию. Смуглые и бледные лица, разного оттенка прически, чуть скраденные полумраком, странно живые, не по земному утонченные черты. Но с ними было просто и хорошо. Их любопытство не было навязчивым. Они, как самые обычные туристы, до последней капли прикончили компот, вылизали сгущенку и расправились с паштетом. Что еще нужно для взаимопонимания? Я был удовлетворен.
Точно не помню, о чем именно мы говорили, закончилось тем, что, решив, кто сегодня останется со мной в палатке, все ушли на модуль готовится.
Стало тихо и полезли мысли. Вот этот момент помню хорошо. Я остался один в палатке, выдернутый из совершенно непривычного бытия. Я не мог ничего планировать потому, что ничего не знал и не понимал, оставалось просто продолжать переживать все это и скоро наступит продолжение.
Нужно бы навести какой-то приличный порядок. Я собрал мусор в небольшой полиэтиленовый мешок и с хрустом смерзшегося снега вдавил его поглубже снаружи.
Ледник Джинды-Су отходит со скоростью около 100 метров в год. Значит где-то лет через пять очередной скол на ледопаде рассыплется с этим пакетом, разбросав сохранившиеся на холоде огрызки для птиц и железные банки для перегнивания. И кроме меня тут никто не наследит в ближайшие годы, если не десятилетия. Об этом я думал, совершая антиэкологический поступок с захоронением отходов.
Продукты, веревки и другое снаряжение я уложил вдоль палатки вместо подушек, уселся на спальник и принялся ждать.
Раздался резкий шум полога. В палатку пролезли смуглый биолог Гена, Вера и суетливая девчонка, прихватив с собой что-то вроде легких скафандров. Пока они устраивались я вылез наружу. Меня никто не караулил, за мной даже не подсматривали и я совсем перестал осмысливать тему освобождения от инопланетян.
Я всегда любил смотреть на горы один ночью. Звезды, рассыпанные в черной мгле, густо рассыпались в районе Млечного Пути. Скалы гребней в темноте казались гигантскими стенами, окружившими весь мир. В такие минуты меня всегда поражает: как смеет человек забираться так далеко от надежного жилья и спокойно спать, не думая, насколько он слабее стихий и как он здесь неуместен.
Я не спеша брел по твердому снегу, стараясь вызвать в себе ощущение единства с силами природы, но здесь был еще и инопланетный модуль. И, возможно, его сила была соизмерима с силой местных стихий.
Я совсем по-другому представлял себе встречу с инопланетянами, как погружение в заведомо комфортную, высокоморальную среду типа библейского рая. На это настраивали советские книги и фильмы. Далеко в чуждой культуре оставались зловещие романы типа "Война миров", оканчивающиеся неизменным противостоянием. А идеи советских писателей отождествляли коммунизм и то, чего несомненно достигает развитие разума во вселенной. Мне казалось, что все земные дела и проблемы должны были преобразиться только к лучшему от такой встречи, добро везде немедленно восторжествует, и мир обретет сказочные формы новой действительности. Одним лишь своим присутствием в ореоле нвероятных достижений науки и техники инопланетяне должны были лишить силы все зло на Земле. Но сейчас мое сознание отказывалось обожествлять их, настолько естественным и понятным было их поведение, включая отрезвляющий цинизм, с которым они меня встретили, суля поместить в клетку, если откажусь сотрудничать.
Я вернулся в палатку. Все уже лежали в рядок в своих скафандрах. Я зашнуровал вход и заполз в спальник. У стойки наверху матово сиял инопланетный светильник. Просто шар и все, без выключателя. Я ненадолго завис в раздумье, но Вера понял мое намерение и что-то прошептал, после чего свет сдулся в кромешную тьму.
Никто не спал. Через щель прямо мне в нос дула тонкая свежая струйка чистейшего воздуха. Я на опыте знал, насколько глубокий и живительный сон это обеспечивает. Мы, как это положено по технике горной безопасности, все лежали головой к выходу. Рядом думала о чем-то девчонка, за нею ворочались Гена с Верой. В таких случаях я обычно рассказываю какие-нибудь истории, но... И неожиданно для себя я выдал:
- Хотите услышать этнический рассказ про горную деву?.. Если мы собираемся на восхождение, должны же вы знать альпинистские легенды?
- Конечно! - хором обрадовались инопланетяне.
Я услышал, как они мягко зашуршали тканью скафандров, устраиваясь поудобнее. Эту историю я рассказывал уже раз десять новичкам на сборах, помнил ее хорошо и начал медленно, будто описывал то, что когда-то видел.
Длинная сиреневая молния прорезала небо и грохотом заглушила на мгновение яростный вой ветра. Около черной от полумрака палатки, пригнувшись, стояла девушка. Ее тонкие пальцы сжимали воротник штормовки, волосы трепал ветер, а широко раскрытые глаза пытались что-то разглядеть в небе. Из рвущейся ветром во все стороны палатки вылезли два парня.
- Как внезапно! - прокричала девушка. Парни молча усмехнулись. Один из них, более высокий и стройный, наклонился к ее уху:
- Гора уже совсем рядом! Если мы сегодня не залезем, то придется возвращаться!
И вот руки вновь сжимают холодную сталь ледорубов, а ветер слепит глаза и захватывает дыхание. Камни с ревом срываются с крутых склонов, унося за собой щебень и снег.
Путь шел по широкой осыпи из крупных обломков. Иногда они точно живые уходили из-под ног, ветер налетал со всех сторон и приходилось вставать на четвереньки.
- Мы только вымотаемся в такую погоду, - тяжело прокричала девушка, когда они на минуту остановились чтобы унять сердца, но парни молча повернулись и опять полезли вверх. Ветер понемногу утихал. Густой холодный туман поднимался снизу. Стали влажными камни, а в воздухе запорхали редкие маленькие снежинки.
Когда далеко внизу остался облизанный ветром горб ледника, повалил густой крупный снег. Впереди на несколько шагов ничего не стало видно.
- Вот же везет! - остановился высокий парень, - А до вершины совсем рядом!
- Дальше даже идиоты не пошли бы! - хмуро проговорила девушка.
- Идиоты пойдут, а ты подождешь здесь! - повернулся к ней другой парень, - в двойке мы быстро выскочим.
- С ума сошел?! - воскликнула девушка будто ее облили холодной водой и со страхом посмотрела на высокого.
- Мы тебе поставим палатку. Залезешь в спальник и спи.
- Вы хоть снег переждете!
Под нависающей мощной скалой под порывами ветра с трудом сумели поставить палатку. В палатке, казалось, было еще холоднее.
- Скоро вернемся! - улыбнулся высокий, - а не вернемся, - больше будет "черных альпинистов"!
- А мне тогда в кого превращаться?
- В горную деву!
Девушка фыркнула и полезла дрожать в ледяной спальник. Парни выбрались из палатки и скрылись в тумане.
Но девушка не смогла вот так остаться и ждать, вершина-то совсем рядом! Как только ветер утих, стало так спокойно, что ей показалось, что она тоже сможет дойти. Она вылезла из спальника, торопливо собралась, схватила ледоруб и полезла на верх.
Ей везло. Все было легко и просто. Ей слишком везло пока она не вышла к огромной скале, загородившей путь на гребне. На ней было много надежных зацепок. Неужели девушке так хотелось попасть на эту вершину? Вообще-то не очень, но ее же парень полез...
Ветер выбрал момент и засвистел с неожиданной силой. Пальцы и лицо начали быстро стынуть. Девушка закрепилась, перекинув репшнур через выступ и сунула онемевшие ладони в штаны между ног. Пальцы начали медленно отходить, сообщая об этом болью. Под ней уходила вниз и скрывалась в тумане скала.
И туг сверху на ее каску по скалистому желобу обрушилась небольшая снежная лавина вперемешку со щебнем. Девушка оглушено повисла на веревке.
Довольные успехом парни возвращались к палатке.
- Я думал, что она нас будет встречать! - нарочно громко крикнул высокий.
- А она все проспала! - в тон ему добавил другой, просовывая голову в палатку.
- Ее там нет... - с нескрываемой дрожью в голосе сказал высокий, - значит полезла за нами, вот дура же...
Парни опять молча пошли вверх, оступаясь от усталости. Но стемнело, а нигде, где могла бы остановиться или застрять девушка они ничего не нашли и вернулись.
Небо разъяснилось, и огромная луна залила все вокруг волшебным светом. Парни вернулись к палатке. Какое странное совпадение: Луну заслонила та самая вершина. Снежная макушка озарилась короной фиолетового свечения и ничего не было фантастичнее в этот момент. Леденящий ужас заставил замереть сердца.
В палатке стоял пустой примус, еды не осталось. Нужно было продолжать поиски, но где взять силы? Ночь ей не пережить. Они сложили палатку. Высокий опять пошел вверх, но через десяток шагов остановился и в изнеможении сел на снег.
Побежденные, они начали спуск. Молча, шатаясь как в дурном сне.
Девушка долго искала парней. Ей совсем не было холодно и есть не хотелось. Она даже об этом не думала. Она ни о чем не думала, только искала.
Научилась съезжать верхом на лавинах, когда видела людей, идущих с рюкзаками, а потом долго раскапывала снег и всматривалась в побелевшие лица, но не находила.
Она осторожно пробиралась к палаткам ночью и ее дыхание легким морозным ветром покрывало инеем закрытые ресницы спящих. Некоторые спали ногами к выходу. Тогда она вытаскивала их спальники чтобы посмотреть кто же здесь спит, но не находила.
О горной деве начали рассказывать легенды...
Вот поэтому, - наставительно заключил я, - нужно спать головой к выходу, а не ногами. Она может быть и сейчас ходит, ищет...
- Ой! - выдохнула девчонка и плотнее прижалась скафандром ко мне.
- А на меня что-то дует... Как будто чье-то дыхание! - встревожено сообщил Вера. И тут же раздался резкий, неожиданно сильный хлопок. Мы вздрогнули, а девчонка взвизгнула. Почти сразу я понял, что это Вера хлопнул рукой по натянутой материи.
- Ну, Александр, - как-то официозно вымолвил Гена, - я русский знаю не очень глубоко, но ты так рассказывал, что теперь приснится.
- Саша, вы понимаете, что теперь вас ждет? - строго вопросил Вера привстал и гипнотически уставился на меня. Оказалось, что у них в темноте светятся глаза как у кошек. Это было очень круто и я не сразу ответил.
- Рассказывать на ночь - это теперь ваша судьба!
Я довольно заржал и произнес формулу:
- Спокойной ночи, приятных снов, цветных и радужных.
Все поняли назначение формулы и больше никаких звуков не последовало, создавая общий настрой на погружение в сон. Была и альтернативная формула из детства: "Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест!" - вполне-таки законная этническая поделка, но я пока еще не посмел. Да и не мотивировало такое на сон, скорее - на желание красиво преодолеть логику запрета.
Ночью инопланетяне спали неспокойно, ворочаясь в своих скафандрах и только к утру крепко заснули.
Я встал поздно, когда солнце выглянуло из-за гребня чтобы дать им выспаться. На стенках палатки длинными иголками вырос иней, было холодно. Я разжег примус, безжалостно ликвидировав эту красоту. Через минуту палатка просохла и стало комфортно. Девчонка открыла глаза и изумленно уставилась на меня. Я улыбнулся ей, потом взял кастрюлю и, высунувшись наружу, наскреб снега.
Когда вскипела вода, заварил чай. Девчонка выбралась из своего скафандра и помогла мне разложить еду. Меня порадовал этот признак хорошей горной этики. Я налил ей и себе чаю, булькнув туда кусочки прессованного сахара. И тут биолог Гена заворочался, принюхался и, следуя носом, привстал на локтях.
- Стой, Саша! - он суетливо принялся выбираться из скафандра.
Моя рука застыла с куском вяленой рыбы у рта.
- Я ведь собирался вас исследовать натощак!
Я сдулся и с сожалением оставил еду. Надо так надо.
Девчонка неожиданно показала мне длинный язык, и я не придумал, чем ответить.
- Резать не больно будете? - пошутил я и не получил ответа.
Вера тоже выбрался из скафандра и попросил чай у девчонки.
Гена вылез следом за мной из палатки, сразу пожалев, что снял скафандр, было очень холодно.
Мы пробежались по твердому снегу с другой стороны корабля и влетели уже в другой тамбур. Из-за полупрозрачных, да еще в разной степени, стен длиннющего коридора трудно было понять, где куда что ответвляется, и во все стороны, кажется даже сзади тамбура, что-то простиралось с неузнаваемо-неуловимыми деталями. И я подумал, что, возможно, входной левитатор сразу переносил куда-то вглубь корабля.
Как-то отец в первый раз привел меня к себе на работу в институтское здание, мы поднялись на второй этаж, там по коридору повернули куда-то, и я потерял ориентацию. Говорят, крыса тем умнее, чем более сложный лабиринт она способна осилить, особенно запоминания дорогу. Так вот, тогда я был не способнее крысы, но потом научился ориентироваться даже в сложных зданиях, но сейчас было понятно, что тут нет никакой системы, за которую я мог бы зацепиться. Возникла мысль, как важно мне не потерять Гену из вида, чтобы не пришлось выковыривать меня из каких-то устройств. А Гена шел впереди быстро, все время поворачивая и не оглядывался на меня. Может это уже был тест?
Но все вдруг завершилось какой-то явно психиатрической палатой, но больничкой не пахло. Сстены и полы здесь были из бархатно-мягкого, упругого материала, хоть бейся головой. На потолке сквозь тот же материал матово просвечивала сложная трубчатая структура, отливающая перламутровыми бликами. Освещение отличалось необычайной однородностью, а воздух вообще не ощущался. У нас бы воняло пластиком.
Посредине царил явно операционный стол сложнейшей конструкции с нависающими сверху жуткими инструментами, ну, просто трудно было бы придумать что-то более подавляюще-неизбежное для пациента. Но Гена прошел мимо этого ужаса, у меня сильно отлегло, пнул в тускло подсвеченный узор стены и оттуда возникло что-то вроде массажной лежанки. Он наконец-то приветливо улыбнулся мне.
- Саша, разденься полностью, пожалуйста!
А как же! Я подчинился.
В руках у нетерпеливо предвкушающего ино-биолога откуда-то, я позорно всякий раз не улавливал эти чудеса, появились черные диски, похожие на хоккейные шайбы, только маленькие и тонкие.
Когда я остался в плавках и начал озираться, возникла память от прохождения комиссии военкомата. Плавки снимать не заставили. Гена усадил меня как ребенка или дебила на лежанку, потому как она оказалась не такой уж простой и я мог бы промахнуться в чем-то.
Я снова уже не был абсолютно уверен, что меня не станут резать, но доверчиво замер, цепенея от предчувствий. Когда я иду к стоматологу и он берется за шнурок бор-сверлильного истязатора, я втыкаю ноготь большого пальца в ноготь другого и при сверлении начинаю давить. Это больно, но зато это - мною управляемая боль, и она отвлекает от боли в зубе.
Гена взглянул на меня и покачал головой.
- Сильно больно не будет, расслабьтесь.
Он деловито разбросал несколько шайб по моей голове. Точнее, они сами выскальзывали из его рук, находили свое место, замирали и, несмотря на волосы, держались там цепко.
В воздухе надо мной возникла моя объемная, но полностью прозрачная копия и я уставился сам на себя. Рядом змеились непонятные значки и графики.
Чуть вздрогнул, почувствовав макушкой некий центр боли, небольшой, но неожиданной. И из этой точки вниз начал опускаться обруч боли. Но не только боли, а всего того, что могло быть в зоне красного тонкого среза на макете надо мной.
Пройдя нос, я ощутил взрывы запахов и хорошо, что эта штука не останавливалась, потому как некоторые были отвратительны. Так же были пройдены глаза и язык. Пылающий обруч, обойдя лицо, начал надвигаться на мозг, и я вцепился пальцами в податливый материал лежака. И не зря. Тут меня накрыло таким разнообразием, что сказать, что я пережил свою жизнь как перед смертью, было бы невыразительно. Хорошо, что все прошло мимолетно, не выделяя ничего из этой каши чувств.
Обруч опоясал шею с нестерпимой щекоткой у кадыка, и я невольно кашлянул. Потом он пошел вниз вдоль тела. Подумалось, а что будет когда он минует пах. Этого очень не хотелось демонстрировать. Но все нормально обошлось, только проход пяток был почти невыносим, я боялся щекотки.
- Ну и хорошо, - сказал Гена, протянул руку, и диски послушно прильнули к его ладони.
- Все, что ли? - чуть ошалело вымолвил я, свесив ноги с лежанки.
- Да, Саша, все просто чудесно, я так вам благодарен!
- А вы случайно не владеете телепатией?
Гена улыбнулся этому, как если бы я пошутил.
- Нет, конечно! Слишком сложные и слишком индивидуальные процессы. Мы не можем себе представить такой носитель информации, кроме слов, который мог бы передать сведения об всем этом другому мозгу, а ведь их еще надо сделать доступными восприятию.
- У нас в фантастике телепатия - обязательный атрибут инопланетян, а вы не проходите по этому пункту, - заявил я укоризненно, но в шутку.
- Зато у нас очень развито эмпатийное взаимопонимание. И есть технические средства. Так что часто обходимся без громких слов.
Я как-то не обратил должного внимание тогда на слова про технические средства.
- Как у вас получается так хорошо разговаривать на нашем языке?
- Ну, мы все освоили киргизский и русский язык, как только прилетели сюда. Ваши теле и радиопередачи постоянно записываются. Компьютер быстро составил лингвистическую модель и свел ее с нашей моделью. Так что мы в игровом режиме в эмуляторе ситуаций довольно быстро отработали навыки. Тебе обязательно покажут этот эмулятор, это круче вашего кино!
И тут меня застигла насущная потребность, которую я проигнорировал с самого утра. Бежать до ближайших скал было далековато, а все вокруг просматривалось. Есть люди, которые могут просто остановить свою машину на трассе, близко подойти к колесу и освободиться от проблемы. Но это не я.
Я оделся и нерешительно замялся.
- О чем задумались?
Я сделал неопределенный жест и слегка поморщился. И тут сработала их эмпатия, так кстати удивившая меня.
- Ааа.. из комнаты сразу налево, я пущу указатель. Там все как у вас, осваивать не придется, просто сядьте и делайте все, что нужно, а потом чуть приподнимите зад, не вставая полностью, и оно очистит.
Я не знал даже как выйти из комнаты. Опять сработала эмпатия и Гена провел меня чуть ли не за ручку. А там было их обыкновенное инопланетное чудо, на которое я сел и все случилось так, как было обещано.
Вернулись мы в другое место и там нас ждала Наташа. Я уже начал привыкать к особенностям черт лица и мне она показалась очень красивой, несмотря на тонкие морщинки. Чуть заметно улыбнувшись, она сказала просто:
- Закончили? Пойдемте кушать.
- Да, мы сейчас, только переоденемся! - откликнулся Гена.
Наташа вышла и Гена достал из стены пакет, - Оденьте это, Саша. Я уверен, что вам понравится.
- А душ у вас есть, а то я не очень...?
- Лучше дать ткани адаптироваться к микрофлоре, она сделает все как нужно.
Я натянул на тело эластичную материю. Костюм как живой отслеживал каждое движение, совершенно не стесняя. Гена произнес какую-то фразу и передо мной возник мой объемный двойник. Я взглянул и вполне удовлетворился, перестав казаться дикарем в тряпье по сравнению с элегантным прикидом инопланетян. Через мгновение я обратил внимание, что это отражение не зеркальное. Скорее всего это было какое-то голографическое изображение. У меня не возникло щенячьего удивления от очередного чуда, я вел себя достойно как индеец в таверне.
- Гена, а почему мне лучше не знать, что такое сневер? Вы мне пока не вполне доверяете?
- Полностью доверяем, твои мотивации и твоя этика - на нашей стороне. Но вам будет не просто повести себя правильно, без ошибок из-за недостающих представлений. Все должно пониматься в определенном порядке. Вы же не пускаете детей туда, где им пока не место?
- Мне всегда казалось, что лучше видеть опасность, чем делать вид будто ее нет.
- От прямых опасностей здесь мы вас убережем. Эта же напасть совсем другого характера. Пока вы не знаете этой проблемы, вы будете вести себя естественно.
Гена своеобразно повел рукой, и голограмма исчезла. Когда я постигну эти управляющие жесты?.. Опять у меня возник приступ абсолютной чуждости этого странного места. Но я сделал усилие и наваждение пропало.
Конечно же, меня его объяснение только зарядило еще большей интригой, и в голове невольно начали возникать самые абсурдные предположения. В том числе вспомнился сюжет рассказа Станислава Лема про "сепульки". Что такое сепуьки? На планете развитого сепуления землянин так и не смог узнать это, как ни выспрашивал у аборигенов, только попадал в разные неприятные казусы. Нужно было вырасти в сепулярии и впитать в себя культуру сепуления, чтобы понять суть. Такой довод был достаточно убедительным для меня, и я отпустил проблему. Есть вещи поважнее. Еще во мне зудел мой гражданский и в чем-то комсомольский долг как первого представителя Земли, но даже это требовало своего времени.
- Столовая в другом конце модуля, придется немного прогуляться.
Я шел за Геной по непостижимому лабиринту, стараясь подсмотреть, как он открывает проходы, но почему бы просто не спросить? Если что, мне скажут, что пока еще не пришло время.
- А я сам могу открывать двери?
Гена замедлился и остановился.
- Это не так просто...
- Еще не пришло время?
Гена совершенно поземному заржал.
- Да. Но давайте сделаем это. Нужно прописать ваш образ как разрешенный для доступа, и все сможете делать сами. Ну, почти все. Интеллект корабля отлично понимает русский, он как раз и обучил нас ему.
- Да, я уже слышал про это.
- Корабль, внимание!
Прямо перед нами возникли фигурки и значки.
- Зарегистрируй новый гостевой доступ, - Гена указал пальцем на меня.
- Сделано, добро пожаловать!
- О, как... Спасибо! - но я все равно не знал, что делать дальше.
- Просто идите, а система распознает намерения, открывает проходы и вообще позволяет все, что можно. Голосовые командами можно уточнить, что требуется, например, пустить указатель до нужного места. Попробуйте довести нас до столовой.
Я сосредоточился, вздохнул и выдал:
- Нужен указатель до столовой.
Тут же под ногами возникла слабо пульсирующая в определенную сторону тонкая линия. И я пошел вдоль нее. Проходы галантно распахивались вовремя. Это было здорово!
Мимо с легким шорохом по полу пробежало несколько крупных зверей, похожих на крыс. Я с удивлением посмотрел на Гену.
- У них сейчас уборка, - пояснил он, - это биороботы. Они считают модуль своим домом и вычищают все до стерильности.
Наконец мы вошли в комнату, где собрался весь экипаж. Я принюхался, как всегда невольно делал в наших столовых, запах был, но не столовский и не вызывающий аппетита. То ли дело как пахнут только что отжаренные котлеты с соленым огурцом или борщ и даже в рыбный день тефтели настойчиво выдавали себя.
В комнате было тихо, у нас в столовой гремят ложки по тарелкам, но тут все молчали. Никто не переговаривался и это меня несколько насторожило. Я еще не знал, что им не нужно было переговариваться вслух.
Перед каждым парил небольшой подносик с едой. У нас в столовых за слово "поднос" персонал устраивал показательную взбучку, громко на весь зал наставляя провинившегося: "Не поднос, а разнос!!!" и с этим ничего нельзя было поделать. Присмотревшись, понял, что нет, это - не антигравитация, а какие-то очень тонкие и прозрачные держатели. Но подносики не раскачивались, как это просто неминуемо должно происходить. Потом оказалось все очень просто: в каждом был вращающийся диск, не позволяющий резко отклонять подносик - как колесо у велика. Неважно, я в общем-то хотел есть, но опять был беспомощен и ничего из увиденного мне не подсказывало, что делать.
Я сглотнул, посмотрел на Гену и сел рядом с ним, подальше от девчонки потому как я всегда стеснялся своей неловкой манеры еды, а тут наверняка был свой какой-то этикет.
Обеденных столов не было, все сидели большим кругом. И все тут совершалось вразнобой, многие уже отщелкивали свои подносики и роняли их в ловко глотающие кухонные пасти.
Из снеди, которую поглощали еще не справившееся с едой, я заметил зеленый хворост, светящееся лимонными бликами желе, сцепившееся дрожащими шариками, еще какие-то баночки, в общем, ничего шокирующего. Да я сам ел жаренных лягушек, только что пойманных у рисового поля, когда нас свезли на уборку хлопка и толком не кормили. Без шкурок они походили на маленьких кроликов, пахли тиной, но были очень даже съедобны.
Разнообразие меню говорило о явном гурманстве инопланетян. Я как-то размечтался о таблетках вместо кулинарных изысков: съел одну и нет проблем на целый день, особенно хорошо для гор - не таскать тяжести. Уж такое сбалансированное питание инопланетяне могли бы сделать, но нет, значит гурманство было важнее, чем прямо в кровь вводить уже готовое питание. Горло, желудок, кишки и все ниже к попе, наверное, отвалились бы от ненужности. А без них и другие органы забуксовали бы, в организме ведь все взаимосвязано: волос внизу выдернешь, слезы текут. Я слегка удивился тому, что начал делать такие длинные выводы, вот что значит стимуляция новыми впечатлениями.
Между тем, Гена прищелкнул мне подносик и навалил на него разных штуковин. Блин, я опять не заметил как! но теперь был уверен, что как-то очень просто, без фокусов. У меня был и хворост, и желе, и баночки.
Я присмотрелся, что делают со всем этим. Кто-то выдавливал себе из банки что-то в рот, кто жевал длинные зеленые хворостины, а девчонка методично разворачивала мои шоколадные батончики, прихваченные из палатки. Она почувствовала мой взгляд, посмотрела в упор, и я позорно отвел глаза.
И вот, я откусил край теплого прямоугольного бруска с золотистой хрустящей корочкой. Это было что-то вроде картофельного крокета, но только лишь по консистенции. Мне понравилось. Потом я смелее взялся за зеленый саксаул, но в нос густо пахнуло тухлое сушеное мясо. Я заставил себя дожевать кусочек, сглотнул, и, взяв первую попавшуюся банку, выдавил ее содержимое в рот. Сладкое пюре с освежающим запахом замаскировало тухлое послевкусие.
Как назло, никто не ел в этот момент светящиеся шарики. Пришлось спросить у Гены. Он просто взял один двумя пальцами, отправил в рот и.. все, жевательных движения не последовало. Я взял другой шарик, оторвав от подружек и вся горка радостно задрожала. Он был упруго мягким как виноградина, на просвет там затаилась интригующая красная искорка. Во рту шарик разошелся легким взрывом, разливая кисловато-острый, невероятно приятный вкус. Я с удовольствием взял еще один и Гена поднял одну бровь.
- Не торопитесь с этим, хоть и не наркотик, но довольно сильный модулятор настроения.
Осталась еще пара неизведанных упаковок. В одной был очень вкусный, густой напиток, а в другом остро приправленная паста. Я запил ее остатками напитка, и решил на этом мой завтрак завершить, не претендуя на добавку.
Ко мне невзначай подошел Федя.
- Самое вкусное оставили? - он показал пальцем на сухую тухлятину, - а я думал раз такой большой, то кушает много.
Ответная колкость крутилась в голове, но скользко не оформлялась словами, возможно мешало послевкусие тонизирующего шарика. На меня опять накатило ощущение мультяшной реальности. Я не переставал удивляться внешнему виду инопланетян, все никак не привыкнув хотя они уже не казались близнецами, и сейчас с любопытством смотрел на маленького добродушного бородача. Хотелось его потрогать чтобы убедиться в реальности. В его ярко-рыжей бороде контрастно зеленели крошки хвороста. Наконец я мстительно сказал ему об этом.
- Моя извиняется, - он жизнерадостно улыбнулся, стряхивая бороду, - это обезвоженная водоросль-животное. Очень распространенный продукт! Саша, пойдемте, поговорим про схемотехнику?
Можно было бы не писать про то, что цепляет мои специфичные интересы, но для меня это важно. Про горы и схемотехнику могу говорить бесконечно.
- Указатель до лаборатории Феди, - попросил я нагло, не надеясь, что корабль меня поймет, но стрелка послушно зазмеилась, и Федя одобрительно хмыкнул в рыжую бороду.
Федин отсек казался пустым, только в противоположном от нас конце около окна или монитора с видом на горный гребень сидел Полифем за светящейся панелью, описать которую не берусь, уже почти не помня детали увиденного. Он сидел с уверенным видом типичного ботаника и водил пальцами по экрану. Когда мы вошли, он повернул свое красивое невыразительное лицо, мельком взглянул на меня, чуть кивнул и снова ушел в процесс, время от времени тихо произнося команды или лениво шевеля пальцами. Было заметно как установка на все это реагирует.
Мы сели с Федей на услужливо подстраивающиеся стульчики, которые он вытянул из пола, и он осторожно проверил рукой, на месте ли у него борода.
- У меня сложилось мнение о вашей технике модуляции электронных потоков, наверняка во многом превратное. Так что хочется услышать что-нибудь от специалиста...
Он недвусмысленно имел в виду меня, в его голосе и на лице не было ни тени шутки подкола, и я не стал терзаться неполноценностью.
- Может, я и специалист, но потребитель, да еще принадлежу той стране, которая на десятилетие если не больше отстала в технологии микросхем. Зато у нас научились выпускать некоторые дискретные элементы выдающихся параметров.
Общение вполне заладилось, и я расслабился. Я рассказал, что мог вспомнить и этого оказалось не так уж много. Зато он выдвинул мне экран и показал, как рисовать пальцами схемы, линии которых тут же выправлялись будто понимали, что я хочу, а если что-то не понимали, то это очень легко было поправить.
Феде оказалось не просто вникать в земную схемотехнику, он привык мыслить намного более обширными и законченными моделями, а мои схемы отражали самые основы. Это как ассемблер и высокоуровневые языка в программировании.
Потом Федя принялся рассказывать про свою схемотехнику, и я почти сразу оторвался от нити смысла. Тогда Федя переключился на более зрелищное.
Он повернулся к стене, и по его команде она растаяла, обнажив сложный рисунок с непонятными значками.
- Это общий интерфейс нашего бортового компьютера.
- Для меня - полный ребус!
- Корабль, переведи интерфес на русский! Значки зашевелились и стали понятными, но только отдельными словами, а не тем, что означает каждый из значков. В целом стало понятнее. Одна из больших светящихся рамок имела название "силовая установка", а там было более мелкое: "Взлет на орбиту", "Форсаж" и много других крутых команд. Вот бы еще "Захват Америки".
- Понятно, что это - больше для отслеживания режимов, чем ручная корректировка, да и словами управлять проще или специальными многомерными рулями. Федя двумя пальцами увеличил участок панели и там появилось много более частных команд.
Я внимал с должным почтением. Они мне так доверяют, а что, если я вдруг натыкаю что-то катастрофическое?
- Сам компьютер распределен по всему посадочному модулю в виде функциональных элементов, сообщающихся с помощью света невидимой части спектра. Взаимодействуют они примерно, как различные органы в теле с общими зонами управления. Тут множество датчиков и исполнительных механизмов, а между ними - мозг.
Я понял, что мне не судьба что-то понять и слегка погрустнел.
- Это - древний, хорошо отработанный бортовой компьютер, а вообще для серьезных целей используют непосредственные мозговые интерфейсы и распределенное управление. У нас в мозг приживляют адаптивные элементы для таких включений.
- Всем делают такие операции?
- Без этого было бы трудно учиться и теряется очень многие возможности.
- А мне можно вживить?
- Еще не поздно, но научиться взаимодействию будет уже нелегко. В общем, с компьютером можно общаться устно, жестами, письменно и непосредственно подключив мозговой адаптер так, что он часто угадывает желаемое, а если оказывается что-то новое, то уточняют. Компьютер управляет освещением, составом воздуха, поддерживает гомеостаз корабля и относится к этому как с собственному организму. Он обладает сознанием, правда очень специфичным, хорошо обучается в новых ситуациях. Полифем сейчас с его помощью собирает электронное устройство. Мы тоже сейчас соберем какую-нибудь электрическую схему. На Земле эра микросхем. Какую бы вы хотели иметь?
- Это так просто? - загорелся я.
- Прямо сейчас изготовим, - уверенно пообещал Федя.
- Ну, я хотел бы иметь усилитель с двумя входами, один из которых меняет сигнал на противоположный...
Меня понесло и не хотелось сдавать ни одной позиции в этом инопланетном ТЗ.
Федя остановил меня движением руки.
- Ясно! Я понял, что вам нужно. Делаем нулевой термодинамически компенсированный дрейф постоянного потока электронов на входе и без потребления тока от сигнала, не ограничиваем частоту отображаемого сигнала, а питать усилитель можно будет любым источником, в том числе тепловым бесконтактным излучением, лишь бы мощности хватило для нагрузки.
Моя радость распирала мозг, я не верил, но это явно сейчас случится.
- И я смогу эти усилители взять с собой?
- Как наш сообщник - да. Но сам факт нашего существования может вызвать трудно предсказуемые изменения в мире. А для вас это вообще может оказаться фатальным. С помощью таких усилителей вполне можно вызвать очень немалый переполох в вашем мире.
Федя выудил из стены точно такую же установку как у Полифема и устроился перед ней. Он произнес несколько команд и на экране возникла непонятная структура.
- Это наша типовая схема. Сейчас я кое-что изменю, мы договоримся о корпусе чтобы замаскировать прибор под земной, а остальное сделает сам компьютер.
Федя поводил пальцами на чертеже, что-то стер и попросил меня нарисовать вид корпуса. Я ткнул своим пальцем и повел позорно неровную линию, которая чудесным образом выравнивалась в желаемую форму. Так мне удалось изобразить прямоугольный корпус с выводами. Федя минуты две отдавал команды, потом спрятал в стене установку.
- Ожидаем продукт...
В комнату влетел Джон, моргая своими вечно удивленными глазами.
- Атас, ребята!.. Шурик, как пацан, залез на скалу и не может спуститься!
Вот это был сленг! Я бы заржал от неожиданности, но сообщение не позволяло.
- Наш аэробот так близко от скалы не справится. Саша, вы можете помочь? У нас это займет слишком много времени!
- Попробую!
Мы побежали по коридору.
- Вот все у него так, - выкрикивал на выдохе Федя, - Наш Шурик- антрополог. Он убежден, что жизнь дикаря можно понять только, став самому дикарем.
Я не преминул почувствовать себя дикарем. Нас вынесло из корабля на уже подтаявший на солнце снег и, глубоко проваливаясь, мы побежали к палатке.
- Чтобы не выходить из формы, - говорил, запыхавшись, Федя, - он довольно часто становится дикарем.
Я залез в палатку и тут же отметил про себя, что мой новый костюм на холоде весь как бы подобрался на мне, стал значительно толще, но в то же время по-прежнему нигде не жал.
Я схватил веревку, несколько крючьев на карабинах, молоток и два пояса. Мы почти бежали к отвесной стене, под которой инопланетяне раскладывали большие куски толстого материала, пытаясь угадать место возможного падения.
Шурик вцепился в скалу метрах в пятнадцати над нами. Я учел выступ, от которого он должен был бы срикошетить и посоветовал сдвинуть матрацы на пару метров дальше от скалы.
Граница солнечного света опустилась, захватив Шурика и тот был как на сцене, выхваченный прожекторами перед зрителями в полумраке. Девчонка очень переживала внизу и трагически умоляла его продержаться еще немного.
Я перекинул веревку через плечо и через минуту взлетел по довольно простой стенке, оказавшись рядом с Шуриком, который ухватился за какую-то тряпку, заклиненную в трещине камнем. Видимо держаться за холодные скалы ему стало невмоготу, и он изобрел эту зацепку.
- Ну, молодец! - похвалил я его и со звоном загнал ледовый крюк в широкую трещину. Потом повесил на него цепочкой пару карабинов, быстро привязался репшнуром и, отклонившись на его длину над зрителями, встал позади Шурика. Еще через минуту Шурик был в надежной обвязке, и веревка от него тянулась через второй карабин ко мне. Я немного ослабил веревку и попросил его спокойно упасть вниз, ни о чем не волнуясь. Но Шурик не мог заставить себя расставаться с тряпкой.
- Шурик, - сказал я ему, чувствительно подталкивая в бок, - там внизу смотрит на вас девочка. Она считает вас самым смелым человеком на свете.
Этого оказалось достаточно. Инопланетянин шмыгнул носом, отпустил свою тряпку и судорожно перехватился за веревку.
- Отклоняйтесь как можно больше, - сказал я ему и еще ослабил веревку отчего Шурик вздрогнул всем телом и присел. Тогда я резко вытравил несколько метров. Шурик инстинктивно дернул ногами чтобы удержать равновесие и, описав красивую дугу, плавно приземлился на матрацы. Внизу раздались вполне земные аплодисменты.
Я оставил крюк, объявив его основной страховки для будущих наших занятий, и за пару прыжков слетел вниз по двойной веревке, с запоздалым раскаянием вспомнив про то, что веревка трется о новый костюм. Земная синтетика просто прожглась бы в этом месте, но оказалось, что на спине не осталось даже следа.
Шурик за это время не только не вышел из эйфории, но и обрел избыток отваги.
- Саша, - сказал он, - раз так все получилось, почему бы не потренироваться еще прямо сейчас? Мы же планировали восхождение!
Рядом фыркнул Джон:
- Шурик, а не стоит ли сначала осмыслить случившееся чтобы сделать выводы?
- Да, Шурик, тебе стоит остыть и подумать, - подхватил Федя, - ни один дикарь не полез бы на эту скалу просто так. Но идея мне нравится, если тренироваться по всем правилам. Может быть и в самом деле, Саша?..
- Хорошо, но с одним условием, - заявил я, ласково посмотрев на Шурика, - на тренировках вы будете делать только то, что я скажу.
- Конечно, брат! - согласился растроганный Шурик.
- И давайте тогда уже "на ты"! - заявил я пока было горячо.
- Конечно! Как тебе будет удобно, Саша, к черту ритуалы!
Этим я вполне надежно обрел свою нишу среди них.
- Я могу пояснить, почему полез на эти камни, - посчитал нужным оправдаться Шурик.
- Знаю, почему полез, - улыбнулся я, - сначала скалы были легкие и все получалось просто, но попался сложный участок, непонятно как лезть дальше. Оказалось, что вниз спускаться еще труднее потому, что ничего там не видно, а спрыгнуть уже слишком высоко.
- Точно, - выдохнул Шурик.
- Через это все проходят. Кто не попробовал опрометчиво залезть на скалы, у того нет сердца, но повторять такое уже неразумно.
- Оо, - у Шурика загорелись глаза, - это совсем как высказывание одного вашего деятеля: "Кто в молодости не был революционером, у того нет сердца, кто к старости не стал консерватором - у того нет ума".
- Не слышал, - задумался я, - за такие слова про революцию его расстреляли бы.
- Его звали Черчилль, он из Англии.
- Понятно, про Черчилля слышал, это наши враги, могут начать ядерную войну в любой момент, но боятся возмездия.
- Да, у вас обстановка сложная... Техника, в том числе убийств, совершенствуется несопоставимо быстрее, чем этика.
- Ради денег они готовы на все, - горячился я, старясь избегать эйфории, - вся их культура - деньги.
- Вот тут ты прав, деньги и власть сегодня - главный мотиватор происходящего и, нужно быть справедливым, в вашей стране не только у вашей элиты те же самые ценности.
- Мне деньги не нужны, я о них не думаю, - возразил я, - но не в этом дело, а в том, что цивилизация может погибнуть в любой момент. Так не хватает позитивного примера, такого как вы. Уверен, что если бы про вас узнали, то многое бы изменилось.
- Изменить основы мотивации, поменять этику культуры сразу не получится, - возразил Шурик, - братан, я это точно знаю и могу тебе объяснить на пальцах.
- А есть ли возможность испортить все ядерное оружие в мире?
- Нет. Нужно пойти по другому пути, и ты для этого как раз подходишь. Предстоит очень многое узнать и понять. Если ты не против, то можно это осуществить.
Меня как водой окатили.
- Я точно не против!
- Джон, ты слышал?
- Да, надеюсь, все будет хорошо. А сейчас можем мы позаниматься скалолазанием?
Солнце окончательно вылезло из-за гребня, сразу стало тепло и комфортно.
- Пока что покажу первый практический навык, если нет снаряжения, но нужно залезть на скалу.
Я подошел к скале, пролез метра три наверх и, цепляясь одной рукой, повернулся к внимающим инопланетянам.
- Выше будет уже небезопасно и нужно быть полностью уверенным, чтобы продолжать. Лучше спрыгнуть и для этого достаточно оттолкнуться от скалы, чтобы не ободраться как на терке.
Если честно, я давно так не прыгал, не было необходимости. Ноги мягко ушли в небольшую осыпь под скалой и, упав на спину, я кувырнулся через голову. Нужно было бы чуть наклониться вперед, слегка не рассчитал.
- Можно было и не кувыркаться, - пояснил я, поднимаясь, - но кроме смягчения ногами, часть удара перенесена на спину. Можно успеть развернуться чтобы лучше видеть куда падаешь. В общем, давайте каждый сейчас попробует это как ему удобнее. Только не высоко не поднимайтесь, метра два достаточно.
На всякий случай я встал позади девчонки. Она быстро залезла гораздо выше двух метров.
- Прыгай!
Девчонка не просто прыгнула, а развернулась в воздухе, успела перекувыркнуться и въехала ногами и попой в щебень. Я бы так не смог.
- Очень круто! Но кувыркаться в воздухе не нужно.
Она смотрела на меня огромными глазищами, так и не встав на ноги.
- Не ушиблась?
- Нет, - она легко встала.
- Ты очень ловкая. Как тебя зовут?
Последующие звуки я не воспринял и слегка растерялся.
Она поняла и рассмеялась.
- Потом придумаю что-нибудь попроще!
Я очнулся от наваждения и быстро оценил успехи остальных.
- Группа, достаточно!
Все собрались вокруг меня.
- А давайте так: первые двадцать минут, пока я буду объяснять как использовать снаряжение, все позагораем на утреннем солнце, а потом уже - на скалы.
- Ну... кратковременная стимуляция ультрафиолетом нам не повредит, - согласился Гена, - а вот тебе, Саша, придется обновлять кожу.
- Загорать вредно? - удивился я.
- Тебе - да, но мы это исправим!
Перспектива быть исправленным и, возможно, хирургическим путем заметно меня напрягла.
Поиграться в альпинизм остался весь экипаж кроме Джона, Наташи и Полифема, который так и не вышел из корабля.
Невысоко над снегом около нас неспеша порхала большая светло-зеленая, почти белая бабочка.
- Ой, смотрите! - показала девчонка.
- Как они здесь могут выжить? - Гена побежал было за ней.
- Гена, не надо! - взмолилась девчонка.
- Я много раз видел таких бабочек высоко, как-то даже на вершине Александра Матросова. Там гора большая как футбольное поле. Не знаю, что им там надо. Давайте сходим за снаряжением и разденемся.
Мне было интересно посмотреть на них без одежды. Меня-то они изучили.
Из палатки вытащили все подходящее, инопланетяне спокойно раздевались. Интересно, есть у них что-то типа плавок? Боковым зрением я ненавязчиво заметил, что да, есть, но на нашем пляже они выглядели бы очень необычно: интимные места неуловимо мерцали какими-то расфокусирующими квадратиками. А вот грудь у девчонки осталась открытой, да там и закрывать-то особо нечего, а ведь возраст был не детский. Ее тело меня слегка разочаровало. Все же верно кто-то из великих заметил, что женщина гораздо привлекательнее в одежде, и тогда воображение дорисовывает самое желанное, а не то, что оказывается на самом деле. Так что я с удовлетворением отбросил несколько отвлекающие меня мысли о ней.
У меня возникла иллюзия, что это я опять вывожу школьников на начальное занятие, и только бородач Федя нелепо выглядел среди них маленьким, но довольно озорным мужичком.
Инопланетяне подобрали по себе великоватые для них вибры и многим оказались нужны несколько толстых носков. Гена обнадежил, что подходящую обувь они запросто смогут изготовить к выходу на вершину.
Голые, но в ботинках, мы пошли к скалам, таща снаряжение. Обычная группа начинающих альпинистов.
Я показал узлы, способы страховки, все как обычно. Вскоре стала пора приодеться чтобы не пережариться, ну и для работы на скалах.
Там, где извлекли Шурика, я устроил верхний блок с карабином, продел веревку и слетел по ней вниз, зная уже, что на инопланетный костюм можно положиться и не подпалить спину. Я его натягивал на кисти рук вместо перчаток.
Тонкие бледные фигурки инопланетян беспечно суетились вокруг, совершая множество нелепых действий так, что требовали постоянных одергиваний, но часто мне приходилось одергивать себя, чтобы не быть слишком грубым ментором.
Уже опытный Шурик первым одел каску. Чуть велика, но пойдет. Пока он поднимался, я показывал страховку с командами мягко и жестко.
- Шурик! Отталкивайся и падай!
Инопланетянин на верху в большой каске повращал головой, примеряясь и доверчиво канул вниз, а я вытравил сразу много веревки. С испуганным вскриком он пролетел по красивой дуге почти до самого низа и плавно опустился.
- Так на страховке лучше пока что не стравливайте, предупредил я, можно и не рассчитать с непривычки.
Следующим полез Федя, а конец веревки держал страхующий Вася. Он еще не почувствовал веревку и волновался, хотя я стоял позади. Шрам над бровью у Васи порозовел и веревку он перебирал судорожными рывками.
Мы лазали пока не проголодались. Тренировка получилась достаточно полноценной.
- А теперь - обязательная заключительная разрядка!
Срывая с себя одежду, я выкрикнул в небо переполняющие меня чувства, кувыркнулся в толщу снега, выскочил на солнце в легком пару и побежал, гремя гроздью касок, к палатке. Позади вопили переполненные впечатлениями инопланетяне, послушно следуя моему примеру.
После обеда Федя протянул мне солидную упаковку с микросхемами. Сама по себе коробочка была просто чудо, но там лежало сто корпусов лучших на Земле усилителей. На крышке, совсем по земному, была изображена цоколевка и непривычными словами описаны параметры. Я осмыслил эти параметры и порадовался как ребенок. Это была силища, способная многое перевернуть в нашем мире.
Коробочку эту при первой возможности аккуратно спрятал в наиболее надежном месте рюкзака, предвкушая, что понаделаю, когда вернусь на работу. Если вернусь, конечно. Первым делом отдам моральный долг Якову Давыдовичу из института неорганической химии - поставлю один усилитель в недочиненный мной спектрофотометр вместо советского 140уд1.
Такие вполне реальные мечты были прерваны Джоном, который вознамерился узнать, что я думаю об истории человечества. Интересно же послушать как абориген интерпретирует произошедшее. Я сразу ощутил этот момент острым чувством студента перед всезнающим преподом, и свободолюбие нашептало вариант шуточно поиздеваться. Тем более, что мои знания об этом - слишком поверхностны, даже не знания, а то, чего нахватался. Но шутка сразу же не задалась, и я стал беззащитно-честно принялся собирать то, что имелось в моей голове.
Когда я сказал, что труд создал человека, Джон не выдержал.
- У вас есть выражение: трудолюбив как муравей, но это насекомое далеко от разума.
И он мне как-то так просто, но очень убедительно и понятно рассказал сначала про то, что такое разум, какие функции стали необходимы для того, чтобы животное могло в течение своей жизни, а не из поколения в поколение находить подходящие варианты поведения в новых условиях. А потом рассказал, что именно в природе провоцирует развитие такого механизма. После этого диалектическая формулировка показалась наивной и нелепой.
То, что мне удавалось так ясно следить за его мыслью очень радовало, возникали все новые вопросы, как у ребенка-почемучки, которому важнее узнать готовый ответ, чем разбираться в причинах. И, конечно же, я абсолютно верил сказанному.
- В космосе много цивилизаций? - спрашивал я, радостно доверившись, несомненно, правдивой картине мироустройства Вселенной.
- Даже того, что мы называем цивилизацией, в нашей галактике очень немало, но есть еще несколько более высоких уровней развития, которые не назовешь цивилизацией. Обычные цивилизации в большинстве изолированы, разнесены как в пространстве, так и во времени эволюции. Следующие же этапы развития отличаются тем, что я даже упрощенно не смогу тебе объяснить сейчас, да и сам многого недопонимаю.
Что сказать на такое? Я потрясенно пытался представить грандиозную картину.
- А какие бывают разумные жители других миров по внешнему виду?
- В основном их рост зависит от гравитации на планете, так что мы - исключение и, конечно, они намного разнообразнее, чем расы у вас.
- А какие-нибудь другие виды животных не могут при благоприятных условиях развиться до разумных существ? Неужели условия на других планетах были настолько схожи, что везде разумными становились только человекоподобные?
- Преимущество в разумности определяются вполне конкретными причинами и возможностями, а не особенностями внешнего вида. В первую очередь это такое наследуемое качество как повышенная неудовлетворенность существующим, порождающая множество проблем. Она влияет на развитие всего, в том числе на эволюцию длительности сроков развития, которые становятся все более продолжительными.
- Чтобы вы делали, если бы прилетели на Землю в момент начала ядерной войны?
- Безучастными мы бы оставаться не смоги, конечно. Есть возможность создать белый спектр стоячих волн в объеме Земли, способный нарушить работу любых электронных устройств, где бы они не находились. Конечно, это бы вызвало ряд катастроф, но надежно предотвратило бы войну техническими средствами.
Гора с плеч... Только теперь я понял насколько мне не хватало уверенности в безоблачном будущем и, почувствовал необыкновенное облегчение: ведь больше всего, как никогда раньше мне казалось, в наше время все люди опасались ядерной войны, которой правители чуть что грозились с ужасающей беспечностью.
Мы вот так разговаривали с Джоном, точнее я его донимал своими довольно бессистемными вопросами, пока не пришел Федя и, внезапно попросил научить его игре в шахматы.
Допускаю, что Джон хотел отделаться от нескончаемых наивных вопросов и как-то попросил Федю помочь, слишком подозрительно вовремя он появился. Джон изобразил увлеченность предложением, и мы перешли в комнату, где нас уже ждал расчерченный на квадратики экран, и на нем лежали правильно расположенные фигуры. Лежали потому, что были такими, как их изображали в книгах или телепередачах.
Вскоре подтянулись другие, что подтверждало мое предположение о возможности какого-то способа передачи информации между ними. И да, потом оказалось, что в ушах у них вставлены телефончики. Понятно почему они такие молчаливые между собой, им просто не нужно было переговариваться вслух. Но тогда мне никто про это не сказал.
Я принялся довольно путано пояснять правила игры, чередуя их примерами. Фигуры перемещались перетаскиванием пальцами и экран уже знал, что должно следовать в результате взятия фигур и недопустимых ходов.
Я не люблю шахматы. Вообще считаю, что игра приносит максимальную пользу только в момент постижения особенностей ее логики, а потом становится средством соревнования или наживы потому как трудно представить без этого постоянный интерес к одному и тому же. Меня отвадил от шахмат отец. Он слишком любил шахматы и находил разные предлоги сыграть со мной. Играть я научился, но эту игру невзлюбил как все, что покушается на мою свободу выбора.
Когда инопланетяне предложили мне сыграть с ними, я с внутренним колебанием согласился. Заводило и то, что первой передо мной уселась девчонка, излучая азартное намерение выиграть во что бы то ни стало. Такая ооочень умненькая и целеустремленная девочка, - мне всегда было от таких не по себе еще со школы.
Ладно, я вздохнул и ответил на ее e2-e4. Время мы не учитывали, но она молниеносно продолжила, очень наивно и оригинально, я еще разок вздохнул, и вдруг раскрепостился. Явно недооценив ее сообразительность и самобытность, я начал играть невнимательно, больше посматривая на ее живейшую мимику, в результате чего наделал столько ошибок, что единственным моим желанием стало, как обычно в таких случаях, спрятаться в палатке. Но девчонка сгоряча зевала еще больше меня и, наконец, сама залезла под мат. Она было протянула руку чтобы воплотить какой-то свой гениальный план и когда ей скорбно сообщили, что все кончено, разочарованно сморщила носик, но послушно уступила место.
С Верой я был уже бдительным и, тщательно завел его в ловушку, не слишком сложную, чтобы он смог в нее попасть.
Со мною сыграли еще Вася и Федя.
В результате возникло наблюдение, что изворотливость моей игры коррелировала с потенциалом противника: со слабыми я играл слабо, а с сильными - достаточно эффективно, и в результате неизменно выигрывал, что Вера истолковал как довольно интересную стратегию минимально необходимой адаптивности. Это мне польстило.
На ужин меня попросили принести свои оставшиеся продукты, которые все еще воспринимались как экзотика. Говорили почти исключительно на земные темы, но без навязчивости. Меня предупредили, что слишком большой приток новой информации вызывает специфическую реакцию психики, когда все происходящее кажется нереальностью и воспринимается сумбурно. Чего же они молчали раньше? Я и сейчас находился на грани такого состояния. Нужен был отдых, лучше - сон, который я не мог себе позволить при таких обстоятельствах. Так что после ужина мы смотрели земные телепередачи с моими комментариями и мне было непривычно видеть четко растрированную картинку на чрезвычайно высококачественных экранах.
В этот вечер ко мне в палатку пришли ночевать Шурик, Федя и опять девчонка, которая сумела чем-то обеспечить себе привилегию - бессменно спать в палатке.
Меня невзначай спросили, не будет ли опять сказки на ночь, а я уже придумал как изложить плод моей неразборчивой фантазии, беззастенчиво собрав его из образов, когда-либо владевших моим воображением при прочтении увлекательных книг. Было интересно, как к этому отнесутся.
Когда все улеглись, девчонка заметно тронувшим меня тоном попросила рассказать что-нибудь этническое.
- Вы не против сказки?.. - отозвался я.
- Офигеть, как обожаю сказки! - опередил девчонку порывистый Шурик.
- Даже не знаю... это - очень длинная сказка.
- У нас будет тысяча и одна ночь! - обрадовалась девчонка.
- Кто же нам позволит каждую ночь быть в том же составе? - урезонил Федя.
- Если нас убаюкает, то и сказке конец, а если нет, то Саша доскажет до конца, - рассудил Шурик.
- Тогда поехали.
Я немного помолчал и включил повествовательный тон.
Жил на свете Алеша. Был он неплохим парнем и очень нравился Аленке. Они часто ссорились по пустякам, потом клялись вечно жить в мире, но снова ссорились, и это все более становилось неизбежным правилом. Алеша думал о психологической несовместимости и о том, что не по-мужски слишком мягок. Вот и сейчас он ехал в троллейбусе навестить своею бабушку и размышлял об этом. Конечно, он Аленке точно нравился - это сразу видно, но вдруг вовсе не она ему судьбой предназначена? Вдруг на самом деле та девушка, с которой он был бы по-настоящему счастлив где-то рядом, не узнанная. И, может быть, сейчас троллейбус остановится и в открывшуюся дверь войдет Она.
Троллейбус подкатил к остановке, двери распахнулись и по ступенькам первой поднялась Она. Алеша обомлел. Она не была очень красивой, но что-то приятное и близкое таилось в каждой ее черточке.
"И что делать?!" - тоскливо подумалось Алеше, - "Слишком уж подозрительное совпадение. Кто знает, не провороню ли я ту единственную если с ней не познакомлюсь?" Девушка взяла билет и села. Алеша подошел к ней и, держась за верхний поручень, мучительно стал соображать, как начать знакомство. Они вдруг встретились взглядами и обоих пронизало ощущение необычного. Сердце заколотилось так сильно, будто в эти минуты решалась его судьба. Девушка кокетливо поправила прическу и ... на пальце у нее сверкнуло обручальное кольцо. Алешу как водой облили. Он успокоился и уныло уставился на мелькающие кусты в окне...
- У вас есть выражение: "вот это - облом!", - прокомментировал Шурик, - это типичная ситуация, когда...
Он вдруг осекся на полуслове и у меня укрепилось подозрение о некоей незаметной для меня связи между инопланетянами. Ясно, что кто-то попросил Шурика заткнуться. Я чуть подождал и продолжил.
Бабушка жила на окраине города. Алеша всегда с трепетом подходил к старинной калитке. Сбитая из толстых дубовых досок, она весила так много, что открывалась древним механизмом. Ее удерживали два исполинских высохших дерева, и это было любимое место сходок всех черных кошек в районе.
Алеша что было сил потянул за цепочку, что-то завращалось, калитка оглушительно затрещала и приоткрылась. "А как же бабуля открывает?" - всякий раз думал он, переводя дыхание, но, увидев на террасе саму бабулю, сразу забывал о сомнениях. В первую империалистическую войну она уже была старухой и ее до смерти боялись деревенские мальчишки. Они-то и выбили ей глаз из рогатки. Но бабушка смотрела оставшимся так цепко, как другие и двумя не видят.
К бабушке иногда приходили ее подружки, которые когда-то вместе учились в гимназии. Они садились за стол, расписывали пульку, дегустировали самодельную вишневую наливку и рассуждали о моде и радиации.
- Аааа! Цыпленочек мой пришел! - всегда умилялась бабушка, когда встречала Алешу, - какой хороший парень и их как его портит эта идиотская прическа! Постригись! - приговаривала она, провожая его в дом. Алеша просто промолчал.
- Вот что, Цыпленочек. Пришла тебе пора за ум взяться. Пойдем-ка.
В комнате у бабушки во всю стену стояло огромное медное зеркало, овитое по краям позеленевшими драконами. Алеше нравилось смотреть на свое деформированное отражение, но сейчас бабушка нетерпеливо лишила его этого удовольствия.
- Пора открыть тебе нашу фамильную тайну. К твоему отцу у меня не было доверия - он себя считал ученым и ничего кроме известной ему учености слышать не хотел. А ты - молодец, еще в детстве у меня на чердаке игрался со всякими моими банками, порошками да жидкостями, потому и на химика учиться пошел. В нашем роду все знали, как из них тайную силу извлечь и всегда за помощью они к одному духу обращались, потому что он с самого начала был нашим покровителем. Это Вельзевул.
Вот этого Алеша никак не ожидал, и бабушка заботливо поправила его отвисшую челюсть. Он вдруг решил, что старушка заговаривается, так что слушал по инерции, не зная, что делать, а та очень ясно и убедительно излагала:
- Самое главное, нужно усвоить, что проекция двух сакраментальных параметров нашего воображения на ожидание - есть абсолютное тождество дважды вырожденной функции, определяющей распределение вероятности возникновения события. И демодуляция вырожденных параметров идет необходимо и однозначно с развертыванием воображаемых проекций. И до такой-то простоты ученые пока не додумались! - бабка хрипло засмеялась и закашлялась, - Это вам не радиация, тут воображение иметь нужно. Вот пошли, покажу!
- Бабушка! - захлопал глазами Алеша, - Вот это да! Можно я запишу?
- Брось, цыпленочек. Сейчас - главное...
- А в этом ее определении есть какой-то ускользающий смысл при всей абсурдности, - заметил Федя.
- Ну, это же только видимость какой-то истины, - возразил я.
- Слушаем дальше, - потребовал Шурик.
Бабушка с кряхтением полезла на чердак, смахивая своим длинным подолом облачка пыли со ступенек. Алеша давно не поднимался на этот чердак. Он знал, что это - остатки старинной алхимической лаборатории. У бабушки было очень много старинных вещей, так что не удивительно, что на чердаке завалялась алхимическая лаборатория. Здесь было море бутылочек и пузатых банок, тряпок, сушеных растений и скелетиков животных. Все заросло пылью, с которой было бесполезно бороться. Тусклый свет фильтровался через паутину на чердачном окне. Теперь Алеша смотрел на этот хлам глазами химика, пытаясь найти знакомые вещества. Но не тут-то было. Он только понял, что все это - сложная органика, скорее всего - смеси природных веществ.
Алеша оглянулся на бабушку и обомлел. Она преобразилась: глаза сияли, лицо помолодело, даже черточки былой красоты проступили на нем. Бабушка вспомнила молодость.
- Смотри! - она открыла банку, сыпанула оттуда на стол горсть зелени и облако дыма взметнулось грибом, осветив призрачным блеском лица. На столе остался давно желанный фотоаппарат в магазинной упаковке, - его мечта или та самая проекция...
- Это тебе на днюху! - добро улыбнулась она, и Саша отметил, что бабушка помнит, что у него завтра - день рождения. Санитары явно были не нужны.
Бабушка снисходительно посмотрела на Алешу, который остолбенел в замешательстве и не мог выговорить и слова в то время, как рушилась его диалектика. Наконец Алеша осторожно взял аппарат и повертел его в руках. "Далеко за ним не ходили", - прикинул он, разглядывая штамп городского ЦУМа.
Бабушка вытащила из стола огромную книгу в кожаном переплете с медными застежками.
- Ну-ка прочти! - она разомкнула страницы, от которых сильно пахнуло стариной.
Буквы были старославянского шрифта, слова почти все не знакомые, только некоторые корни давали намек на смысл.
- Не можешь? Ничего, скоро научишься. Так говорили шестьсот лет назад. Здесь собраны все способы колдовства. Ты должен хорошенько во всем разобраться - это и есть наследство нашего рода.
И с тех пор бабушка стала настойчиво заниматься с Алешей.
- Ну, цыпленочек, еще попробуй! - умоляла она над самым ухом, - это же как свистеть научиться: сначала ничего не получается, а потом вдруг раз, схватишь что-то и сразу все пойдет, - бабушка сунула палец в рот и пронзительно свистнула. Тот вздрогнул от неожиданности и тут же у него получилось это самое демодулирование проекции: бабка вспыхнула синим пламенем. То есть сделала именно то, о чем в этот момент подумал с неистовым желанием Алеша. Он даже не успел окатить ее огуречным рассолом из кадушки, как она сама потушила пожар, мигом вспомнив свои былые приемчики.
- Хорошо, цыпленочек, - немного обиженно оценила она, все же радуясь Алешиному успеху, - наши все быстро это дело схватывают. Теперь все только от тебя зависит.
Алеша обрадовано закивал головой, и чтобы закрепить урок в точности повторил свой опыт, - бабуля послушно вспыхнула вновь уже не так скоро справившись с пламенем. Запахло паленой шерстью.
Алеша взялся за бабушкину науку, и любой бы на его месте взялся бы. Теперь он почти не виделся с Аленкой.
На работе шеф как-то спросил не влюбился ли он и не лучше ли взять отпуск. Алеша обрадовался и сказал, что да, конечно, отпуск ему очень нужен и просто работа из рук валятся. По рассеянности он даже не заметил, что в этой же комнате на спектрофотометре работала Аленка.
В тот же день, задумчиво посасывая кончик длинной химической пипетки из-под сулемы (это яд такой сильный), Алеша вышел из своих размышлений потому, что его отвлек странный шум в коридоре. Сначала он решил не придавать этому значения, но в шуме было что-то настораживающее.
Алеша раздраженно бросил пипетку на рабочий журнал. У Аленкиной комнаты собралась большая толпа сотрудников, а по коридору бегали врачи скорой помощи.
- Что случилось? - спросил Алеша у товарища.
Валера, его друг по кино я мороженному, посмотрел на него ошеломленно.
- Алена отравилась... Выпила стакан насыщенного хлорида бария.
Алеша молчал потому, что не мог говорить. Он сразу стал очень слабым. А потом он вспомнил бабушкины книги и шум толпы снова ворвался в уши.
- Сколько прошло времени? - спросил он осипшим голосом.
- Минут пятнадцать.
"Поздно" - подумал Алеша - "У бабки написано..."
Вскоре Алеша оказался в той комнате и увидел Аленку. Грудь у нее была накрыта окровавленным полотенцем после прямого массажа сердца. Алеша тупо смотрел как врачи собирают свои инструменты, потом сосредоточился и черты Аленкиного лица разгладились. Это заметил врач и с изумлением уставился на тело, пожал плечами, еще раз оглянулся и, потерев виски, вышел вслед за другими.
Раньше этот случай мог бы надолго сломить Алешу, а сейчас не все еще было потеряно. Он поехал к бабушке.
- Бабуля, ты меня знаешь, поэтому и не думай отговаривать. Мне нужно в Ад...
Я чуть замялся, - Ну ад - это такое религиозное место для умерших, где их мучают за грехи при жизни, - пояснил я инопланетянам.
- Мы знаем! - заверил Шурик, - Давай дальше!
Бабушка долго смотрела на Алешу потом молча полезла на чердак. Она вернулась с большим грязно-желтым ключом и горстью старинных монет.
- Вот тебе Ключ, тот самый! А эти червонцы имеют там хождение.
- Так значит Ключ у тебя?!
- Да! - бабушка гордо блеснула глазом, - Ну, ступай... цыпленочек.
Попасть в Ад можно было откуда угодно, но Алеша выбрал безлюдное место. Он прошел километров пятнадцать по горной дороге от остановки автобуса и все не решался. Наконец развернул пакетик и достал флакон.
Жидкость пахла чем-то непередаваемо жутким и волнующим. Алеша затаил дыхание, закрыл глаза и выпил залпом. Горло перехватило, по телу прошла мучительная судорога и голова сильно закружилась. Наконец он произнес заклинание и даже ухитрился помочь развернуться проекции вырожденных параметров. Голова сразу отошла. Он осторожно открыл глаза.
Та же дорога и то же знакомое ущелье - начало маршрута тройка-б на вершину "Незнакомка"... Но тучи, облепившие склоны, стали более суровы, скалы - более изломанными, речка - стремительнее, а небо - сумрачно-фиолетовым.
Алеша не спеша пошел по тропе. Мелкие камни зло выскакивали из-под ног и быстрее чем положено скатывались вниз, даже не дожидаясь, когда он на них наступит. Алеша чуть было не оглянулся и вовремя вспомнил, что это означало бы невозможность вернуться. Он быстро шел, раздвигая упругие как сталь ветки. Деревья остались позади. Это место Алеша уже не узнавал. Здесь должна была быть последняя стоянка пикникистов. Груды камней вздымались вверх по ущелью, под ними еле слышалось злое журчание речки. Голые скалы отвесными стенами поднимались к багровеющему небу, оставляя вверху узкую извилистую полоску света. Алеша взбирался по камням, проходил один поворот за другим по дну все более сужающегося каньона.
Пахло плесенью, сумрак ущелья дышал холодом. Под ногами среди камней виднелся сплошной скальный массив. Ущелье гротескно выделялось диким рельефом и подавляло величием.
За поворотом торжественно гремел водопад. Скала высотой метров двадцать преграждала дорогу. Ледяная вода низвергалась в небольшое, но глубокое озерцо.
Алеша задрал голову и долго обдумывал подъем. Наконец подошел к скале, уцепился пальцами за крохотный выступ и полез. Где-то метров за пять до конца скалы он чуть не сорвался на небольшом участке отрицательного склона и вспомнил, что препятствия должны попадаться как раз на пределе его возможностей, требуя максимального усилия воли. Наконец в изнеможении Алеша вылез на верх и поднял голову.
Такого дикого буйства форм и вызывающей нереальности он и представить себе не мог. Из камней и скальных трещин сплетался сложнейший, исполинский узор, суть которого ускользала от сознания, но был полон смысла, а суровые цвета плавно переходили в цвет неба с облаками, сотканными столь же затейливо.
Кончая перспективу, огромная арка перекрывала ущелье, а под ней застыли ворота черного цвета обугленного чугуна. Размашистые буквы, кроваво пылали: "Оставь надежду, всяк сюда входя ий". Буква "щ" в последнем слове отсутствовала.
Странный выступ в скале привлек внимание. Его прорезала маленькая щель на удобной высоте. Это чем-то напоминало автомат с газ-водой. Алеша достал из кармана бабушкину монету и бросил ее в отверстие. Она с чудовищным грохотом покатилась внутри, в то же мгновение с оглушающим скрежетом часть скалы отвалилась и оттуда выдвинулась гигантская черная лапа, держащая кубок с кровавой пузырящейся жидкостью. Когда эта посудина приблизилась к самым его губам, обжигая пылающим жаром, Алеша отпил жгучего снадобья и оказался по ту сторону ворот.
Его оглушил легкомысленный негритянский джаз потому, что он никак не ожидал его услышать. Двое отрепанных мужичков с хвостами ритмично дергались под звуки и драили ту самую букву "щ", добиваясь эффектного сияния. Они увидели Алешу, изумленно вылупили глаза и музыку как ножом обрезало.
В то же мгновение позади взревело само небо, истошный скрежет, лязг и громыхание заслонили собой все. Заболели уши, и Алеша обернулся. Это был настоящий Ад. Багровое облака трепетали бликами пламени. Черные тучи пепла вились тугими смерчами, а жуткий яростный вой, несмотря на свою силу, перекрывался воплями бесконечной боли, страха и отчаяния. Через все небо, извиваясь точно гигантская змея, черный вихрь нес души из ниоткуда в никуда, крутя и терзая их. Одна душа пролетела совсем рядом. Лицо, будто отразившееся в абсурдном зеркале, заслонило собой весь мир. Алеша увидел саму древность и безысходность, глаза, полные тысячелетней тоски, мертвую маску безразличия ко всей вселенной.
А потом огненный дождь пронесся над равниной, накрыв копошащиеся внизу тени и вызвав новый взрыв боли. Ближе, это больше походило на кошмарный сон, свирепый черт длинным мечом рассекал тела и, как это могло случиться? отрубленная чья-то рука оказалась у Алеши под ногами, пальцы скрючились и судорожно вцепились в трико.
- Помоги...
Это было слишком... все вокруг замелькало, и Алеша потерял сознание.
- Круто, - оценил Шурик, - Зримо представляется. Когда-нибудь я воплощу это в эмуляторе! Ну, а дальше?
Что-то тяжело придавило грудь. Алеша открыл глаза. Большая черная кошка возилась у него на одеяле, вылизывая до блеска свою шкурку. Солнце через окно слепило глаза. Он лежал в чужой комнате. Пахло сосновыми дровами и слегка - серным газом. Прямо перед ним на стене висел девичий портрет. Она была очень хорошенькой и сквозь коротенькие пряди вьющихся волос пробивались чуть заметные рожки.
Алеша сбросил с ног яростно зашипевшую кошку и сел на кровати. Он так и оставался в своем спортивном трико и ботинках.
В комнату постучались и неуверенно зашел довольно молодой черт в сером костюме и больших очках. Он протянул черную лапу:
- Женя.
Алеша ощутил в своих ладонях холодную как перчатка кожу. Как-то ему довелось держать в руке лапу варана.
- Алеша. С добрым утром!
Черт Женя что-то невнятно пробурчал в нос и хмуро посмотрел на Алешу через тонкие стекла.
- Вас вчера подобрали. С Ключом. Вельзевул узнал, конечно.
- И что теперь?
- Завтра к нему с утра на растерзание. Ему нужен Ключ добровольно, и он попробует его у вас того...
- Да и пофиг... - сказал Алеша почти шепотом, - мне как раз к нему и нужно.
Черт необычайно отзывчиво прореагировал мимикой на сказанное и подстроил манеры:
- Идемте жрать, - развязано предложил он и бесцеремонно скрылся за дверью.
Алеша подумал немного для приличия и вышел вслед.
- Это моя мама, - ткнул черт Женя длинным пальцем в качалку в которой находилось что-то бесформенное, похожее на взъерошенную ворону.
- Очень приятно, - еле слышно прошептал Алеша и почувствовал, что сделал глупость.
- Папа, - ткнул пальцем Женя в конец длинного стола. Оттуда моментально выскочил сухой как палка старый черт со слезящимися шальными глазками, витиевато подковылял к Алеше, начал трясти ему обе руки по очереди и за минуту рассказал обо всем на свете.
- Моя доча.
Чертова дочка вышла из-за стола, как сошедшая с картинки в спальне, сделала интригующий реверанс, очень хитро улыбнулась и, вдруг застеснявшись промолвила:
- Бабебибоба... Это меня так зовут.
- А меня - Алеша.
Их усадили рядом. Она была в черной рубашке и в черных, обтягивающих ноги до копыт, лоснящихся штанах.
Вдруг завтрак закончился, и Алеша никак не мог вспомнить, что же они ели. Старый черт сыто потягивался, мелко вибрируя животом и обтирая морду своей же бородой. Бабебибоба уже убежала, а черт Женя задумчиво смотрел сквозь Алешу.
- Мне пора на службу, - наконец сказал он, - завтра я вас провожу к шефу, а сегодня побудьте здесь и лучше никуда не выходите. И, надеюсь, будете джентльменом с моей дочей, она такая неопытная, вы же не воспользуетесь этим?
Алеша мысленно послал черта подальше на что тот укоризненно обернулся и молча вышел.
Почти сразу в комнате невзначай возникла Бабебибоба. Она походила взад и вперед, а потом, резко повернувшись, спросила:
- А не хотите прогуляться со мной?
- Но твой папа...
Бабебибоба презрительно посмотрела на Алешу:
- Я думала вы смелее!
Алеша вздохнул:
- Пойдемте...
Бабебибоба радостно завизжала и повисла у него на руке. Не успел Алеша прийти в себя от этой выходки как они оказались в лесу.
Ни одного листочка не было на исполинских деревьях, кривых, коренастых и фантастически закрученных. Ни одна веточка не шевелилась в напряженной тишине, и только невесть откуда, может быть прямо из темного неба, с легким шуршанием падали, кружась большее красные листья.
Здесь было очень красиво. Алеша обернулся и чуть было не налетел на Бабебибобину рогатую макушку. Чуть дальше протекала широкая кроваво-красная река. Алеша подошел поближе. Там густо поблескивала настоящая кровь.
- Сколько ее ни Земле ни проливается, - сказала Бабебибоба, - вся здесь протекает. Иногда речка мелеет, но чаще из берегов выходит. Там дальше - целое море.
Она опять очень хитро улыбнулась Алеше, показав белые острые зубки, и принялась носиться вокруг деревьев.
- Догони меня, Алеша! - визжала она, переводя дух и, как только Алеша ринулся за ней, припустила так, что только замелькали ее копытца. Алеша забыл про все, и мир вокруг тоже замелькал и зазвенела странная мелодия.
Деревья, ставшие такими же черными как Бабебибоба, как живые выскакивали прямо под ноги, и Алеша, едва не врезаясь в ствол, еле уворачивался. Одно дерево совсем растерялось, сворачивало туда же куда и он. Алеша наскочил на него, и они в обнимку кубарем полетели по земле. Оказалось, что это и была Бабебибоба. Она со страху больно вцепилась Алеше в плечо зубами, всего исцарапала и куда-то исчезла.
От резкой остановки у Алеши бешено стучало сердце. Он ошалело озирался по сторонам и никак не мог прийти в себя. Вместо леса от горизонта до горизонта чернели густые заросли корявого кустарника. Кроваво-красный ручеек змеился между кустов, но как-то неестественно медленно. Это был тот самый лес с рекой, только с высоты птичьего полета.
Что же делать? Алеша посмотрел на свои исцарапанные руки и легко представил какое у него лицо потому, что оно тоже нестерпимо горело. Он начал проламываться через кустарник наугад. Уже темнело и быстро зеленеющее солнце вырастало на глазах. Внезапно из ниоткуда раздался озабоченный голос черта Жени.
- Алеша, вы где?
- Здесь! - выкрикнул Алеша и тут же оказался в комнате. Бабебибоба сидела за столом и невинно болтала копытцами. Старый черт уже вытирал бородой сытую морду, а Женя укоризненно уставился на Алешу. Алеше стало неуютно. Он извинился и ушел в свою комнату, съел наспех сотворенный пирожок с повидлом и завалился спать, так ничего толком и не выяснив. Но впечатлений оказалось слишком много для него. Беспокойные сцены абсурдно толпились у него в голове пока не выстроились в ночной кошмарик, и он заснул до утра.
В палатке инопланетяне как-то подозрительно притихли. Убаюкал, что ли?.. Я приподнялся на локтях. Сквозь палатку просвечивала Луна. В ее ярком свете можно было различить каждую деталь и стало заметно, как глаза у инопланетян слегка флуоресцировали. Казалось, это были непознаваемо чужие существа, и я лежал один среди них. Понимают ли они его или это только кажется? Я с трудом отвлекся от этих мыслей, сглотнул и спросил:
- Спим или рассказывать дальше?..
- Дальше! - немедленно отозвались хором Шурик и девчонка, да так живо, что я отбросил сомнения.
- Ну, ладно...
Следующим утром Алеша открыл глаза и опять первое, что он увидел был портрет Бабебибобы на стенке. После вчерашнего появляться чертовой семейке на глаза не хотелось. Алеша еще раз взглянул на портрет. Бабебибоба с портрета ехидно подмигнула ему и показала невероятно длинный язык. Алеша разозлился. Он прошипел что-то сквозь зубы, портрет встряхнуло, и он закачался на одном гвоздике. Кровать возмутилась и встала на дыбы, сбросив Алешу на пол. Беспокойный сон еще не совсем ушел из памяти, а настроение располагало к безрассудной мести. Алеша специфически выругался и ножки у кровати подкосились.
Дверь распахнулась, - на пороге стоял черт Женя и печально-умоляюще смотрел на Алешу. Алеша молча прошел мимо него, нарочно грубовато задев бедром.
В комнате никого не было. Он подошел к окну и прислонился носом к давно не мытому стеклу. Солнце только вставало из-за крыш. Во дворе старый черт выводил из конюшни дракона. Тот с реактивным свистом ревел в три глотки, его когтистые лапы рыли землю, а огромные крылья гремели точно листы кровельной жести.
Слева, за рекой, начиналось что-то похожее на пустыню. Над рекой поднимались густые клубы пара. Сначала Алеша подумал, что это в кипятке варятся грешники, но присмотрелся и увидел чертячьи хвосты на выныривающих задницах. Некоторые черти повылазили на пляж и продолжили там резвиться.
За рекой на большом песчаном бархане неподвижно стоял жираф. Он печально смотрел на реку и горел красным коптящим пламенем. Потом медленно спустился с холма и удалился в пустыню. Алеша, наконец, решился и задал давно мучивший его вопрос:
- Как-то у вас здесь тихо и в общем-то не страшно, не то, что вчера, когда я зашел в ворота. Здесь, наверное, никого уже не мучают?
Черт Женя обрадовался, что Алеша заговорил с ним:
- У нас тут давно новеньких не мучают, только тех, кто больше тысячи лет отбыл... они привыкли, им мучиться - хоть какое-то развлечение, чем просто бездельничать, зато потом прямо в рай, - черта слегка передернуло на этом слове.
- И чем новенькие здесь занимаются?
- Тем же, в основном, чем занимались при жизни.
"Значит Аленка где-то здесь в лаборатории", - подумал Алеша.
- Нет, она в подготовительной школе, а потом ее направят в лабораторию.
Алеша досадливо посмотрел на ясновидящего черта и отошел от окна.
- Не пора ли нам к Вельзевулу? - спросил он.
- Самое время.
Черт положил свою лапу Алеше на плечо, и они оказались в огромном коридоре, перед дверью с табличкой "начальник отдела кадров".
- Так все-таки мальчиком?! - раздалось из-за двери, - Все хотят родиться мальчиками!..
Голос потише оправдывался:
- Вроде бы я у вас выиграл...
- Ладно, хватит, будешь мальчиком, но из резерва.
Дверь открылась и из кабинета мелкими шажками засеменил пожилой человек в старинном фраке и цилиндре.
Черт Женя просунул голову в комнату:
- Заводить?
- А, давай!!
Черт пропустил Алешу, и тот вошел в зал с подавляющими своей высотой стенами. Далеко вверху под потолком клубились багровые облака. Кровавые блики света метались по стенам. Прямо перед Алешей за каменным столом в гигантском кресле сидел непропорционально маленький чертик. Зато глазами он ел за десятерых. По-видимому, ему только что здорово испортили настроение, но он галантно осклабился. Его лапа безо всяких усилий вытянулась через несколько метров стола, и Алеша вынужден был пожать шершавые пальцы.
- Хм, гм! - откашлялся Вельзевул, - Если не секрет, ключик от кого достался?
- От бабушки.
- Знаю оную. Старушка еще жива или так, по наследству перепало?
- Вы же знаете.
- Меняться будем? На что хочешь.
- Нет, он пока мне самому нужен.
- Ну-ну. Тут недавно поступила к нам, - Вельзевул подслеповато прищурился на листок на столе, - эта, Березняк, Елена Михайловна, - Вельзевул с наглой усмешкой вперился Алеше глаза, - за нее мне ключик и дашь.
- Нет.
Вельзевул озадачено похлопал глазами, но быстро пришел в себя:
- А, я знаю, как нам поступить. Давай по-честному. Мы придумаем по вопросу, и кто вынужден будет сказать "не знаю", останется без ключа и без девчонки. Прямо как в поучительных старых историях. А?
- И вы меня, конечно, вынудите сказать?
- Не, ну ты, елки, сам прикинь! Если бы мог вынудить, то ты бы уже ключ выложил без вопросов.
Алеша задумался. "Если Вельзевул завладеет Ключом, он завладеет и всем миром. Но Ключ он не может удержать без моего добровольного согласия. Значит нужно тянуть время, узнать, как можно больше и действовать. А теперь мои мысли знают эти черти".
- Договорились!
Вельзевул встал из-за стола, подошел к Алеше и сунул лапы за спину:
- Что у меня в правой руке?
- Ничего, - с полной уверенностью ответил Алеша, потому, что позади Вельзевула во всю стену было зеркало.
- Ха-ха! - черт театрально показал Алеше бутылку водки.
- Итак, один-ноль, - ухмыльнулся он, - теперь - твой вопрос!
"Что же делать?" - затосковал Алеша, - "Мои мысли он, конечно, знает... продул я - это точно. Алеша досадливо улыбнулся:
- И зачем я только согласился с вами состязаться?
- Это от большой самоуверенности, - с охотой откликнулся черт, - назад дороги нет, так что жду вопроса.
- Ну какой же я могу вам вопрос задать, если вы мысли читаете? - отчаянно улыбнулся Алеша. Черт подозрительно посмотрел на него:
- Не знаю, не знаю. Я жду.
- Вот мы и квиты, - сразу успокоился Алеша, - сами сказали: "не знаю, не знаю".
- Надо же, - проворчал черт, - что-то часто меня в последнее время... ну, ничего. Если счет ничейный все решает жеребьевка.
- Не такой же я болван... - начал было Алеша.
- Да успокойся ты! присядь!..
Алеша насторожено присел перед столом на неказистую табуретку. Вельзевул откупорил водку одним движением кривого когтя большого пальца и с чертовской точностью разлил по стаканам.
- За справедливое решение наших проблем! Будь здоров, - махнул стаканом черт и опрокинул в бездонную пасть.
Алеша сначала превратил в своем стакане спирт в сахар, а потом выпил приторный раствор.
- Эээх... Чему только бабушка учила, - укоризненно поморщился Вельзевул.
"Чему меня бабушка учила?" - завспоминал Алеша, - "Учила все проекции разворачивать, пространство экранировать. Ах ты черт!"
- Эй!! - успел только вякнуть Вельзевул и оказался в бутылке с остатками водки. Пробка резво наскочила на горлышко и закрепилась. Материться было бесполезно: экран можно снять только извне. Алеша воровато оглянулся и осторожно, чтобы черт там рога не обломал, сунул бутылку в мусорную корзину. Он встал со стола, схватил Аленкино досье и вышел в коридор.
- Что теперь будем делать!? - подскочил к нему черт Женя. Он волновался. Следы его копыт отпечатались по всему коридору, на стенах и потолке.
- Сразу договоримся, я вас тут не ждал и не знаю, что случилось. Один час игнорирования я вам обещаю, а потом ничем не смогу помочь. Уладьте побыстрее ваши дела и оставьте нас в покое.
- Спасибо, Женя! Последняя просьба: Забросьте меня в школу к Аленке.
- Она сейчас не в школе, а сидит на берегу Реки Памяти. В том месте, где в нее впадает Приток Грез, - Женя вздохнул, - она проводит там все свободное время. Удачи!
Алеша оказался на берегу большой реки. Вода была неподвижна как в старом пруду, только легкая рябь стояла будто осенью повеяло. Стволы огромных деревьев поднимались среди высокой слегка пожухлой травы, образуя между собой живописные поляны. Еле слышная невыразимо грустная мелодия заполняла все вокруг, прощаясь со всем навеки прошедшим, с тем, что проходит и с тем, что неминуемо пройдет когда-нибудь.
Тонкая фигурка сидела у самой воды на раскоряченном почерневшем пне, там, где из-под травы в воду протянулась полоса крупного рыжего песка. У ее ног лежала удочка и тонкая леска уходила под воду. Аленка мельком взглянула на Алешу и сразу отвернулась. Алеша сел рядом, в руках у него появилась вторая удочка. Он забросил грузило подальше и стал ждать. У Аленки клевало и на бледном лице появилась бледная тень радости. Аленка потянула удочку и вытащила воспоминание.
- Это же... - пошептал Алеша.
Это была, их весенняя встреча. Тогда они только познакомились, им было весело и хорошо вместе. Аленка снова посмотрела на него, замерла, и в ее печальных глазах отразилось облегчение какое бывает после долгого болезненного сна. Она улыбнулась и, счастливо зажмурившись.
Они сидели совсем рядом и ловили удочками отрывки из детства, их встречи... Истекал час защиты, обещанной чертом Женей, а они все не могли оторваться. И час пробил.
Вокруг взметнулось пламя, и река вскипела с оглушительным стоном. Небеса подперла зловещая фигура... Аленка съежилась у Алеши на груди, а он кричал что-то страшное сразу всему миру. Со всех сторон к ним протянулись ужасные лапы, а сверху начали пикировать безобразные морды. Но все они огибали их, не долетая совсем немного, как от невидимого купола. У Алеши вместе со словами изо рта срывались языки голубоватого пламени, а сам он стоял как каменный и в руке у него блестел золотом выросший до невероятных размеров Ключ. Алеша все время пытался что-то совершить, и от этих усилий видения вокруг на мгновение блекли, но возвращались с новой силой. Наконец ему удалось: морды заколебались, стали нестрашными, совсем побледнели и растворились под лучами света.
Все кончилось. Они стояли, крепко обнявшись, прямо перед фонтаном в универмаге среди снующих людей, бросающих на них косые взгляды...
Я слегка приподнялся на локтях, желая получить хоть какую-то обратную связь. Инопланетяне молча и не моргая флуоресцировали в темноте.
- Саша, - наконец тихо сказала девчонка как будто пробуя на вкус, - скажи, на Земле все так рассказывают сказки?..
Неужели прикалывается?..
- Это - наша этническая особенность, - соврал я.
- Здорово, - вздохнула девчонка, - В твоей сказке Алеше нужно было попасть в ад, чтобы понять, как ему дорога Алена. Как это печально...
- Кто-нибудь записывал сказку? - озабочено спросил Федя.
Все молчали. Я слегка удивился.
- Магнитофоном, что ли?
- У каждого есть личные регистраторы, - пояснил Федя, - Привычка выключать на ночь оказалась неоправдана.
- Я довольно неплохо запомнил, потом надиктую, - оправдался Шурик.
- Я - тоже, - прошептала девчонка, - я бы даже кое-что добавила, очень важное...
- Так, мы уже здорово припозднились, - Федя несколькими резкими движениями умостился поудобнее, - Итак, внимание! Кошка, гм, сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот, соответственно, и съест!
- Фуууу, - выдохнула с отвращением девчонка.
- Опа на! - обрадовано констатировал Шурик.
- Как вы, однако, неплохо подготовились, - подивился я, - ладно, спокойно ночи, всем приятных слов, цветных, радужных.
На следующий день весь экипаж приступил к итоговому обобщению информации по Земле для отправки каким-то специальным сигналом. Я не смел никому мешать, и девчонка, находящаяся в том же статусе невостребованности, предложила мне прогуляться.
Тонкий слой выпавшего ночью снега крупными искрами переливался в лучах выбирающегося из-за гребня Солнца. Сине-фиолетовое небо, скалы на гребнях с белоснежными верхушками, ясно выписывающимися каждой черточкой, морозный воздух, весь комплекс горной экзотики заряжал бодростью. Лиса, вся взъерошенная на морозе, побежала исследовать новые места.
Я знал, что на этом леднике в старых трещинах можно увидеть очень красивые ледяные узоры, нужно только забраться повыше.
Мы вышли из границ маскирующего облака и не спеша, пошли вверх по леднику к краю глубокой трещины.
- Я все еще не знаю, как тебя называть, - сказал я, - это довольно неудобно... И хоть бы кто-нибудь тебя как-то называл.
- Я еще не придумала, - она с надеждой посмотрела на меня, - назови меня как-нибудь!
Она еле доставала мне до плеча. Густые черные волосы были красиво уложены и подчеркивали нежно розовое лицо, чуть побелевшее на морозе. Она смотрела на меня открыто и с интересом ждала.
- То имя, что мне не удалось выговорить, что-то означает?
- По смыслу это как бы "бесконечная глубина", есть у нас такое слово, но не знаю, как сказать по-русски.
- Бездна? Красиво. Можно я буду тебя звать Бездной?
- Мне бы хотелось, чтобы ты назвал меня земным именем, которое тебе нравится, например, по имени своей девушки, - она посмотрела со своим особенным, уже знакомым выражением, смысл которого я так и не понял, иронизирует ли она или говорит всерьез, - у тебя ведь есть девушка?
- Мы с ней расстались. Поэтому я и пошел в горы один.
Девчонка вздохнула, отметив, видимо, еще одно тривиальное обстоятельство жизни на Земле.
- Ну... хорошо, зови меня Бездной, - разрешила она, явно не очень довольная.
Я был научен, как нельзя потакать женским капризам и мелкому недовольству, да и вообще, зачем делать проблему на пустом месте? Поэтому я твердо и чуть насмешливо сказал:
- Итак, Бездна, я буду привыкать называть тебя Бездной! Кстати, это тоже земное имя.
- Русское?
- Конечно. У нас в городе была спелеологическая группа под названием Бездна и оттуда с нашей альпинистской компанией иногда ходила девушка. Так вот мы ее называли не иначе, как Бездной, и она охотно и с удовольствием на это откликалась!
- Тогда хорошо, - девчонка улыбнулась.
Мы подошли к самому краю трещины и осторожно заглянули в глубину.
Легкий ветерок щипал лицо, но материя костюма очень хорошо согревалась под лучами Солнца и было тепло. Мы присели над краем. Внизу в полумраке, подсвеченном голубовато-зелеными отблесками льда, распушились веточки кристаллов, похожие на морозные узоры на стекле. Из темноты провала сверкал лес причудливых форм. На стене ощетинились иголками ледяные ежики круглых образований. Бездна заворожено глядела и ее лицо стало совсем детским.
- Как красиво! Вообще на Земле очень красиво! - она счастливо посмотрела на меня, - Когда я вышла из модуля, передо мной открылось столько пространства, что я боялась потеряться там и не верилось, что можно идти и никогда не встретить границ мира. А потом меня невозможно было заманить обратно. И даже когда я вернусь на свою планету вряд ли у меня будет такое же чувство какое я испытала здесь. Ведь мне не верилось, что бывают миры кроме корабля.
Откуда-то появилась лиса и по кошачьи принялась тереться о мои ноги. Я почувствовал, что ступни подмерзли.
Мы встали и пошли вдоль трещины. Иногда я бываю дураком потому, что не могу остановиться. И теперь в голову пришел пошловатый анекдот. Захотелось узнать, а не буду ли я убит презрением за него, если выдам прямо сейчас. Подумалось, что любой расклад меня бы устроил, ну и что если еще одна девчонка посчитает меня тупым животным.
- Кстати, про изоляцию, есть не очень этичная, но прикольная история.
- Давай!
- В женский монастырь врываются трое хулиганов: "Сейчас мы вас всех по очереди изнасилуем!". Одна из монашек заслоняет собой остальных: "Насилуйте только меня, а сестер не трогайте!". И тут настоятельница назидательно так: "Сестра Мария, эгоизм - тоже грех!".
Как бы ни был мой голос невинен, но мне вдруг стало очень неуютно. Бездна, конечно, не предполагала, что я рассказываю ей пошловатый анекдот и слушала с серьезным видом. Когда закончил, она в крайнем изумлении взглянула на меня, что-то в ней дрогнуло и она, не удержавшись, рассмеялась. Пронесло, подумалось с облегчением.
- Это был земной анекдот?
- Да, и как хорошо, что ты это поняла!
- Я сообразительная! Да, про изоляцию... и мне кажется, что поняла кое-что про тебя больше, чем ты хотел сказать!
Кошки в моей душе опять выпустили когти.
- Извини, Бездна!
- За что? А... нет, я не подумала о тебе плохо! И тебе вовсе не нужно ожидать от меня какого-то укора или недовольства.
А вот это было прямо как бальзам.
Мы еще немного погуляли и вернулись к маскировочному облаку.
- Лицо начинает неметь от холода. Помнишь, Шурик захотел твою сказку воплотить? Хочешь, покажу тебе эмулятор сюжетов?
Я хотел, и мы, вернувшись на модуль, вошли в новую, довольно большую комнату, пол у которой по краям полого вздымался невысоким куполом и состоял как мозаика из маленьких матовых пластинок, напоминая огромный глаз стрекозы. Я шел как по коже, нисколько не ощущая податливые пластинки под ногами.
Бездна подняла два сидения на несерьезно тонких ножках из пола в центре, мы сели, и я приготовился улететь в экстрим.
- Сейчас увидишь, как живут на родине моей мамы.
Чуть резануло слух. Мне хотелось спросить ее, намерено ли она дистанцируется от своей культуры, но это получился бы целый разговор, а хотелось посмотреть на чудо.
- Я готов!
Мои пальцы вовремя ухватились за сидение, все вокруг всколыхнулось и как-то незаметно мы оказались в дремучем, живописном лесу. Непропорционально толстые коренастые деревья создавали полумрак низко нависающими кронами. Воздух резко изменился, стало теплее, запахло душистой травой и отовсюду полились звуки леса.
Я опустил глаза и увидел под собой старый замшелый пень. Я потрогал его трухлявую кору. Бездна встала со ствола поваленного дерева и подошла ко мне, приминая высокую траву. Она изменилась, не помню уже в чем именно, но красиво вписалась в окружающую нереальность.
- Недалеко есть дом. Пошли посмотрим.
Я осторожно встал и пошел как по пружинящему болоту, ощущая ногами упругие стебли. Через несколько шагов должен был случиться удар головой о стену демонстрационной комнаты, но этого не происходило.
Мы шли совершенно беспрепятственно и скоро перед нами открылась огромная поляна с речкой. На густо заросшем кустарником берегу стоял очень необычный домик, оплетенный растениями. Никого не было вокруг. С речки повеяло влажным воздухом и ароматом прелых ягод. Я незаметно отломил веточку от куста и повертел ее в руке, изумляясь реалистичности. Черт! как они это делают!?
- Большинство семей живут в лесу, - пояснила Бездна, - но некоторым больше нравятся горы, другим - море, а есть и такие, которые живут в небе.
- Как это в небе?
- А вот так.
Поляна с домиком и речкой исчезла вместе с веточкой из моей руки, и мы оказались на дне глубокого ущелья. Прямо над нами на огромной высоте на тонких блестящих паутинках было подвешено прозрачное сооружение: целая гирлянда домиков на разных уровнях с площадками и переходами.
Бездна опять изменилась, причем даже стала выше.
- А те, у кого нет семьи, обычно живут прямо там же, где выполняют свои проекты, - продолжала Бездна, не переводя дыхание. Виды все быстрее сменяли один другой. При этом никаких заметных действий бездна не совершала.
- Как ты этим управляешь? - изумлялся я, - не вижу ни жестов, ни слов!
- Потом объясню! - она забавлялась производимым на меня эффектом.
Удивительные картины возникали и сменялись новыми, я не догонял, и острота впечатлений быстро выгорала.
- Подожди, Бездна, дай разглядеть! - просил я, но она уже тащила меня в новое место. Наконец мы снова оказались в демонстрационной комнате рядом со стульями.
Бездна заметно оживилась. Она извлекла из пола два похожих на игрушки пистолета и один из них протянула мне.
- Сейчас мы посетим совсем другой мир. Я его сама придумала. Он полон всяких тайн и опасностей!
Я покрутил в руке пистолетик, ощутая нешуточность предстоящего приключения.
- Хорошо! Похоже, теперь моя очередь лучше узнать тебя по твоему творчеству! Тебе нравятся кошмарики?
- Не сами кошмарики, а то, как они заставляют действовать.
Мы оказались в светлом лесу, похожем на сад с ухоженными деревьями, с разноцветными плодами в листве. Безудержная пестрота разливалась повсюду вдоль тропинок с красным песком. Неожиданные по форме птицы парили в синем небе с золотым солнцем. Пронзительные звуки жизни смешиваясь с журчанием ручьев и шумом фонтанов струи которых взлетали высоко к небу и растворялись водяной пылью в воздухе.
Я оценил своеобразный и самобытный вкус исполнения всего этого.
- Очень зрелищно, но несколько слащаво, - я искоса посмотрел на Бездну.
Она преобразилась в нечто вроде земной феи, явно из мультика, и золотые лучи теплыми бликами украсили ее. Я невольно улыбнулся. Интересно, что стало с моей внешностью? Лучше не знать!
Мы стояли по пояс в разреженной траве и пошли по проглядывающим внизу огромным замшевым корням. Бездна, оступаясь и балансируя, держалась за мою руку пока мы не вышли на узкую хрустящую морскими ракушками дорожку и пошли по ней.
Легкий ветер ласкал лицо и терпкие запахи цветов, к которым еле заметно примешивалось что-то ядовито-сладкое, заставляли чуть придерживать дыхание.
Вдали на дорожке показался необычный предмет. Мы подошли ближе. Это была огромная волосатая рука, оторванная в локтевом суставе. Мерзость какая... Бездна напряглась, сжав мою руку, и мы пошли в сторону по боковой дорожке.
- Чччерт... - меня всерьез пробрало, - Ну у тебя фантазия! Все так детально...
- Это не моя фантазия... Я задала только самый общий контекст и детали отдельных предметов, а сюжет возникает спонтанно, на основе базы множества художественных эпизодов. Я даже не знаю, что с нами будет...
- Нужно освоить этот пистолет. Можно пальнуть куда-нибудь?
- Попади вон в тот плод! - она показала на дерево со свисающими довольно большими бутылками, как раз то, что надо. Я присмотрелся к пистолетику.
- Просто нажимать на спуск? - до бутылок было метров десять, но у меня был немалый опыт.
Из пистолетика вырвалась тонкая огненная нить, пронзившая затрещавший воздух. Вдоль трассы поднялось марево горячего воздуха. Не только та бутылка, в которую целился, но и несколько рядом разлетелись веером ошметьев.
- Слишком массированное поражение, не удобно.
- Переведи указатель мощности у ствола. Хорошо стреляешь, Саша!
Я довольно ухмыльнулся, только теперь обратил внимание на необычную шкалу с выступом и перевел его в среднее положение. Следующая бутылка разлетелась уже в одиночку.
- Ну, я готов к обороне нас!
Мы пошли дальше, я так и держал пистолет в руке, а вся эта красота вокруг стала казаться угрожающей западней. Я почти верил, что летальной опасности здесь быть не может, но это не придавало беззаботности.
Бездна так и держала меня за руку, возможно просто не хотела, чтобы возникла неловкость, когда она ее уберет. Опыта общения с мужчинами у нее явно не хватало или я недооценивал ее естественную непосредственность.
- Такие я еще не пробовала! Подожди-ка!..
Бездна беспечно освободилась и побежала через траву, сминая цветы и оставляя за собой узкую тропинку. Почти уже подбегая, она споткнулась, но всплеснув руками удержалась на ногах.
Она сорвала с низко свесившийся ветки несколько длинных как огурцы и красных как помидоры плодов, понюхала их и хотела вернуться назад.
Что-то помешало ей. Она нагнулась чтобы освободить ногу и потянула что-то вроде грубо сплетенной веревки. Я рванулся, чувствуя беду, и в тот же момент из-за стволов появилась огромная лохматая обезьяна, сгребла ее длиннющими лапами, перекинула за спину как тряпичную куклу и побежала вглубь сада.
На бегу я несколько раз выстрелил поверх голов. Зашипел обожженный воздух и отлетела перебитая ветка. Безнадежно отставая, я бежал за ловкой обезьяной, спотыкаясь о корни, невидимые в траве, поминутно теряя ее из виду и снова находя, пока не наткнулся на длиннющую стену с небольшим проломом у основания. Туда вел след примятой травы.
Не раздумывая, я нырнул в пролом. Там был совсем другой мир. Меня оглушила тишина багровых сумерек. Под низко нависающими грязно-коричневыми облаками протянулась бесконечная равнина, поросшая колючим кустарником. Справа поодаль тускло горел костер. Рядом угрожающе сгорбились несколько косматых фигур, напряженно ожидая моих действий. Около костра я разглядел навзничь лежащую Бездну в нелепом костюме феи.
Меня здорово сбивал с толку реализм происходящего без малейшего намека на имитацию. Что бы это ни было, я обнаружил, что совершенно безрассудно готов сделать все для ее спасения и
просто изо всех сил побежал, на ходу паля по волосатым фигурам. Воздух с воем разрывало от прожигающих его струй.
Там началась паника. Несколько обезьян упало, но две стремительными зигзагами метнулись ко мне. Одну я каким-то чудом пристрелил влет, поливая с максимальной скоростью нажатия и молясь чтобы заряды не кончились. Отступая от ужасающе верткой твари, споткнулся о что-то, торчащее из земли и полетел на камни. При падении я раздавил какой-то гриб и вонючее желтое облако взметнулось неожиданно плотной, непроницаемой завесой. Я вскочил, натужно кашляя, как мог быстро и оказался прямо перед обезьяной, подслеповато разведшей мохнатые лапы в дыму. Пистолет все еще был у меня в руке, я выстрелил, и обезьяна завертелась на месте, ухватившись лапой за плечо.
Проскочив мимо нее, подбежал к костру, у которого лежала Бездна, неудобно подвернув под себя руку, между охапками хвороста. Одежда на ней была изорвана в клочья и на теле виднелись следы ужасных когтей.
Внезапно сверху на скрюченные тела обезьян начали падать черные лохматые птицы. Они сходу вырывали большие куски мяса и уносились вверх, не обращая на меня никакого внимания. Одна из этих тварей вздумала пикировать на Бездну. Я отогнал ее выстрелами и попытался поднять тело, но мои руки прошли насквозь, не встречая препятствия. Я опешил на мгновение и напомнил себе, что это - кино. Все кончилось.
Мы снова были в зале эмулятора, а перед глазами еще стоял роковой сад, злобные обезьяньи морды, а в носу явственно ощущался запах грибного дыма. Бездна сидела на стуле и, мне показалось, насмешливо смотрела на меня. В этот момент я сравнил ее с тургеневской Бабебибобуой из рассказанной вчера сказки. На ней не было ни царапины, а вот я довольно болезненно ощущал те места, на которые свалился и то, что мое падение было самым что ни на есть взаправдашним нисколько не сомневался.
- Ну, как? - спросила она участливо.
- Очень круто для начала!.. И жутко...
Я никак не мог прийти в себя. Сердце все еще колотилось в груди. Наконец дыхание успокоилось.
- Я слишком поверил...
Неужели эти жестокие сцены нисколько не трогают ее? Или уже так привыкла, что воспринимает как обыденность? Если бы у нас сделали какой-то приключенческий фильм с такими кровавыми подробностями, то авторов бы распяли. Нельзя же людям так привыкать к жестокости...
- Из тебя бы вышел неплохой медик-хирург, - я смотрел в бездонные глаза Бездны, надеясь увидеть что-то утешительное для моих предположений.
- Нет уж, Гена пытался меня приобщить, но я не выношу вида реальных ран, - Бездна подошла, смешно ткнула меня своим маленьким длинным пальчиком в грудь и я невольно напряг мышцы, - Одно дело понимать, что это - просто кино, другое - что это - реальность, - она снова ткнула меня в грудь и мне начало это нравится, если еще раз так сделает, у меня будет моральное право дружески обнять ее, - У вас в сказках для маленьких детей постоянно кого-то убивают. У вас домохозяйки спокойно разделывают органы крупных животных, но кричат при виде раздавленной мышеловкой мыши. Все это - привычки. Новый тычок пальчиком сопровождался неотразимой улыбкой. Я уже совершенно естественно воспринимал ее черты лица и понимал мимику. Обнять так и не посмел и правильно сделал.
Сказанное разумно объясняло, у меня не оказалось возражений. Получается, что я невольно побыл ханжой, так что с облегчением выкинул из головы свои параноидальные мысли.
- Ты обещала объяснить, каким способом управляла кинозалом.
- Ах, да. Когда мы мысленно проговариваем слова, то возникают определенные сигналы в мозге. Хотя там очень много всяких сигналов, но есть способ распознать словесные сигналы в этой каше, что и делают маленькие устройства в ушах. Распознанные слова уточняются по их смыслу, и если это команды, то выполняются. Это могут быть сообщения для кого-то из нас. Устройства выполняет много разных функций, они стали частью наших ушей, поддерживая связь с кораблем, который занимается распознаванием слов и команд. Если захочу, я могу услышать очень тихие звуки, даже как стучат электроны под лучом солнечного света.
- Понял... круто очень!
- У нас есть и другие био-устройства, некоторые вживлены в мозг.
- Как нам далеко до вас...
Отношение к столь оснащенному организму Бездны радикально изменилось и требовалось время на то, чтобы к этому привыкнуть.
Бездна почувствовала это и улыбнулась мне, так, что вдруг возникла более полная эмпатия, чем то, на что я привык обращать внимание: она поняла мое смятение, то, что ее харизма несколько поблекла и передавала мне пожелание побыстрее прийти в себя. Или же я начал уже чувствовать то, чего нет и в помине, что совсем не удивительно, многие бы просто спятили на моем месте.
- У нас сегодня еще куча времени, если хочешь, покажу тебе наш спортзал.
- Начинаю привыкать к нескончаемым чудесам, пошли!
Огромный спортзал в длину был раза в три больше чем в ширину. Было удивительно, что для спускаемой на несколько месяцев группы не пожалели такой спортивный зал.
Назначение многих вещей здесь казалось вполне понятным. В дальнем конце четверть всей комнаты занимал батут, натянутый над полом. Ближе оказалось, что это не сетка, а гладкий до блеска хорошо пружинящий материал. Над ним с потолка, в несколько рядов свисали толстые канаты, похожие на лоснящиеся макароны. Около батута комнату пересекали две довольно широкие полосы, состоящие из пластинок, точно таких же как в демонстрационной комнате. В противоположной части зала нависали непонятные кабины, может быть центрифуги для перегрузок? Нет, слишком большие. Я озирался как гладиатор, которого впервые вывели на арену потому как отчетливо понимал, что просто осмотром не отделаюсь.
- Транспортеры для бега и прыжков, - Бездна показала на полосы и встала на одну из них. Перед ней в воздухе появились какие-то значки, а пластинки превратились в кусок лесной тропинки.
Она сделал несколько шагов, но несмотря на это осталась на месте, а тропинка ушла назад.
- Побежали!
Я ступил на другую полосу и шагнул вперед. Участок пола под ногой синхронно смещался так, что получался естественный бег. Меня сопровождал негромкий звук, который становился тем выше и ритмичнее, чем быстрее я бежал. Передо мной в воздухе замелькали строчки значков. Звук у Бездны был выше моего. Я поднажал, Бездна тоже. Я вложил все свое умение и опыт и вскоре мой свист стал тоньше. Бездна начала сдавать, выносливости ей не хватало. Мы остановились.
- Меня еще никто не обгонял! - смеялась она, прерывисто дышала, - А ты опередил метров на двадцать!
- Я же борзый дикарь!
Она подошла к батуту и, подпрыгнув, ловко кувыркнулась через край. Акробатику я очень не любил, точнее у меня с ней было совсем плохо. Спустя мгновение Бездна взвилась в воздух как подброшенная лягушка, потом спикировала вниз, вращаясь вокруг оси, кувыркнувшись в последний момент, она оттолкнулась вновь и улетела к потолку, проделывая фигуры высшего пилотажа. Это было бы очень красиво и грациозно если бы только она не так суетилась. Я видел перед собой заводную игрушку, без устали выделывающую головоломные трюки, не доступные никакому нормальному человеку.
- Перед Сашей красуется! - услышал я знакомый ехидный голос и обернулся. В зал вошли Джон с Васей. В руках у них были небольшие мячи.
В тот же момент послышался глухой удар о потолок, и я увидел, как Бездна летит вниз, неестественно размахивая руками. Она неудачно врезалась в край батута, застонала и осталась лежать.
Я тут же оказался рядом. Она, побледнев, держалась за руку. Мы с Джоном осторожно спустили ее на пол. Бездна молчала, переживая боль. Я взял ее почти невесомое тело на руки.
Гены в своей комнате не оказалось, и Вася вызвал его. Джон прикоснулся к голове Бездны круглым предметом, и я увидел, что ей стало легче.
В комнату ворвалась Наташа:
- Что случилось?
- Прыгнула слишком высоко, - Бездна раскаянно вздохнула, - стукнулась головой о потолок и упала на руку.
В комнату зашел Гена и грубовато попросил нас всех свалить.
- Саша, пойдемте с нами, - предложил Джон, подавая мне мяч, - ее скоро починят.
Я настолько не сомневался в этом.
Меня сразу увлекла игра, и я отметил про себя, что мне попались на редкость приятные партнеры. По правилам у каждой пары был мяч. По сигналу нужно было попасть этим мячом в уворачивающегося противника. Это было похоже на наши дворовые вышибалки. С изворотливостью в них у меня полный порядок. Правила были простыми, и все решала ловкость и взаимодействие со своей командой. Но сейчас я был один против двоих потому как при другом раскладе слишком быстро выигрывал, а вдвоем они в меня иногда попадали.
Вскоре как ни бывало вернулась Бездна, судя по всему, ее больше ничто не беспокоило.
- Так быстро починили? - удивился я.
- У нее в руке временное крепление, - пояснил Гена, - прочнее, чем было.
Она взялась играть на моей стороне против Джона и Васи. В нее, казалось, попасть было невозможно, а от моих резких бросков никто не мог вовремя увернуться и оставалось только потирать отбитое мячом место. Конечно же, мы раз за разом выиграли. Бездна бесновалась от души и все больше поражала меня своей грациозной гибкостью. Беззаботные как дети инопланетяне совершенно не вязались с образом вдумчивых и суровых исследователей космоса.
Мы вволю наигрались, но мое любопытство не иссякло.
- Что там за большие кабины? - спросил я.
Инопланетяне переглянулись и слегка замялись.
- Мне еще рано? - подсказал я.
- У тебя просто еще нет нужных имплантов, - Бездна вздохнула, - а жаль, было бы очень интересно.
Но я порадовался за такую отмазку, даже не пытаясь представить, что там ждало бы меня. Зато назначение свисающих макарон прояснилось, ностальгически напомнив детские игры, хотя это оказалось покруче наших "догонялок выше земли". Да, это были догонялки, и ведущий имел право ухлопать любого, кто оказывался висеть ниже его. Эластичные макароны держали лучше канатов и позволяли легко перепрыгивать на соседние. Но мы их проигнорировали, потому что закономерно возник непреодолимый аппетит.
На этот раз тишины потаенных разговоров не было, все были чем-то возбуждены и шутили, даже молчаливый Полифем отпускал очень даже остренькие шпильки, судя по смеху окружающих. Но я не расслышал сути издалека. Только заметил, как Полифем изредка поглядывает на Бездну. Не распознать этот взгляд было невозможно. Мне захотелось уверить его, что он напрасно меня воспринимает как возможного соперника и даже стало немного смешно от этой ситуации, настолько я не подходил для той роли, что он вообразил себе.
Я еще раз взглянул на Полифема, стараясь быть как можно дружелюбнее, и во мне даже шевельнулось что-то вроде неприязни к Бездне. Полифем вдруг посмотрел прямо на меня, и я не успел отвести глаза. Но взгляд его оказался прямым и добрым. Он подмигнул мне совсем поземному. Молодец, мужик, что тут скажешь, или я вообще не верно распознаю ситуацию. Тогда я пытался еще мерить их по себе и был безнадежно далек от истины...
После еды меня подвергли непередаваемому по накалу чувств опыту. Вера, освободившийся от подготовки данных для передачи, предложил мне испытать свои базовые стили поведения без вмешательства воли, но с пассивным осознанием происходящего, короче, отпустить свою примитивную сущность с поводка контроля сознанием.
Это проделывалось все в той же комнате кино-эмулятора, но с диском на моей голове, подавляющим произвольность. И я ощутил в себе зверя, непосредственно реагируя на происходящее, а меня провоцировали самыми разными сюжетами. Прежде всего, я ощутил необыкновенную ясность и остроту восприятия, не заслоненную словами и смыслами, а, кроме этого, свободно реализовались мои ничем не сдерживаемые повадки.
Не думаю, что он меня просто хотел развлечь, а, видимо, пожелал выяснить мои глубинные мотивации. Это куда действеннее детектора лжи под сывороткой правды.
В какой-то момент возник эпизод с Бездной, не настоящей, а какой-то суррогатной, но от этого нисколько не менее впечатляющей. Эта Бездна меня провоцировала довольно откровенными позами. То, что я обезумел от похоти и набросился на нее со всей силой своего физического превосходства, было для меня отвратительной неожиданностью.
Вера вовремя пощадил меня и прекратил сцену, но это ощущение осталось во мне беспощадно ярким так, что я старался гнать ошеломившее воспоминание. В моем отношении к Бездне что-то изменилось, как это бывает после потрясающего сновидения, и потом я не раз подумал, насколько с определенной целью это было проделано. В тот момент мне было ужасно стыдно, но Вера принялся убеждать меня, что и не такое бывает, что это - нормально, а главное - мое осознанное отношение к этому. Он даже извинился за явную провокацию.
- Вера, ты же не станешь показывать это другим?..
- Можешь бы уверен. Да и ты забудь, это было твое сновидение, очень личное и абсолютно не подходящее не только для рассказа другим, но и для собственных воспоминаний. Все это, как у вас говорят, врачебная тайна.
Однако мне он не предложил ничего, что могло бы помочь позабыть это. Ну, хотя бы затереть мою память, ведь забыть такое было невозможно.
В коридоре, когда я шел по указателю к выходному терминалу чтобы проветрить разгоряченную голову на снегу, попался Федя и предложил мне оценить его прогресс в шахматах, в то время остальные продолжали готовить отчет о Земле. Тоже неплохой отвлекающий вариант. И мы пару часов зависали над шахматным экраном.
А потом я опять оказался с Бездной вдвоем. Наверняка она заметила, что мне было не по себе рядом с ней. Ее лиса свернулась клубком у ног и тихо посапывала. Бездна держала в руке узкий флакон с малиновой искрящейся жидкостью и пила прямо сквозь стенку мелкими глотками. Мы молчали. Я мучился тем, о чем же с ней заговорить после эпизода с Полифемом и своего тестирования. Казалось, она ощущает мое состояние и намерено не щадила хоть каким-то началом разговора. Наконец, прорывая тягостную тишину, я выдал:
- Возможны, наши расы слишком различны. Настолько, что взаимные попытки что-то разведать боем, даже самые доброжелательные, могут причинять совсем не то, что хотелось.
Она напряглась, вслушиваясь.
- Это слишком многозначительно для меня, - призналась она.
Черт, в самом деле, чего я умничаю...
- Да, извини, мне просто очень не хочется сделать или сказать что-то нехорошее ненароком...
- Саша, расслабься!.. Мне кажется, ты придаешь слишком большое значение мелочам. Пусть каждый берет то, что может из происходящего. Я знаю, что ты не враг. Я наю, что ты все делаешь из самых лучших побуждений. Что еще нужно?
- Спасибо. В самом деле, мне нужно перестать психовать, - я улыбнулся.
- Да, ты можешь быть со мной совершенно свободным, без всяких глупых мыслей! - беспечно заявила она, - Можешь говорить о чем угодно, я уже не маленькая, сумею понять!
- Точно? - я недоверчиво ухыльнулся.
- А ты попробуй! - она тоже улыбалась мне, но совершенно беззаботно. Дети все такие вот самоуверенные.
- Ну хорошо, знаешь... мне вот интересно, например... ты уже так долго живешь в полете, понятно, что здесь все для тебя как одна семья, но обычно в норме все девочки имеют какие-то предпочтения среди окружающих мужчин...
- О, да! Тем более, что я уже не девочка! - она рассмеялась.
- Извини, вот видишь...
- Нет, все нормально!
Опять возникло молчание, похоже, только с моей стороны напряженное, а с ее - некое развлечение. И опять я сделал усилие раскрепоститься и спросить то, что приходит в голову и, значит, то что мне интересно:
- А с какого возраста у вас принято оформлять официально отношения между мужчинами и женщинами?
Бездна глотнула сока.
- У нас ничего такое не оформляется, - наконец ответила она, - просто люди решают жить вместе и все.
- А когда одному из них надоест жить с другим, например, он влюбился еще в кого-то?
- Если люди больше не хотят жить друг с другом, они просто не живут вместе.
- А если только одному надоело, а другой его не хочет отпускать?
- По-честному так не бывает. Это означает, что один обманывал другого. Но, мне кажется, всегда же можно решить, как сделать, чтобы никому не было слишком больно.
Похоже, мне не удается высказать то, что в самом деле хотел бы прояснить. Она точно не была столь же наивна, как обычно земные девушки. Но, возможно, именно моя наивность не позволяла дотянуться до достаточно полного взаимопонимания.
- Вот смотри, - взяла тему с вои руки Бездна, - ты говоришь, что вы расстались со своей девушкой. Это значит, что вы не были достаточно близкими, что делает практически невозможным вот так взять и расстаться. Это - этика отношений, которая в нашей культуре довольно ясно и полноценно определена.
- А ты могла бы мне рассказать про эту этику?
- Любая этика постигается постепенно на основе уже имеющегося. Мне резонно посоветовали о некоторых вещах с тебой не беседовать пока что. Просто так сразу не получится понять. Но когда ты многое узнаешь, скорее всего и сам поймешь, или потом я обязательно расскажу.
Итак, меня грамотно вернули к питекнтропскому уровню, поставили опять на место, типа когда-нибудь поумнеешь и поймешь, тогда и поговорим. Но невозможно научить культуре обезьяну, выросшую в диких джунглях, максимум получится тупой Маугли. Выходит, у меня не было шансов. И я решил, что раз терять нечего, побыть грубым питекантропом с прямыми незатейливыми вопросами. Как гора с плеч.
- Просто скажи, у вас девушка свободна сама решать когда начать жить с мужчиной?
- Нет! - Бездна засмеялась, - Она сначала должна освоить суть гендерных социальных отношений, кроме того, многое узнать об особенностях своего организма. И парень тоже. Ну, что еще рассказать? Спроси меня теперь, как в ваших фильмах, любила ли я когда-нибудь?
- Любила ли ты когда-нибудь? - не моргнул я.
Бездна вдруг растерялась и порозовела. Она помолчала немного, потом посмотрела мне в глаза.
- Я знаю, тебе кажется, что я - еще маленькая девочка!.. Я любила Полифема.
О! не такая уж я глупая обезьяна. Я вздохнул с глубоким удовлетворением, обретая устойчивость понимания.
- Знаешь, мне кажется, что он и сейчас к тебе неравнодушен!
- Знаю. Он мне всегда казался таинственным и очень хорошим. Это было очень раннее, ничем не поддерживаемое чувство, не то, что позволяет надежно оставаться вместе... Когда мы прилетели на Землю многое изменилось. Появилось столько новых впечатлений... и сейчас я понимаю, насколько было иллюзорно то мое отношение, просто мне нравились его привлекательные черты, без необходимости быть близкими. Даже не могу сейчас сказать, что именно мне в нем нравилось. В общем, я тоже многое еще не понимала... наверняка все еще не все понимаю. Мне до специальных знаний Веры еще очень далеко... Сейчас я даже не знаю, за что же именно мне нравился Полифем... А ты расскажешь мне про себя чуть больше, чем "мы расстались"?
- Со мной все очень просто. Я тоже начал влюбляться не из-за того, что знал человека, а так решал мой организм, чуть ли не с самого рождения. В первый раз мне понравилась девчонка из нашего детского садика, которую приводили всегда в красивых бантиках. Потом в пять лет я смертельно влюбился в одну мамину подружку с большими зелеными глазами. Когда она приходила я сразу вешался ей на шею. Однажды она привела свою капризную дочку и любовь пропала. В школе я влюбился сразу в двух. Одна была лучшей ученицей в нашем классе, а другую привозили на лето гостить во время каникул так, что мое влечение было сезонным. Потом я стал студентом и почти каждый год сменялся восторгами и разочарованиями. Когда кончил институт мне пришлось три года работать в высотной радиолаборатории в горах. Там людей было мало. А в городе познакомился с одной девушкой, но у нас с ней вечно случались разногласия.
Помнишь, мою сказку про Алешу и Аленку, как они вначале ссорились, а потом, пройдя сквозь необычайные приключения, увидели, что нужны друг другу? Я мечтал, чтобы со мной и моей девушкой хоть что-нибудь случилось необыкновенное, но все тянулось глупо и никчемно. Недавно мы окончательно поссорились из-за очередного пустяка, это было так легко, что сейчас я даже не знаю, за что же она мне нравилась.
Бездна улыбнулась тому, что я передразнил ее концовку. А я остро чувствовал, что мы с Бездной слишком заинтересованно говорим друг с другом, но мне это было приятно и ничто этому не мешало.
- Мне кажется, - продолжал я, - что сильно полюбить человека можно только тогда, когда с ним связано переживание, заставляющее проявлять такие черты характера, которые открывают истину о человеке. И тогда люди видят настоящее и верят друг другу.
- Все куда сложнее, Саша. Я могла бы тебе объяснить кое-что из человекологии, что именно делает людей близкими, но мы с тобой сегодня слишком увлеклись, не спеши так с выводами, ты еще многое не учитываешь, просто у вас наука еще не дошла до этого! Я твердо обещаю тебе все постепенно рассказать.
Это прозвучало как очень оптимистичный намек, что у меня как бы будет время на постепенное возвышение, прохождение всех этапов моего развития. Возможно, у меня впереди интересная жизнь!
Бездна подняла на меня глаза и восприняла мое настроение. Ее розовое от недавнего смущения лицо было удивительно красивым. Мой взгляд помимо воли смягчился и ее - тоже. Это было так угрожающе многообещающим, что я мысленно прикрикнул на себя... Ведь опять это влечение возникает не из-за того, что мы хорошо узнали друг друга и полностью доверились как самому себе, а по каким-то внешним привлекательным качествам. А, значит, это - опять неправильно. Я вздохнул и усмехнулся.
- Да, ты права!
Бездна улыбнулась. Напряжение между нами почти исчезло.
- Хочу, чтобы ты послушал нашу музыку! - она оставила сок на столике, и мы вышли. Лиса сунулась было за нами, на Бездна задвинула ее морду обратно и дверь непроницаемо затянулась. Оказывается, на модуле была специальная комната чтобы слушать музыку. Звук там был изумительно чистым и, казалось, ничем не ограниченным.
Всякий раз, когда Бездна запускала на пробу очередной фрагмент, возникало ошеломительное погружение, и казалось, что сама по себе музыка не способна так воздействовать, а есть что-то еще. Ни в каком зале на любых концертах не было такого ясного, чистого и наполняющего восприятия.
- Знаешь мне далеко не каждая музыка нравится, я привередлив, но здесь такое удивительное качество звучания, что любая музыка завораживает, очень необычно! - признался я.
Может быть, Бездна не случайно выбирала мелодии попроще. Даже не поняв до конца, я проникался рисунком ярких и живых звуков, наполняющих все внутри. Они не охватывали основными тонами широкий спектр частот, но были невыразимо богатыми. Невозможно было выделить какие-то отдельное инструменты, звуки могли окрашиваться так, как это нужно мелодии. Они завладевали вниманием сразу, удивляли и очаровывали. Я понимал, насколько сложным должно было быть исполнение, где красота, казалось бы, простой мелодии достигалась огромным многообразием музыкальных приемов, тонкой передачей различных оттенков, как бы подстрочным текстом к основной мелодии. А если бы я еще воспринимал то, что связано с теми или иными звукосочетаниями, которые узнаются и уже имеют некое значение...
Это было необъяснимо. По-настоящему новая и хорошая музыка не воспринимается сразу, ее нужно прослушать несколько раз в разное время и тогда начинают выделяться удачные фрагменты, пониматься их красота, связываясь с чем-то приятно переживаемым во время прошлого звучания. А здесь такие фрагменты звучали сразу с завораживающим значением.
- Вот эта музыка мне очень нравится и никогда не надоедает, - Бездна запустила новую мелодию.
Я уже немного привык к воздействию и постарался слушать и понять, что именно могло понравиться Бездне, и уже то, что это нравилось ей, окрашивало восприятие высокой значимостью.
Мы слушали довольно долго и разнообразие мелодий не давало устать. Наконец Бездна посмотрела на меня, и я сообразил, что пора бы и остановиться.
- Ну вот, еще одно ваше недостижимое, потрясающее достижение!.. Я сделал немало звуковых усилителей мощности и самодельных колонок, понимаю, что главное даже не они, а точная передача звука, но никогда и близко не подходил к такому качеству звучания.
- Начинай привыкать, что это теперь и твое тоже, - ласково улыбнулась Бездна.
И тут возник отложенный, но интригующий вопрос.
- Бездна, прости если некстати, понимаю, что еще не время, но хочу спросить главное насчет сневера.
Она совсем поземному всплеснула руками.
- Нас прямо несет в эту сторону!
- Да?.. - я начал что-то смутно подозревать. - Мне сказали, что это представляет определенную опасность, но, кажется, что все время мое поведение по отношению к любой возникающей опасности было достаточно разумным, что не дало повода ей проявиться, раз ничего плохого не произошло.
Бездна звонко рассмеялась и поправила прическу, в точности как это делают все девушки на Земле, когда рядом есть кто-то им не безразличный.
- Эта опасность не прошла, а наоборот стала еще актуальнее. Кто знает, что будет? Хочется думать... В общем, хоть я ничего такого не опасаюсь, но сейчас не возьмусь тебе объяснить, что такое сневер. Только не воспринимай это как недоверие или недооценку твоего понимания! - она виновато улыбнулась мне, протянула пальчик, чтобы шутливо ткнуть в грудь, но не сделала этого.
Я хрустнул суставами в сжатом кулаке и заставил себя расслабится. Мы вышли из комнаты.
За дверью нас перехватил Гена. Выяснилось, что многие освободились и он предложил всем, кто закончит со своими делами выходить на скальную тренировку. Это было вполне кстати.
Через несколько минут я разбирал в палатке снаряжение.
Я давно заметил, что тот, кто хоть раз попробовал заниматься скалолазанием, неизбежно увлекается этим. Инопланетяне быстро вошли во вкус. На скалах все демонстрировали согласованность и взаимопонимание. Это уже на второй тренировке! К нам подходили те, кто освободился от работы, им сразу находилось место.
Я отмечал тех, кто всерьез набирает навык, и тех, кто просто проводит время как на аттракционе. Самыми целеустремленными были Федя, Шурик, Вася, Вера, Гена и, конечно, Бездна. Она лазила лучше всех, но и была столь же безрассудной как Шурик, предпочитая рискованные пути. Предвидя ее неожиданные действия, я старался сам страховать ее почти невесомое тело.
Мы так увлеклись, что не заметили, как подступил вечер и только все еще сине-фиолетовое небо освещало загороженное горным гребнем снежное поле. Только когда тренировочная стенка вся до верхушки погрузилась в тень, мы с сожалением вернулись на модуль.
За ужином Джон сказал, что сегодня ночью будет послан отчет о Земле. Я видел специфическую радость, охватившую экипаж, такую же как бывает у солдат перед демобилизацией, и понял, что это означает скорое их возвращение. Причем, домом они считали свой межзвездный корабль, а не далекую планету, до которой лететь еще много лет.
Легко было вообразить, что если даже модуль был так тщательно и комфортно оборудован, то насколько круче был главный корабль. Несколько месяцев на Земле они воспринимали как временную командировку, и несмотря на то, что Земля была обширно неохватной и интересной, главный корабль оставался несоразмерно более желанным. Похоже для всех, кроме Бездны.
- Дембель? - спросил я с торжественной улыбкой Джона.
Он непонимающе поднял глаза.
- Ну, так у нас солдаты называют возвращение домой.
- А, да, точно! - разулыбался Джон.
Мне стало грустно, что все так быстро кончается и как-то завял оптимизм моего возвышения, так легко обещанного Бездной.
- А можно мне посмотреть ваш отчет, так сказать самым что ни на есть заинтересованным взглядом?
- Конечно, Саша, мы даже приготовили специальную версию для тебя.
За ужином со мной рядом сидел Вера. Отрешенный от всего, он все внимание уделял еде. Казалось, что каждый проглоченный кусок он провожает мысленным взором, заботливо укладывает на дно желудка и приступает к следующему. Когда мы допили неизменно великолепный сок, которого я никогда не смогу отведать на Земле, он очнулся и обратил внимание на мир, а так как прямо перед ним сидел я, то начал с меня и, конечно же, своей эмпатией проницательно извлек суть моих переживаний.
- Саша, что, грустно перед расставанием?
- Ну... есть такое. Я столько узнал о вас всех. Вот сейчас было так поучительно наблюдать, сколько значения ты придаешь еде, - я улыбнулся.
- Не только еде, - Вера философски поднял вверх указующий перст, - Мне приходится осознавать весь процесс... использовать все резервы, чтобы не оказаться на грани болезни. Нужно продержаться до возвращения на корабль в форме, а там я сменю себе желудок и буду как новенький.
- Ты так просто об этом говоришь!..
- Чему тут удивляться? У меня только вот желудок да некоторые отделы мозга остались от младенчества, а все остальное - давно пересаженное.
- От кого пересаженное?
Вера понимающе посмотрел на меня и улыбнулся.
- Эти органы были выращены по генетическому коду, содержащемуся в моих клетках. Так что это мои собственные органы. У нас многие в экспедиции обновлялись - это обычная процедура.
- А почему Вася не избавился от своего шрама?
- Не хочет. Это старая память о том, как он один остался в живых после катастрофы. А вот Наташа как вернется, пригладит свои морщинки и станет краше дочери.
- Интересно, какая у вас средняя продолжительность жизни?
- Как правило, человек у нас существует пока несчастный случай не сделает невозможной дальнейшую регенерацию. Или до тех пор, пока багаж личного опыта станет несовместим с новыми представлениями вокруг и сделает невозможной востребованную социальную активность.
- Мой случай.У меня никак не совмещается.
Вера радостно хохотнул.
- Да ладно! С тобой будет все очень даже прекрасно.
- Придется поверить тебе! - я улыбнулся, - А что случается с теми, кто дошел до черты?
- Обычно такой сам решает уйти из жизни - как уже не соответствующий ей. Когда нет социальной отдачи, когда ты уже не нужен, жизнь теряет смысл. Бессмертие и смерть отдельного индивидуума - понятия достаточно неопределенные. Смерти не придается такое большое значение, как у вас в культуре. Никто не пытается во чтобы то ни стало продлевать жизнь своего тела, это бессмысленно.
- ??
- Тебе трудно будет понять потому, что это - слишком нетривиальные представления... Ну, вот, один и тот же человек в течение своей жизни может не один раз менять свою индивидуальность, то есть становиться практически другой личностью. Это означает в каждом случае смерть прежнего индивидуума, хотя тело продолжает жить. А человек изменяется неизбежно под влиянием факторов социальной среды. Он сам - продукт этой среды. Сознание, образ мыслей, поведение - все составляющие каждой личности сложились в ходе развития сознания в данном социальном окружении и тут мало что зависит от генетических особенностей. Принцип осознания - один для всех живых существ, обладающих личностью.
- Очень интересно.... А при замене тканей мозга человек не становится другим?
- В случае полноценной замены со всеми связями достаточно самостоятельного участка мозга, человек ничего не заметит.
- Хотел бы я во всем этом разобраться... У вас ведь уже создан искусственный разум, я видел устройство для схемотехнических работ...
- Даже наши синтетические уборщики имеют сознание и разум. Это в принципе не такая уж сложная система адаптивности.
- Из-за увеличенной продолжительности жизни у вас не возникает перенаселения?
- У нас много мест, где очень нужны новые люди.
- А у вас есть дети?
- Две девочки.
Вечером в палатку я вернулся с очередной группой ночных экстремалов и внеочередной Бездной, и я учел именно ее присутствие. На этот раз в голове возникла не заготовленная заранее, а как-то сама возникшая довольно странная и суровая история, почти притча. Только утром я сообразил, почему такое пришло в голову. Вот что я рассказал.
Было это в старину, в глубоко чтившем традиции селе. Как обычно такое бывает, молодая и красивая девушка давно приглянула себе парня, но отец мечтал выдать ее за богатого попа, который настойчиво этого добивался. Девушка и ее парень давно уже без памяти любили друг друга. Естественно, ведь их избы стояли рядом, и они общались с детства. Вместе ходили работать в поле, вместе возвращались поздним вечером. Девушка жила с отцом и бабкой. Когда за нее посватался поп, те не знали от радости что делать и, конечно, ни о каком другом женихе и слышать не желали, а девушке строго наказали даже близко не подходить к ее парню, хоть и соседи. Был жесткий, но тихий домашний скандал, были горькие, но с обреченным смирением слезы.
Все же, однажды ночью она выбралась потихоньку во двор, осторожно, чтобы собаки не залаяли, прошла околицу, ушла полями и, преодолевая страх, углубилась в лес намного дальше, чем обычно заходила по малину. С тех пор никто ее не видел.
Отец посуровел и стал необщительным, бабка как-то сразу постарела, а поп кротко вздохнул и перекрестился.
Как-то парень пошел в лес за дровами. Вернулся в село он только на третий день весь оборванный, отощавший, исцарапанный, еле на ногах стоит и за задние лапы убитую волчицу держит. Рассказывал он, что встретил в лесу ту пропавшую девушку. Она к нему ласкаться стала, да только как-то странно: глаза голодным звериным огнем пылают, пальцы на руках дрожат и улыбка больше на оскал похожа. Парень испугался и начал ее от себя отстранять, а она от этого еще только больше бесится. Начала ему когтями кожу рвать, а когда кровь увидела - совсем обезумела. Он отшвырнул ее прочь, хотел было убежать, но так и прирос к земле, когда увидел вместо девушки лохматую зверюгу. Сразу понял, что это ведьма. Он ее бил подвернувшейся палкой, а потом душил пока она не перестала его царапать, шипеть и извиваться. Выбрался из лесу только на третий день, так в голове все перепуталось.
Кончил парень рассказывать, а самого в дрожь бросает.
Все, кто внимал таким подробностям был в ужасе, в лес уже даже на опушку за малиной ходить стало боязно.
А парень, наоборот, часто стал в тот лес ходить, и подолгу там оставаться. Все говорили, что в нем остались ведьмины чары, сторонились его и ни о чем не заговаривали. Поп крестил его издалека вслед и святой водой старался исподтишка обрызгать. Его мать места себе не находила.
Однажды решилась она и пошла незаметно вслед за сыном. Долго шла в лесу, прячась в кустах. Наконец они вышли к большой поляне. На ней мать увидела маленькую избу, и сын ее вошел туда как в свой дом. А потом выходит он и на руках держит ребенка, а следом из дверей та девушка появляется, что ведьмою в селе прослыла. Сели они на поваленный ствол и ничего им больше на свете не нужно было.
Мать смотрела долго, потом вздохнула, улыбнулась своим мыслям и ушла, никому ничего не рассказав об этом.
Все, можете ругать, что так коротко. Добавлю только, что все эти живописные детали, которые рассказывал селянам парень, придумала девушка потому, что все время об этом думала и в ее голове и не такие ужасы возникали.
- Как печально, Саша! Чего это ты? - спросил Вася.
- Навеело...
Все некоторое время молчали.
- Наверное это даже не сказка была, - продолжил оправдываться я, - сюжет возник после кинокошмара в зале эмуляции.
Лунный свет проникал в палатку, и я видел, как справа лежала с открытыми глазами Бездна. Я уже привык к тому, что у нее глаза светятся в темноте. В своем скафандре она была как кукла, и черные кукольные волосы, переливаясь, струились через край капюшона, а бледное лицо с уже привычными чертами застыло в тревожном раздумье.
- Когда дети вырастут, смогут ли они уйти к людям? - чуть слышно и рассудительно вымолвила Бездна, - ведь девушка так любила, что согласилась уйти из дома, считаться в селе ведьмой, и больше никогда не видеть людей.
Я не ожидал, что моя история вызовет какие-то размышления. Джон недовольно хрюкнул.
- Да они просто не думали о таких далеких последствиях. Но тут интересно то, как убежденность в ценности быть вместе превысила все остальное.
- А может быть факторы сневера вовсе не настолько определены... - встрял Вася и даже привстал на локтях, но замолк как отрезало.
Меня это насторожило, и мое параноидальное воображение уже подставило меня в уравнение с их неизвестными.
- Вы слишком драматизируете, это же была просто вечерняя сказка! - принужденно хохотнул Джон, - А давайте-ка я вам сейчас, - многообещающей украдкой продолжил он, как мне показалось, излишне поспешно, явно желая изменить направление мыслей, - расскажу один странный эпизод из моей жизни, почти без вранья. Чтобы у нас не только Саша был сказочником.
- Прикольно! - оценил Вася.
- Ну, раз я облажался, - сказал я, - то исправьте ситуацию.
Джон собрался с мыслью и выдал.
Однажды мне соблазнили экзотическими прелестями отбыть смену в новом заповеднике, и я доверился верным друзьям. Там все разумное, даже растения, это просто рай, говори они, нужно только навести порядок после ошалевших от свалившегося на них счастья прошлых дежурных.
Старый, но надежный тарантас закинул меня на комфортную планетку с идеальным углом наклона оси к плоскости орбиты окало девяноста градусов, сбросили кучу вещей и продуктов, а в качестве полезных дел, когда надоест восторгаться флорой и фауной, попросили по возможности привести в порядок оборудование дежурной станции. Станция пребывала рядом с полюсом, так как на экваторе днем можно кипятить воду на песке.
Друзья прочувствовано пожелали "хороших дней!", похлопали по спине и распрощались. Чуть отойдя раздалось их ржание, несомненно от радости за меня.
- Надо же! - не выдержал я, - Стиль начала - почти как в любимом мной сборнике рассказав американского писателя-фантаста Шекли!
- Ну и хорошо, - ухмыльнулся Джон, - я же не зря себе такое имя выбрал! Так вот.
Огромное солнце висело над самым горизонтом и в течение суток ни вставать, ни садиться не собиралось, а только катилось себе как по краю тарелки. За пять часов получался полный оборот, так что даже голова шла кругом при ориентации на местности без навигатора. Вокруг жила беззаботными красками степь, и среди нее приветливо темнели группы безобразно корявых кустарников.
На небольшом холмике стояла башня чуть обшарпанной дежурной станции. Хоть бы обшивку регенерировали, растяпы!
Я подошел ближе и увидел, что в широкой нише двери разместилось огромное птичье гнездо. В нем лежало два яйца с мою голову каждое. Лучше было бы сначала прикинуть размеры мамочки, но хотелось сразу навести порядок, а потом уже развлекаться. Я уперся ногами и принялся выволакивать гнездо из ниши. Ломкие ветки гнезда оглушительно хрустели и отлетали, но гнездо оставалось на месте.
И тут я почувствовал, что кто-то грубо схватил меня за шиворот, все замелькало перед глазами, и я оказался в колючих объятиях кустарника, где и обрел опять связь с реальностью. Мне твердо обещали, что на планете кроме меня все будут разумно-гостеприимны и я не понял, кто так нарушил это обещание друзей. И тут же заметил, как гнезде, ласково сюсюкая со своими, несомненно, тоже разумными яичками, умащивалась гигантская птица. Желтые глаза на самодовольной морде совсем не гостеприимно поглядывали на меня.
Повизгивая от боли, я с трудом выбрался из куста, который, явно заигрывая, цеплялся колючками и задумался в десяти шагах от входа в станцию. Птица временами склочно кудахтала, и, вспомнив легкость расправы со мной, я понял, что силой мне с ней не справится.
Здание станции представляло собой цилиндр с куполом. Позади я нашел единственное открывающееся окно, запертое автоматическим замком. Рядом на стене находились сканеры местности и широкое отверстие для сбора и анализа атмосферных осадков. Я решительно нырнул в него вниз головой и долго отталкивался от гладких стен ногами пока не вывалился в приемный бак. Крышка, конечно, оказалась закрытой, и я начал тужиться по пояс в воде, напирая плечами до тех пор, пока из последних сил не сорвал запор. Перегнувшись через край бака, я вывалился на пол комнаты и расслабился на некоторое время. Сердце возмущенно билось, дыхание не хотело успокаиваться, все тело саднило от царапин, и я тупо смотрел как по полу вокруг растекается большая лужа.
В комнате из-за полумрака трудно было что-то разглядеть, но похоже, что мой предшественник спасался отсюда бегством, все было разбросанно как попало, перевернутые стулья валялись посреди комнаты, а в углу твердела лужа липкого сока из опрокинутой банки.
Я открыл окно и выглянул наружу. Было явно высоковато чтобы использовать окно как дверь. В кладовке нашлась складная лестница. Я закрепил ее на окне снаружи, а в комнате поставил стул, чтобы удобней было залазить через окно. Оставалось перетащить кучу вещей.
Путаясь в длинной и прочной как проволока стелющейся траве, я начал переносить свои вещи на станцию. Какое-то большое травоядное со ржавымии пятнами на бархатных боках как привязанное следовало за мной, задумчиво пережевывая на ходу длинные стебли, обломанные мной при ходьбе, и доброжелательно мычало. Настолько, что я подумал нагрузить его и взвалил на холеную спину тяжелый моток кабеля. Животное с таким упреком посмотрело на меня, что я почувствовал неловкость. Оскорбленно вздохнув, оно взбрыкнуло, сбросило кабель и, не взглянув больше в мою сторону, ушло в степь. Я чуть было не извинился вслед.
Втащив через окно последний груз, я с наслаждением расслабился на стуле. Вечеров здесь не бывает, учитывая вечно не заходящее светило. Хотелось есть и спать. Полбанки сока восстановили мой мир. Я завесил окно от света и улегся.
Проснулся бодрым, допил сок, пригубил из новой банки и замечтал побыстрее навести порядок на станции в назидание последующему сменщику. Вытащил автоматическую передающую установку наружу. Не найдя подходящего кабеля, смастерил жгут из подручных проводов, который протянул из станции к передатчику. Я подал пульсирующий ток, в циклы которого производилась передача уплотненной информации. Теперь осталось подключить систему датчиков.
Наконец, радостный от выполненного долга, я вернулся к станции. Птица у двери больше не держала на меня зла и тихо кудахтала над своими яйцами. Я безнаказанно прошел бочком совсем рядом и позади станции столкнулся с желто-ржавым животным, которое, пуская слюни, тянуло морду к моему самодельному жгуту, приняв его, видимо, за новый вид травы. Я предостерегающе заорал. Животное испуганно отпрянуло, укоризненно посмотрело на меня и сделало вид, что заинтересовано особенностями работы передатчика. С кряхтением я пролез через окно в комнату. Над початой банкой с соком деловито вился неожиданно большой рой крупных насекомых. С возмущением я принялся гонять их какой-то тряпкой, но через мгновение сам резво уворачивался от обозленных тварей, на ходу хватаясь за укушенные места. Взбесившаяся стая преследовала меня по всей станции и скоро воцарился знакомый мне беспорядок. На пол полетела банка с остатками сока, кажется ровно на то же место, что ее предшественница, и я проворно выскочил в окно, тут же захлопнув его за собой на автоматический запор.
Медленно сполз по лестнице на дрожащих ногах и стал свидетелем того, как рыжее животное с наслаждением сомкнуло свою чувственную пасть на силовом жгуте. Как только была прокушена изоляция до сверхпроводящей нити с гигантским электротоком, челюсти судорожно защелкнулись и тварь радужно засияла. Раздалось завораживающее членораздельное мычание, из ноздрей вырвалось облачко сизого пара и все большое тело начало ритмично сокращаться в такт пульсациям передатчика. Вытаращенные глаза западали и выпучивались, и было похоже, что в эфир посылает импульсы не передатчик, а эта тварь. Я изо всех сил рванул жгут и освободил от мук животное, которое, не думая о благодарности, бросилось сводить со мною счеты. Мы побежали наперегонки вокруг станции. Меня спасало то, что грузному телу труднее было описывать маленькую окружность - его все время заносило тяжелым задом. Мы делали оборот за оборотом, каждый раз все больше раздражая птицу в гнезде. Наконец она вспылила, в ярости выскочила из ниши и, вся взъерошенная встала, поджидая, когда я подбегу. Везде росли бескрайние кусты и мне осталась одна дорога - в сторону посадочной площадки, куда я и припустил.
За мной гарцевало животное, высоко подкидывая зад, выбивающий клубы оранжевой пыли, за ним, клокоча неслась птица, аэродинамично помогая себе рудиментарными крыльями, а сверху спускался посадочный модуль. Как только он коснулся земли, открылся люк, и я нырнул в его спасительный зев. Дверь за мной захлопнулась, последовали два могучих удара от врезавшейся со всего хода туши животного и, второй, более мягкий, со скрежетом когтей по обшивке. Меня приняли дружеские руки.
Я удивился, как они догадались прилететь ко мне на помощь. Оказалось, что это у них старый аттракцион и настолько уже выверенный по времени, что каждый раз разворачивается строго по одному и тому же сценарию. На Земле в таких случаях принято говорить: "Без обид, старик!".
Вот теперь можно спать.
Мне не было так уж смешно, хотя Вася и ржал по ходу рассказа, смешнее было то, как прикольно он ржал. Я просто не понял, ради чего повторять такое тупое унижение и как можно такое простить.
- Я бы убил их! Что за тупое развлечение? Или они билеты продавали на зрелище? Неужели ты, Джон, остался доволен и совсем без обид? - удивился я.
- Знаешь, я сам порадовался шутке, да еще в качестве участника, испытавшего экстрим и огромное облегчение, когда меня спасли!
- То есть вы настолько добры и незлопамятны, что такое считается классной шуткой?... Интересное и даже поучительное для нас дикарей качество, но это уже совсем не Шекли! - выдал я и замолк потому, что Бездна сжала мою руку. Но это же меня и вдохновило:
- У нас на Земле есть анекдот. Медведь слышит громкий стук и отчаянные крики. Что такое?! Озирается и видит - заяц вопит. Положил на рельс лапу, бьет другой по ней молотом со всей дури и орет.
На самом деле, я недопустимо подменил в анекдоте лапой более уместный орган, просто не посмел сказать при Бездне.
- Медведь спрашивает, ты чего заяц так над собой издеваешься? А заяц чуть отдышался и говорит, что вовсе не издевается, а наоборот, когда промажет, испытывает невероятное счастье.
- Ооо... - только и сказал Джон, что-то сопоставляя, а Бездна чуть сильнее сжала мои пальцы.
Уже не помню, что еще было сказано потому как сплетение наших пальцев полностью владело моим внимаем. Так мы и уснули. Без формулы радужных снов.
Утром Джон подкараулил когда я открыл глаза и витиевато поздравил меня с днем рождения. Офигеть... я и сам про него как-то забыл, а тут - инопланетянин поздравляет. Как же это круто! Но ведь я никому не говорил...
Бездна вылезла из скафандра и принялась дергать меня за уши, крича, что это - земной обычай. Вася тоже хотел было добраться до ушей, но их ему так и не досталось.
Оказалось, что Гена после моего исследования определил не только дату родовых изменений, но какие во мне притаились предрасположенности к нарушениям здоровья, некоторые из которых вовсю уже расцветают. Мне объявили, что в день рождения подарят безупречное здоровье.
На модуле другие инопланетяне так же норовили покуситься на мои горящие уши.
События развивались для меня стремительно. Гена деловито сообщил, что "сейчас мы тебя подправим". Я доверчиво отдался ему, предупредив на всякий случай, что сердце у меня находится с левой стороны. Гена пообещал, что разберется и указал мне на знакомый стол.
Очнулся я от жары. Сердце мощно колотилось в груди и, казалось, кровь промывает даже кончики волос. Где-то рядом довольным голосом выводил инопланетные арии Гена, с видом только что удачно починившего электробритву. Я лежал, боясь шевелиться после операции, пока Гена дружески не хлопнул меня ладонью по животу и не предложил пойти завтракать. Я действительно был голодным как медведь после спячки, но сначала меня сводили в душ.
Тонкие струи теплой воды, бьющие со всех сторон, упруго массировали кожу. Состав воды все время менялся - это чувствовалось по ароматным запахам. В последних струях воды возникает вещество, делающее кожу упругой и эластичной. Затем теплый бриз с ультразвуком за считанные секунды осушил кожу.
После завтрака Джон спросил меня, сколько времени нам потребуется на восхождение. Я прикинул возможности и решил, что двух дней точно должно хватить. Мы договорились выйти завтра с утра. Вызвались Федя, Шурик, Вася, Вера, Гена и, конечно же, Бездна.
Целый день мы тренировались. Совершали пробные подъемы и спуски. Даже залезли на гребень и затащили туда почти весь груз, включая палатку.
В первый раз я ночевал в модуле, в индивидуальной капсуле, и на этот раз без сказки, учитывая предстоящий ранний подъем.
Очень ранним утром, когда небо еще оставалось звездным, но уже посветлело, позавтракав, мы перешли ледник и полезли на гребень. Здесь все казалось уже знакомым. Камни, которые могли бы осыпаться, сделали это вчера из-под ног Шурика. Склон был крутой, но мы преодолели его, может быть, даже излишне быстро. Мы были бодры, и энергия рвалась наружу.
Инопланетяне длинной цепью ползли вверх, радостно перекрикиваясь как дети. Мы с Бездной были связаны сдвоенной восьмимиллиметровой веревкой и шли первыми. Остальные змеились цепочкой в одной длинной связке.
Огромные изломанные валуны на гребне находились в неустойчивом равновесии. Нужен определенный опыт, чтобы чувствовать, на какой камень и как можно безнаказанно наступать. Я часто с беспокойством оглядывался на Шурика. Он в последний момент вспархивал с очередного уходящего вниз с тяжелым гулом валуна, который по весу превышал его раз в десять, но пока ни разу не напрягал связку товарищей. В конце концов я предложил ему идти, ступая след в вслед.
В середине дня мы пообедали, разогрев инопланетную еду на примусе.
Из сине-фиолетового неба тепло светило Солнце, внизу ослепительно сияли снежные поля. Вершины, четко вырисовываясь каждой деталью, казались совсем близкими. По темным скалам стекали тонкие струйки талой воды и пахло весной. Мы сидели на теплых шершавых камнях и с наслаждением вдыхали пьянящий воздух. Мимо лениво пролетела белая бабочка, похожая на капустницу, и никто не побежал ее ловить.
- Когда мы спускались на модуле над этим горами, они показались неинтересными, а здесь все грандиозно красиво! - заметил Вася. Его шрам чуть побелел из-под шапочки и, если бы не большие глазницы, Вася был бы похож на обычного альпиниста.
- Точно, - согласился я, - сколько ни летал над горами на самолете, ничего не узнавал и все казалось несерьезным.
Я прикончил баночку сока и взглянул на Бездну. Ну, тоже как земная туристка, только таких красивых я не видел.
Отдохнув, мы полезли дальше и часа через три вышли на пологий заснеженный склон, оказавшись теперь на западе от стоянки модуля. Этот склон заканчивался длинным снежным карнизом, нависающим на высоте пятьсот метров над ледником.
Мы шли по снегу, пока не оказались на большой ровной площадке на краю пропасти под высокой скалой. Рядом застыло коркой льда небольшое озерцо, из которого можно было набрать воду. Южнее заледеневший склон кончался скальной стенкой, по которой нам предстояло подниматься. Я остановился и отстегнул Бездну от веревки.
- Тут переночуем!
- Какая удобная площадка! - Федя и сбросил самодельный рюкзак на щебень.
- Да, уютное место! - порадовался Гена, освобождаясь от своего груза.
Мы установили палатку. Я начал разводить примус и почувствовал легкую тошноту. Посмотрел на остальных. Шурику было нехорошо. Он сидел в углу палатки, безучастный ко всему и тер виски. По Феде ничего нельзя было сказать. Вася и Вера как ни в чем ни бывало копались в своих мешках, раскладывая продукты и одежду. У Гены явно болела голова. Он заставлял себя глубоко дышать, но я знал, что это ему не поможет. Бездны в палатке не было. Наконец она вернулась бледная, но, судя по всему, чувствовала себя лучше. Я поинтересовался, что будем готовить, но есть никто не хотел, только Вася попросил земного чаю.
Гена не выдержал и принялся раздавать адаптоген от гипоксии.
- Нам же не нужен отек мозга, - заявил он.
Я не отказался от своей дозы. Достал оставшиеся сухофрукты, а когда закипела вода засыпал кастрюльку до верху. Сразу распространился густой аромат компота.
Приятная кислота и вкус действовали оживляюще. Больше мы в тот вечер ничего не готовили. Тело слегка ломило, и я подумал, что для первого раза инопланетяне держатся отлично.
Вы, ребятки, запомните это на всю жизнь, - подумалось мне. Меня часто настигали воспоминания о горных приключениях, многие эпизоды которых вызывали жуть. Их значимость, острота пережитого, необычность видов, превышала все, случающееся в городе. Возможно, именно этим так тянут горы. И еще, после гор обыденная жизнь становится несопоставимо проще. А в физическом плане надолго остаются приобретенные сверхвозможности.
На ночь шесть человек плотно разместились в ряд, а я лег поперек них в ногах как самый длинный. Заледенелые ботинки засунули под себя. Я не помню, о чем мы говорили и говорили ли вообще, но сказки точно не случилось. Недостаток кислорода отбивает творчество и даже радость общения.
Мы поднялись, как только посветлело небо, молча и быстро собрались. К нам вернулся аппетит, и примус трудился над кастрюлькой с инопланетным концентратом.
Сидя на мешках, мы дули паром в морозном воздухе на горячее, аппетитно пахнущее желе, жить было хорошо. Ясная голова и отдохнувшее тело вселяли уверенность в силах.
Я натянул промерзшие, негнущиеся ботинки и выбрался из палатки, разминая их. Вскоре все были готовы, прошли ледовое озерцо и, задрав головы, оценили стенку. Это был самый сложный участок пути.
- Вроде вижу, как пройти, ну что, я пошел? - пожертвовал собой отважный Шурик, но Бездна убедила его пока не совершать подвиг. Ее я тоже не пустил. А в принципе можно бы было, учитывая неплохую подготовку, в том числе акробатическую, но что-то во мне запротестовало.
Я полез по узкому кулуару. Иногда в трещинах попадались старые крючья и я, конечно, пользовался ими, добивая молотком для надежности до чистого звона. Бездна наверняка не стала бы это делать: забито, значит можно пользоваться. Через некоторое время я оказался на верху, закрепил веревку за огромный выступ и крикнул вниз, что все готово.
Первой, очень быстро буквально взлетела Бездна. Я еле успевал выбирать веревку. Выбравшись, она по инерции боднула меня каской и обхватила руками чтобы не упасть.
Я заорал вниз чтобы не утраивали рекордов, а поднимались вдумчиво.
Вскоре все собрались вместе. Пройдя последний подъем по крутому ребру, я перепрыгнул с острого края скалы через трещину на снег и оказался на вершине. Здесь ничего не изменилось с прошлого раза. Один за другим все появились на небольшом куполе снега и усталым взглядом начинали скользить по сторонам. Они, конечно, были горды собой, но острота чувств притуплялась усталостью и гипоксией. Мы обнимались, Шурик что-то выкрикивал, Бездна улыбалась и была довольна.
Потом выяснилось, что буквально все происходящее записывалось множеством регистраторов.
Мы некоторое время смотрели вниз. Понятие красоты, конечно, субъективно. Для инопланетян все, что они сейчас видели, было необычным, но остроты переживаний не было.
Мы вытащили записку из железной трубы. Оказывается, до нас здесь был человек, совершивший свое одиночное трехсотое восхождение. Оставлять свою записку взамен не стали из уважения к ветерану. Пусть так и останется здесь этот трехсотый рекорд. Не писать же про первое восхождение группы наскоро натасканных инопланетян.
Посмотрев еще немного по сторонам и не ощущая ни особого воодушевления от достигнутого, ни яркости восприятия видов с этой высоты, мы почувствовали желание начать спуск. Вот всегда было так, совершенно не соответствуя восторженным легендам о восходителях с необыкновенными переживаниями на вершине. Конечно потом, уже внизу, все остро вспоминалось, и удивляла собственная отвага или, точнее, опрометчивость.
Без приключений добравшись до места ночевки, мы пошли дальше по гребню, продолжая описывать кольцо над ледником с инопланетным модулем. Несколько раз пришлось спускаться по веревке по отвесным скалам, пока не достигли огромного выпуклого снежного поля, которое называлось вершиной Южной Скрябина. Через некоторое время, почти сохраняя высоту, достигли вершины Северной Скрябина. Отсюда можно было начать спуск к модулю. Итого, инопланетяне посетили сразу три вершины траверсом, одна из них - высочайшая Киргизского хребта.
По крутой расщелине с осыпающимися камнями, где инопланетянам особенно ценной показалась жизнь, мы спустились к круто горбящемуся ледовому склону, по которому сливаясь в ручьи, бежала вниз талая вода. Здесь пришлось надеть кошки. Казалось, этот склон никогда не кончится. А кончился он довольно крутым обрывом.
Чтобы не терять время, решили и здесь спуститься по веревке. Мы были уже почти что дома и радость скорого возвращения снижала бдительность. Я последним совершенно беспечно слетел "спортивным" спуском, чтобы вытащить за собой сдвоенную веревку. Внезапно веревка перестала скользить в моей руке, и я ощутил себя летящим кувырком по склону. Когда мир замер, я просканировал себя мысленно, но, вроде бы, никаких серьезных повреждений, которые отдавались бы болью, не обнаружил. Тогда осторожно поднялся и убедился окончательно, что отделался лишь острым финальным переживанием. Никто из инопланетян, которые спускались ниже, этого моего полета не заметил. Так что я вернулся метров на шесть вверх, убедился, что никто не позаботился на конце веревки сделать узел, чтобы не улетать дальше, стянул веревку и, свернув ее, побежал догонять товарищей.
Уже в темноте мы подошли к кораблю, и поставили палатку на прежнем месте.
У меня еще никогда не было такого приятного восхождения. Мне не раз приходилось довольствоваться обществом новичков. Они с трудом вживались в новый для них быт, наслушавшись каких-то выдуманных традиций, противоречащих горной этике, то выпячивая свою личность, то чувствуя себя нерешительно. Инопланетяне же отличались взвешенностью общения и самообладанием. Никто из них не капризничал, не истерил. Я очень бы хотел быть среди таких людей. А чего стоила одна только тщеславная мысль, что я подготовил к восхождению группу инопланетян, и мы успешно преодолели сложный альпинистский маршрут!
На корабле страдающий от горной жажды экипаж напивался до барабанной упругости животов. Напрасно Джон напоминал, что емкость их желудков всего два литра.
Бездна откинулась на стуле напротив меня и от питья у нее обозначился красивый круглый животик. Наконец она отдышалась, как-то странно посмотрела на меня и сказала:
- Мы улетаем завтра...
Хотя я знал, что это вот-вот случится, но оказался не готов и растерялся. Ее взгляд погрустнел, она немного побледнела, порывисто встала и вышла из комнаты. Я взял для видимости стакан в руки и принялся пить мелкими глотками. Вера посмотрел на меня и непринужденно сел рядом.
- Саша, - сказал он, - хочешь полететь с нами?
И я сразу успокоился.
- Хочу, конечно! - почти сразу ответил я, - Но не знаю... думал уже об этом. Я ведь буду у вас недоразвитой особью.
Вера с улыбкой посмотрел мне в глаза и покачал головой.
- Не все так плохо! Конечно, будет трудно, но девятнадцать лет полета сделают свое дело.
- А можно будет как-нибудь предупредить мать?
- Можно, и ты же вернешься лет через сорок.
Я представал себе как узнает мать о моем отлете на такой огромный срок. Всю жизнь она будет думать, что там со мной. На работе придется сказать, что я не вернулся с гор, припрутся домой с соболезнованиями... Вера, кажется, это отлично понимает. Спросил меня чтобы успокоить.
- Пожалуй, мне не стоит лететь с вами, буду вас вспоминать! - я улыбнулся.
Вера молча кивнул головой.
У них была возможность сделать отдельные снимки, но было бы опасно хранить такое на Земле. Все же, мы выбрали несколько фоток инопланетян, так кадрированных, что в них не было ничего необычного и мне разрешили их оставить.
- У тебя остается возможность принять решение на пользу себе и нам. Это могло бы наполнить твою жизнь очень большой значимостью.
Пока мы разговаривали, почти все успели разойтись, готовясь к отлету поутру, и, наконец, я остался один. Я почувствовал усталость, но не физическую, скорее - опустошение, какое бывает, когда заканчивается что-то очень важное. Не хотелось ни думать, ни шевелиться.
Я сидел долго, и это становилось все мучительнее. Наконец появилась Бездна с лисой в руках. Та ворчала и лезла мордой ей в лицо.
- Пошли прогуляем зверя, - предложила она незнакомым голосом, и мы вместе вышли.
Из-за свежего снега было довольно светло. Мы брели, с хрустом наступая на заледеневшую крошку. Лиса жалась к ногам под порывами ветра, а вокруг горы смотрели на нас в молчаливом ожидании.
Мы остановились, и не помню, как оказалось, что держим друг друга за руки. Не стало каких-то надуманных границ допустимого.
- Ну как последняя ночь на Земле?.. - спросил я, - Правда красиво очень?
Она посмотрела на меня жалобно.
- Я не хочу улетать, - прошептали ее губы. В глазах заискрились звезды, и тонкая рука задрожала в моей. Бездна стояла одна между двух миров и с каждой секундой становилась все беззащитнее. Я шагнул к ней, и она доверчиво положила голову мне на грудь.
- Можно, я останусь?..
Мне стало немного страшно и слегка кружилась голова от того, что она сказала. Она посмотрела на меня. Мы глупо улыбались и совсем не хотелось думать, что же нужно теперь делать.
- Это ведь не так грустно, как жить в глухом лесу в избушке из твоего рассказа?.. - она улыбнулась, - Земля - это первое, что я увидела после корабля, - шептала Бездна, опять уткнувшись носом в мою грудь, - я не знала ничего подобного! Это было чудо. Я хочу, чтобы Земля была моей родиной... Здесь столько произошло! Я столько узнала, и главное... я встретилась с тобой... - Бездна подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх.
- Да, Бездна... Я бы очень хотел быть с тобой...
- Нужно что-то делать... Нужно сказать маме!
Мне не верилось, что можно успеть что-то сделать и вообще нужно что-то делать, но я пошел с Бездной на корабль, затаив надежду.
Около тамбура мы встретились с Наташей. Она собиралась выходить. Увидев нас, она моментально все поняла, приоткрыла было рот, чтобы что-то сказать, но так и осталась стоять. Бездна прижалась к ней и, конечно, разревелась. Совсем как в старинных новеллах. Но не так, как это я видел у земных девочек или женщин, что-то незнакомо-чужое опять сквозило в этом, но уже нисколько не настораживало. Я только думал, насколько многое предстоит пережить.
Наташа со вздохом взглянула на меня.
- Вот и случилось, - тихо сказала она довольно спокойно, - Ну и хорошо. Пойдем-ка со мной! - сказала она дочери.
Я снова остался один. Мне казалось, что все прекрасно все видят и деликатно стараются не обращать внимание, занимаясь своими делами.
Примерно через час меня кто-то похлопал по плечу. Я напряженно обернулся, это был Джон.
Я поплелся за ним, готовый по справедливости отвечать за свое коварство. Мы зашли в довольно тесную комнату с тусклым освещением, где по стенам бегали разноцветные змейки и на множество голосов тихо и однообразно пели звуковые индикаторы. Джон вытащил из пола стул, явно не электрический. Сам же небрежно оседлал какое-то сооружение и широко улыбнулся.
- Слушай, - сказал он, - это здорово! Такое, конечно, не планируется, ну, по крайне мере на это не делается расчет, но, прямо говоря, все очень даже заманчиво не только в плане исследования общего в социальных представлениях наших культур и возможности их общего развития...
Елки, что он такое несет?.. Я почти не соображал, что он говорит, пока он не сказал:
- Если вы вместе будете жить на Земле, то мы организуем вам связь с орбитальными наблюдателями. Раз уж так получилось, возьмете на себя роль посредников. Но есть вариант гораздо интереснее, тот, о чем тебе говорил Вера.
- Лететь с вами и через сорок лет вернуться?
- Да.
Теперь это казалось приемлемым. И Для Бездны это будет лучше, чем свергнуться в мир очень примитивной культуры и возможностей с постоянным риском попасть в беду. Маме можно будет все нормально объяснить. Когда она увидит нас с Бездной, все поймет.
- Тебе нужно еще подумать?
- Нет, я готов.
- У тебя будет дней десять до отлета. На орбите останутся исследователи, новая команда, и они сделают невозможным взаимоуничтожение на Земле, помнишь, мы говорили про это. А вот ты, когда вернешься...
С каждым словом радость все больше переполняла меня. Джон многое еще мне наговорил, и все воспринималось поверхностно. Потом он встал и протянул мне руку по земному обычаю.
- Пришло время временно попрощаться, - сказал он, - Я привык к тебе... Ты хороший землянин, всем нашим понравился. До свидания!
За дверью меня поджидал Федя.
- Я остаюсь с наблюдателями на орбите, - сказал он, - Бездна пока будет с нами, потом прилетит за тобой.
Федя протянул мне гибкий браслет с красивыми пластинками, который плотно охватил мое запястье.
- Будем держать связь, - он заговорщицки подмигнул, мы пожали руки.
Я увидел Бездну. Она стояла в стороне и смотрела украдкой. Я подошел к ней.
- Я все слышала, что вы решили, - радостно сообщила она.
Чем-то это напоминало прощание в тамбуре поезда... Мы помолчали.
- Бездна, теперь-то мне можно сказать, что такое сневер, пока вы не улетели?
Она улыбнулась:
- Так у нас обозначается то, что происходит, когда потенциальные половые партнеры общаются в стрессово-познавательных ситуациях и развивается взаимодополняемость для таких условий. У вас в языке такого слова нет, но это - системное явление, и у нас его хорошо понимают.
Мы с Бездной не спали всю ночь. Гуляли в волшебном саду эмулятора и не могли наговориться. Эти мгновения запомнились на всю жизнь. Но все проходит.
Утром, когда я вернулся к своей палатке, сооружения вокруг модуля были сняты, и на снегу не осталось ничего после инопланетян. Я быстро собрал рюкзак и, помахав на прощание рукой, пошел прочь. На краю ледника, остановился чтобы посмотреть, что будет дальше.
Вскоре раздался негромкий вздох, от которого со склона рядом слетела струйка снежного срыва, маскировочное облако медленно пролетело чуть наискосок надо мной и неторопливо растаяло в голубом небе. Только верхушка гребня перекрылась на мгновение небесным лоскутом и все замерло в тишине утра.
Я остро ощутил, что остался здесь один, как будто ничего и не было.
"Ну вот и все, грамотно успокоили глупого йети и свалили..." - осознал я то, что казалось в этот момент наиболее правдоподобным. Потом взглянул на браслет - красивую и, возможно, бесполезную игрушку, сурово одернул себя и по скалам спустился к старой стоянке. Там переложил рюкзак и побежал вниз по огромным валунам крутого склона морены. Поздно вечером я уже был в городе.
Прошедшее начинало казаться не очень реальным... Тем более, что браслет не проявлял никакой активности. Я чувствовал себя очень странно. Чтобы как-то разрядиться и не спятить, принялся описывать все случившееся, день за днем, заполняя листы на печатающей машинке. Часто смотрел на фотки.
Нужно было начинать снова жить. Навестил зав лабораторией Якова Давыдовича и предложил ему еще раз попытаться реанимировать спетрофотометр. Он с большим скепсисом позволил снять чехол. Вскоре я установил один из инопланетных усилителей и включил прибор, чтобы настроить осциллографом. Но никаких подстроек схеме не потребовалось, все работало идеально с огромным запасом по чувствительности, оставалось только откалибровать устройство. Я вернул карму в той лаборатории.
Решив не дожидаться конца отпуска, вышел на работу.
Поутру еще никого не было. Столы оказались заваленными остатками чьей-то трудовой деятельности, и мне пришлось расчищать себе место. Я прихватил пару подаренных мне усилителей и нетерпеливо примерялся испытать их в своей схеме.
С шумом распахнулась дверь, в комнату зашел кудластый дылда Володя. Узрев меня, он широким жестом протянул свою лапу и заулыбался.
- Отгулял что ли?
- Еще две недели в запасе. Потом возьму. Что у вас здесь за бардак?
- Да так, - Володя махнул рукой, - Нам премию накинули. Закатиться бы куда-нибудь!
В комнате возник ленивый бородач - главный конструктор проекта. Черные курчавые волосы нимбом окружали его лысину, и своей безмятежностью он был похож на Иисуса Христа сразу после воскрешения.
- Вот и Сашенька вернулся! По каким горам лазил? Шею не сломал?
- Не сломал, - в тон ответил я, потрогав шею руками на всякий случай.
- Ой, какая прикольная штука у тебя на руке, дай посмотреть?
- А загорел-то как здорово! - восхитился подоспевший шеф.
- Это он только лицом загорел, - раздался Анкин голос, - а тело как у глисты белое!
- Откуда ты знаешь? - удивился Володя.
Наконец все разошлись, и я включил паяльник. Рядом с праведным возмущением начал сгребать мусор со стола Валера.
- Когда уже будут за собой убирать, раздолбаи?.. - он закурил прямо в комнате.
Ненавижу сигаретный дым...
- Чего ты возмущаешься? - не выдержал Володя, - Раз в год садишься за макет...
- Да надоело все это! - деловито завопил Валера и с непримиримым видом начал составлять приборы в стойку, с шумом соударяя их боками.
Я отвык от таких сцен и не верилось, что один человек может накричать на другого. Как по заказу в соседней комнате начали громко переругиваться наши главные конструкторы. Потом раздались такие эпитеты, что я поспешно сжал запястье с браслетом между ног: а вдруг инопланетяне прослушивают.
И в самом деле, оказалось, что браслет вовсе не был мертвой игрушкой, и я оставался на связи, только надо было лучше слушать то, что говорил мне про него Джон. Инопланетянам почти случайно удалось привлечь мое внимание слабым писком оттуда, и когда я приложил ухо, услышал, что нужно делать.
Я вышел из института и, в радостной эйфории заскочил домой за папкой с отпечатанными моими впечатлениями, желая кричать об этом всему миру и, конечно, показать самим инопланетянам. С этим и пошел к автобусной остановке. Скоро подкатил одиннадцатый и я сел до конечной.
На последней остановке выскочил и нетерпеливо быстрым шагом почти побежал к первым пригоркам. Со стеблей выгоревшей травы под ногами поднималась горькая пыль с запахом полыни. Закатное солнце стояло низко над горизонтом, и жара постепенно спадала.
Когда высокие холмы отгородили меня от всего мира, я остановился, чуть успокоил дыхание и поднял браслет, сжав его другой рукой.
Синий кусок неба шевельнулся, закрывая собой верхушки холмов. Недалеко легким смерчем поднялась пыль, каменистые склоны в том месте задрожали с ритмичным потрескиванием, и все успокоилось будто ничего не случилось. Я встал и пошел вперед. Через десяток шагов передо мной возник дискообразный посадочный аппарат - настоящая летающая тарелка.
Я ждал не долго. Оттуда выскочила Бездна во вполне обычном земном платье. Я шагнул навстречу, и она повисла у меня на шее.
- Погостим у тебя пару дней! - радостно сказала она, уткнувшись носиком мне в щеку.
- Да! Смотри, вот это все про нас! - и я показал ей папку.
Бездна перебрала несколько листков.
- Нужно отсканировать!
Она отдала папку высунувшемуся Джону, тот вскинул руку в приветствии, тарелка задраилась, окуталась маскировочным маревом и взмыла.
- Мама еще не успела прочесть, - посетовал я.
- Мы вернем! Куда теперь? - она ненадолго прижалась ко мне, и я, привыкая, нежно гладил ее изящную спинку.
Потом мы побежали вниз по склону холма к автобусной остановке, не останавливаясь, мы же альпинисты.
На бегу я думал, как она воспримет этот скрежещущий жуткий автобус, задымленный воздух, грязь на улицах, вопли разборок непримиримых людей, примитивный душ и туалет в ванной комнате...
Я решил оттянуть этот шок и сначала сводить ее в наш ВДНХ, угостить шашлыком, побродить по аллеям.
Этим заканчивался отпечатанный на машинке текст.
Вот и все, что осталось от пропавшего без вести Александра Петрова, который мог и нафантазировать, тем более что никаких фоток инопланетян там не оказалось. Однако, по любому его уже нет, ведь он в самом деле исчез бесследно, о чем подала заявление его мать. Никто из близких не замечал у него психопроблем, так что все это довольно странно.
Следователь не мог выкинуть из головы прочитанное, хотя по долгу службы и передал материалы в ГКБ. Он тоже увлекался горным туризмом (что было естественно для города у высоких гор), совершая вылазки с группой экстремалов со странным названием Фуцинтоки, по их уверениям происходящего от японского: "мальчики, бегающие по горам".
В рапорте пояснялось, что особенно поразившими совпадениями является очень достоверное описание местности и деталей восхождения на пик Семенова-Тянь-шаньского, с альтернативным названием Западный Аламедин, и особенно то, что и сам следователь совершал восхождение на него примерно в то же время именно со стороны Джинды-Су, а на вершине была та самая записка с сообщением о трехсотом восхождении, которую и они тоже решили не менять на свою ввиду ее особой значимости.
Единственной зацепкой оставался якобы установленный в спектрофотометр усилитель. Но руководитель лаборатории наотрез не позволил открывать прекрасно работающий и постоянно нужный прибор, не желая слышать всякую антинаучную чушь из теории заговора, а у следователя не хватило ни упорства, ни желания добиться изъятия и проведения экспертизы.