Комментарии к статье Мазилова В.А. Психология в борьбе за существование

Мазилов, Владимир Александрович - советский и российский психолог, специалист в области методологии психологии, истории и философии психологии, общей психологии. Доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей и социальной психологии Ярославского государственного педагогического университета.

 Ссылка на Оригинальный текст

 В.А.Мазилов за большой период времени опубликовал множество статей по теме методологической корректности психологии как науки, теме, которая не была достаточно популярной, чтобы ссылаться на многие столь же значимые работы, так что Мазилову приходится во многом ссылаться на самого себя. Самоцитирование в этике научных публикаций считается признаком оторванности от научных потоков и совершенно напрасно и огульно порицается тупо как признак ненаучности. Пусть это будет на совести тех, кто ищет формальные маркеры оценок.

 Комментарии сделаны в контексте понимания теории  МВАП .

Фрагменты для комментирования выделены желтым, комментарии – синие.

Аннотация.

В статье поднимается вопрос, имеющий важное значение для будущего психологической науки. Констатируется, что современная психология в значительной степени утратила кредит доверия, который существовал еще в 1960-е – 1970-е годы. Пятьдесят лет тому назад многие ученые возлагали на психологию надежды, считая ее наукой будущего. Этого не произошло. Более того, в настоящее время сами психологи сомневаются в том, что психология существует как единая научная дисциплина и полагают ее комплексом различных научных дисциплин.

Это тот случай, когда прав философ Т.Кун с его теорией парадигм – как самостоятельных конкурирующих концепций, каждая из которых мало затрагивает другие и заведомо будет опровергнута. Такое возникает по единственной причине: отсутствию выверенной системы аксиоматически надежных фактических данных исследований в основе концепции, отсутствию аксиоматики. Такие концепции фантазируются, а не выводятся интерполяцией фактов, а те факты, которые не вписываются в такую концепцию, просто не замечаются. Именно это и происходило в таких школах психологии, как у З.Фрейда, К.Юнга и их последователей (см. об этом в fornit.ru/70583).

 Когнитивная наука и нейронаука пользуются бόльшим авторитетом, чем психология, претендуют на разработку проблемных полей классической психологии. Психология утрачивает свою привлекательность в глазах студентов, у которых снижается интерес к академической психологии. Утверждается, что отмечаемые ныне негативные тенденции в психологии были зафиксированы М.С.Роговиным еще в конце 1960-х гг., когда были мало кому заметны. Дается абрис оригинальной философии психологии, разработанной М.С.Роговиным и эксплицированной в настоящей статье. В статье содержится попытка анализа предостережений автора, видевшего еще в 1960-е годы ХХ столетия опасности для развития научной психологии.

Предостережения не были услышаны и восприняты, что привело сегодня к широкомасштабному кризису научной психологии.

Обсуждаются шаги, необходимые сегодня для сохранения психологией независимого существования как самостоятельной науки.

То, что российское академическое сообщество представляет собой авторитарные тусовки (в точности как тусовка А.Пугачевой, подмявшая под себя всю эстрадную деятельность) – это фактическая данность, о которой говорят многие прецеденты, например, с Г.Перельманом (fornit.ru/66746) - знают все, кто с этим сталкивается. В статье "Сознание и мозг" Д.И. Дубровский пишет про то, что опубликовал свою теорию в англоязычном журнале «AIMS Neuroscience»:

"...к моему огромному удивлению, на меня обрушился настоящий шквал приглашений, откликов, положительных оценок из редакций других журналов, различных организаций и от ряда авторов. До сих пор я получаю такие письма по несколько раз в неделю. Но никому не отвечаю, нет времени и сил. После выхода указанной статьи в 2019 году я получил с тех пор около 500 (!) откликов подобного рода. Среди них – 26 (!) приглашений за это время выступить спикером на международных конгрессах и конференциях в Париже, Лондоне, Риме, Амстердаме, Праге, Вене, Барселоне, Бостоне, Токио, Осаке, Дубае, Cингапуре, Бангкоке, Дублине и т.д. Получил более 20 приглашений войти в состав редколлегий международных журналов.".

В среде же российской академической науки его, по сути, просто не слышали:

"за 35 лет работы в Институте философии значение ее никто и никогда не отмечал. Два или три раза за эти годы коллеги высказывали в ее адрес краткие и поверхностные замечания, из которых становилось понятным, что они не читали внимательно моих публикаций, посвященных данной теме. Каждому из нас нужна какая-то поддержка научного сообщества, иначе временами охватывает чувство, что твой многолетний труд является напрасным. Такое чувство мне пришлось испытывать слишком часто, и это, наверное, связано с тем, что я был в какой-то мере маргиналом, не принадлежал к влиятельным группировкам и кланам, представители которых постоянно цитировали друг друга, «накручивая» свой авторитет, и в первую очередь – своего лидера.".

Никому не нужна оказывается какая-то там обоснованность и результат, важна меркантильная принадлежность к элите, нужная тусовка.

Получается, что в зарубежной науке в этом смысле на порядок выше культура, чем, конечно же, не стоит умиляться, там хватает своих тараканов..

Ключевыеслова: психология, научная психология, самостоятельная наука, кризис, система психологии, предмет психологии

Введение

Методологический сборник 2021 года, в котором публикуется настоящая статья, посвящен столетию со дня рождения выдающегося отечественного психолога Михаила Семеновича Роговина (1921-1993). М.С.Роговин прекрасно понимал процессы, происходящие в мировой психологии, поэтому его оценки перспектив ее развития и возникающих при этом проблем очень важны для темы нашей статьи. К анализу ситуации в психологии, проделанному М.С.Роговиным, мы в нашей статье обратимся чуть позже.

Сразу признаюсь, хотя это в значительной степени и уничтожает интригу с названием настоящего текста: название, увы, не оригинальное, я его позаимствовал у выдающегося психолога, отца-основателя нашей науки Вильгельма-Макса Вундта (Вундт, 1913). Статья его была опубликована в 1913 году, более ста лет тому назад, но как представляется, такое название может быть актуальным и сегодня, хотя, конечно, многое в психологии изменилось многое изменилось, кроме сути самой психологии – как разрозненных концепций без системы аксиоматики в основе. Все эти концепции так и продолжают строить субъективные конструкции в условиях острой нехватки понимания механизмов и даже принципов организации индивидуальной адаптивности на уровне психики. А без этого нет науки, пока что психология == философии, как это всегда бывает, когда нет более определённых причин рассуждений.Напомним: В.Вундт пишет свою известную статью под названием "Психология в борьбе за существование" тогда, когда в том, что психологиясталаотдельнойнаукой точнее, стала претендовать на отдельную предметную область исследований, практически никто уже не сомневается – это стало практически общепризнанным фактом. Несмотря на начинающийся открытый кризис психологии в ее будущем не сомневался, как представляется, никто.

Однако задачей вундтовской статьи является демонстрация того, что разрыв между психологией и философией будет иметь отрицательные последствия для обеих дисциплин: "философия больше потеряет, чем выиграет, а психологии будет нанесен очень сильный удар" (Вундт, 1913, c.93). Дело обстоит так, что, по Вундту, "борьба вокруг вопроса, есть ли психология философская наука или нет, является для нее борьбой за самое ее существование" (Вундт, 1913, c.93). "Если более элементарные области психологии называть "экспериментальной психологией" и усматривать в ней важный отличительный признак от более старой психологии, которая не пользовалась этим вспомогательным средством, то это, конечно, вполне правильно. Но если всю психологию называть экспериментальной, то это столь же несомненно неверно, потому что есть области, по природе своей недоступные эксперименту" (Вундт, 1913, c.123).

Вундт, инициировавший процесс отделения психологии и преуспевший в этом начинании, беспокоился о том, чтобы это отделение не стало полным.

Фактически, в данном тексте Вундта речь шла не об отношении к философии как таковой, но о взаимоотношениях между двумя психологиями: научной, экспериментальной и философской. Оказалось, что, согласно Вундту, для научной психологии философская жизненно необходима. Вундт как мудрый человек понимал, что процесс пошел не так…

Однако, коль актуальность названия сохраняется спустя сто лет, можно заключить, что что-то «пошлό не так», причем, «совсем не так», как любят выражаться наши футбольные комментаторы… Во всяком случае, трудно было предположить, что через целое столетие научная психология будет находиться в столь бедственном состоянии, что будет пригодно для употребления то же самое название….

Когда писалась статья Вундта, еще не пользовалось широкой известностью выражение Германа Эббингауза, которым он открывал свой знаменитый очерк психологии (1908, русский перевод 1911). Психология, по словам Г.Эббингауза, "имеет длинное прошлое, но краткую историю" (Эббингауз, 1911, c.9). Тогда еще казалось, что история только начинается, что впереди свершения и открытия, которые все изменят, все пойдет по-другому, будет не как в «прошлом»… Однако стоит отдать должное прозорливости великого психолога Германа Эббингауза, который в том же «Очерке» отмечал:

«Нужно, конечно, от всего сердца желать, чтобы психология никогда не потеряла своей связи с философией настолько, насколько случилось это, к невыгоде обеих сторон, с естествознанием» (Эббингауз, 1911, c.25). Обратим внимание, что такого же мнения – психология должна быть философской наукой – придерживались и другие корифеи психологии начала ХХ века, в частности, У.Джемс, Э.Титченер и др.

Однако, что-то пошло не так… В 1874 году Вундт обосновал новую область в науке, которая название физиологической психологии. Психология (точнее, ее маленькая часть) декларировалась как самостоятельная наука, имеющая свой предмет, методы. Она позиционировала себя как чисто эмпирическая дисциплина. Отметим, что принятый в истории психологии термин «выделение» психологии из философии крайне неудачен. Неудачен тем, что создает ложное впечатление, что часть философии заявила о своей автономии. На самом деле все было по-другому. Физиологическая психология была сконструирована Вундтом специально, вполне сознательно, причем за основу была принята кантовская критика психологии.

К анализу ситуации возникновения научной психологии во второй половине ХIХ столетия в настоящей статье нам еще придется вернуться. А пока обратимся к современному состоянию психологии в нашей стране.

Поскольку данная статья всего лишь небольшая по объему публикация, то за пределами обсуждения останутся такие важные для темы статьи этапы жизни психологии советской психологии как адаптация к требованию быть марксистской (1920-е – начало 1930-х гг.), 1936 год с известным постановлением, конец 1940-х гг. с кампанией против космополитизма, 1950 год с печально известной «сессией двух академий»… Все эти исторические ситуации были критическими, психология в СССР тогда вела самую настоящую борьбу за существование. В свое время, без сомнения, обратимся к обсуждению и анализу этих драматических эпизодов в развитии отечественной психологии. В настоящей статье сосредоточимся лишь на тех характеристиках психологии, которые имеют не только чисто российскую окраску, но типичны и для мировой психологии, психологической науки в целом.

I

Можно утверждать, что современная общая психология в России переживает кризис, выражающийся в том, что не решена проблема предмета психологической науки (Мазилов, 2020а; Мазилов, 2020). Собственно говоря, дело не в том, чтобы квалифицировать сложившуюся ситуацию именно как кризис. В свое время было показано, что возможно использование устоявшего термина «кризис» применительно к психологии в другом значении этого греческого слова - юридическом. Вслед за философом Джорджо Аганбеном мы полагаем, что возможно использование другого значения слова кризис – «суд». Применительно к психологии это означает «суд над психологией» (Мазилов, 2019б). Утверждается уровневый характер кризиса, выделяются три уровня. Первый уровень – поверхностный - отражает закономерности любого развития, включающего в себя, как хорошо известно, и литические и критические этапы. Второй уровень – мезоуровень – уровень «основных парадигм». Третий – самый глубокий уровень, связан с ограниченным пониманием самого предмета психологии. Метафора кризиса как суда приложима в первую очередь именно к этому уровню. Речь дальше пойдет именно об этом третьем уровне. Обратим внимание, что на этом уровне кризис имеет интернациональный характер. Ниже, кроме тех случаев, которые будут оговорены специально, мы, говоря о российской психологии, будем иметь в виду, что отмеченные тенденции имеют общемировой характер.

Было показано в ряде работ, что современная российская общая психология не является сегодня научной дисциплиной, в которой понятия связаны единством предмета в концептуальную систему (Мазилов, 2020а; Мазилов, 2020). Утверждалось, что в настоящее время такого единства нет, как не было его и в советской психологии. Корни такого положения заключаются в понимании предмета, сформировавшемся в советской психологии под влиянием марксистко-ленинской философии (Мазилов, 2020а). Можно уверенно говорить о кризисе общей психологии в российской психологической науке. Главным недостатком советской психологии в понимании предмета была трактовка психики как отражения, что фактически лишало психику онтологического статуса хоть “отражение” и диаматический термин, но он условно верно обозначает суть элементов восприятия, которые лишь в некоторой степени коррелируют в вызвавшими их физическими причинами. Вдобавок, при исследовании предмет как целое заменялся на его «единицу», что делало невозможной реализацию функций, которые должен выполнять конструкт предмет психологии (Мазилов, 2020). Отсутствие базового внутрипредметного пространства и, как следствие, единства входящих в состав номинального предмета составляющих в сочетании с отсутствием у предмета онтологического статуса, очевидно, лишало возможности конструктивно использовать причинно-следственное объяснение, которое в таких условиях неизбежно становилось редуктивным (Мазилов, 2020). Был обоснован тезис, что эти же положения имплицитно существуют и в современной общей психологии, что негативно влияет на развитие психологической науки (Мазилов, 2020а, 2020). Традиционно декларируемое в качестве предмета психологии понятие «психика» реально не выполняет функций, которые должны выполняться конструктом «предмет психологии». Поясним этот тезис. Психика как общее понятие отчетливой архитектоники не имеет. Психику обычно определяют через «отражение», иногда добавляя к отражению регуляцию. Не имея возможности в рамках ограниченного объема настоящей статьи рассмотреть проблему во всем объеме, обратим внимание лишь на то, что реализация традиционной стратегии изучения психического, при которой целостный предмет заменяется его так называемой «единицей», делает неизбежным использование частичных моделирующих представлений, что делает задачу мягко говоря трудноразрешимой (Мазилов, 2020). Все это не очень понятно изложено...

Это приводит к предсказуемому результату: различные психические явления получают свою психологическую характеристику посредством разных моделирующих представлений типа да, в психологии есть немало попыток объяснительных моделей для одного явления на уровне рассуждений, а не ясной схемотехники причин и следствий, что дают фактические данные исследований механизмов, реализованных природой Действительно психические процессы описываются через отражение, поведение и деятельность через активность, характер – через отношения и т.д. Не забудем, что еще есть и субъект, и личность… В результате получается «лоскутное одеяло»: целое постулируется как таковое в общих определениях через отражение и регуляцию, тогда как составляющие целого реально выступают разнородными образованиями.

Для того, чтобы сказанное не показалось сильным сгущением красок, обратимся к современной психологической литературе. А.Н.Лебедев отмечает: «Еще одна проблема, связанная с явной нехваткой исследований саморазвития личности, может быть определена как методологическая проблема сложившейся типологии психических явлений. В частности, традиционное представление о психике, описанное в настоящее время в большинстве учебников общей психологии для студентов вузов, таково, что в ней различают ряд структурных элементов: психические процессы, свойства и состояния. В этом случае, как известно, личность относится к свойствам психики, мышление – к психическим процессам, а чувства – к состояниям. Более того, если исследователь заявляет, что изучает личность, но объясняет механизм ее развития мышлением, влияющим на формирование высших социальных эмоций (чувств), ему могут сделать замечание о том, что это разные области психологического знания, которые смешивать нецелесообразно. В этом прослеживается парадокс: интуитивно мы понимаем, что психические свойства во многом зависят от самого человека, от его способности к управлению собственным поведением через осмысление и «прочувствование» мотивов, ситуаций и поступков. С другой стороны, смешение предметных областей вызывает критику со стороны прежде всего академических ученых, стремящихся к соблюдению исторически сложившихся норм и правил» (Лебедев, 2020, с. 101).

Представляется, что А.Н.Лебедев совершенно прав. С такой ситуацией мириться нельзя, поскольку, осознавая трудности исследования сложных целостных объектов, многие ученые предпочитают выбирать более простые задачи. Ситуация, кстати, характерна не только для психологии, но и для других научных дисциплин. «Более полувека назад (1960) британский The Lancet, один из ведущих медицинских журналов мира, опубликовал описание симптомов необычной болезни, только-только начавшей проявляться в мировом научном сообществе. Проницательные британские клиницисты еще не знали тогда, что описанная ими болезнь к концу ХХ века примет масштабы пандемии… Вот резюме их описания этой опасной болезни: «Когда исследователь достигает стадии, на которой он перестает видеть за деревьями лес, он слишком охотно склоняется к разрешению этой трудности путем перехода к изучению отдельных листьев»» (Вите, 2013, с.5).

Современной психологии остро необходим взгляд на предмет психологии как на целое точнее, систему взаимодействующих адаптивных функций,так как только в этом случае будет удовлетворительно решаться проблема аккумулирования психологического знания. К сожалению, в настоящее время эта проблема по сути не решается, так как скорее осуществляется конкуренция между различными исследовательскими подходами.

Дадим необходимое пояснение. Как представляется, по меньшей мере у части читателей настоящего текста готовы упреки автора в непоследовательности: говорилось про общность с мировой психологией, а разговор про ситуацию в психологии отечественной. Комментарий по этому поводу следующий.

Разумеется, говорить что-то определенное о положении в мировой научной психологии просто не корректно ввиду неопределенности, безграничности и практической неохватности самого феномена. Поэтому речь, понятно, может идти только о сколь-нибудь схожих и явных тенденциях, не более того.

Когда мы говорим, что отсутствует общее понимание предмета в отечественной психологии, подчеркнем, что картина схожа: такого единства нет и в современной мировой. Правда, по несколько иной причине. Если в традициях отечественной психологии широко представлены исследования по предмету психологии на исторической основе (достаточно назвать В.Н.Ивановского, Н.Н.Ланге, С.Л.Рубинштейна, Л.С. Выготского и др.), то в зарубежной психологии такая традиция практически не представлена. В зарубежной научной психологии преимущественно уделяется внимание исследованиям куда как более конкретным каждый из которых правдами, но чаще неправдами, продвигает свою концепцию. В этом одна из причин, что более общие вопросы, в частности, проблема предмета и единства психологического знания если и обсуждаются, то в несравнимо меньшей степени. Отсюда понятно, что зарубежные психологи в массе своей куда менее отечественных озабочены возможным кризисом психологии потому что это не баблоприносящее направление(в значительно большей степени зарубежную психологию волнуют более частные проявления кризиса в психологии, к примеру, кризиса воспроизводимости результатов психологических исследований (см. например: Schmidt, Oh, 2016)).

Итак, что характерно для психологии в начале 21 века?

Если обратиться к психологии сегодняшнего дня, то возникает совсем не идиллическая картина. Там фиксируется неуклонное и резкое падение интереса к методологиии теории.Более того, ставится под сомнение сам факт существования научной психологии как единой науки.В качестве иллюстрации процитируем работу В.Ф.Петренко (2010): «…расширение проблематики психологической науки, выход ее в практику и освоение новых областей приложения привели к тому, что под именем «психология» скрывается целый букет различных по объектам и методам изучения, а также по формам (для практической психологии) воздействия областей знания о человеке. Отдельные области психологии по системе понятий и методическому инструментарию ближе к родственным областям другой науки (например, социальная психология — к социологии, психофизиология — к физиологии высшей нервной деятельности), чем к ряду областей одноименной науки. Действительно, что общего — в системе понятий и методов — между исследователем, изучающим глаз и зрение лимулиса на кафедре психофизиологии, и психотерапевтом семейной консультации, между социальным психологом, изучающим лидерство в малой группе, и нейропсихологом, разрабатывающим проблему доминантности полушарий головного мозга, или, скажем, психологом, анализирующим художественные конструкты произведения искусства, и детским психологом, изучающим младенчество? На мой взгляд, мало чего общего, кроме гордого имени — психолог (…) Каждая область знания строит свой предмет науки, определяемый в первую очередь спецификой языка и метода этой науки на основе аксиоматики. Возможно, что психология как единая наука со временем распадется на целый конгломерат наук о человеке, как в свое время из философии выделились естественные и гуманитарные науки и в их числе сама психология» (Петренко, 2010, с. 134-135).

Таким образом ясно, что сегодня сама психология находится на грани исчезновения как отдельная самостоятельная научная дисциплина.Многие авторы полагают, что ее распад неизбежен… Это контрастирует с высказываниями ведущих психологов, которые в 1970-е гг. предрекали психологии, что она станет наукой будущего, наукой 21 века и т.п. Однако, дело в действительности обстоит еще хуже. Уже и имя «психология» звучит не так гордо, как в былое время. Если раньше психология высоко котировалась как чрезвычайно перспективная наука, наука будущего, то сейчас заметна отчетливая тенденция к понижению ее статуса. Ныне психология сместилась в самый «низ» научной иерархии: «Как у всякого другого племени, у ученых есть своя иерархия. Место психологов в этой иерархии – в самом низу» (Фрит, 2010, c.17). Проблемное поле, принадлежащее (пока еще) психологии, готовы аннексировать нейронаука и когнитивная наука.

Не случайно, что многие психологи сегодня поспешили «перекреститься» в представителей более респектабельных ныне «когнитивной науки» или «нейронауки», поскольку гранты на такие исследования получить проще. Безразличное отношение психологов старших поколений к судьбе своей науки естественно транслируется и усваивается молодыми психологами, только начинающими свою профессиональную деятельность. В настоящее время мы можем констатировать, что положение дел еще более усугубилось. Ориентация на практическую психологию приводит к тому, что подавляющее большинство студентов во время профессионального обучения в университетах проявляют интерес исключительно к практико- ориентированным технологиям, начинают коллекционировать сертификаты пройденных курсов и тренингов. Происходит падение интереса к академической науке, в аспирантуру поступают далеко не самые талантливые выпускники, происходит резкое старение профессорско-преподавательского состава, исчезают научные школы и т.д.

Констатируем, что престиж психологии низок, сама она не имеет внутреннего единства, что выражается в нежелании обратиться к проблеме предмета. Не будем сейчас в рамках этой статьи прописывать все проблемы, наличие которых поставило научную психологию на грань выживания. Отошлем желающих к подробному их описанию (Мазилов, 2020в, Мазилов, 2020, 2020а).

По нашему глубокому убеждению, психология представляет собой фундаментальную науку, без вклада которой невозможно построение научной картины мира (Мазилов, 2019, 2019а).

Ныне налицо полномасштабный кризис. Однако, проблема в том, что такой кризис нельзя преодолеть наскоком, поскольку он требует изменения позиции психологов относительно судьбы своей науки, а перемена участи предполагает длительную и систематическую работу по систематизации и интеграции научного психологического знания. Работа требует усилий и времени. Ее невозможно сделать быстро, но она необходима. Вызывает глубокую печаль равнодушие большинства психологов к судьбе своей науки. Ситуация критическая, психология утрачивает свои позиции. Особенно обидно то, что психология может исчезнуть как самостоятельная наука, по сути, так и не став ею.

II

Важный вопрос, на который необходимо получить ответ, состоит в том, где искать первопричину такого положения вещей. Психология, хотя и прошло уже полтора столетия с момента ее декларативного отделения от философии, не стала пока самостоятельной наукой. Процесс начался, но не был завершен.

Однако, вернемся к декларативному провозглашению психологии самостоятельной научной дисциплиной В.Вундтом в 1874 году, о чем было сказано во Введении к настоящей статье. Нужно заметить, что это событие – провозглашение психологии отдельной наукой – давно ожидалось. Кто-то должен был взять на себя миссию, связанную с декларацией – провозглашением психологии самостоятельной наукой. В своих «Основаниях физиологической психологии» Вильгельм Вундт обосновывает новую область знания – физиологическую психологию (Wundt, 1874). Сама идея выделения психологии появилась у Вундта десятилетием ранее (Wundt, 1863-1864). Физиологическая психология – это дисциплина, которая, согласно Вундту, имеет свой предмет, метод, систему понятий, законы. Напомним, физиологическая психология это наука о непосредственном опыте субъекта. Обратим внимание, что это дисциплина, в которой полностью устранены кантовские критические замечания к психологии: психология использует математику и эксперимент, устойчивые элементы испытуемый научается выделять в ходе предварительных опытов (напомним, что испытуемый допускался до исследования лишь после того, как пройдет предварительно обучающие запротоколированные 10000 экспериментов), с помощью самонаблюдения изучаются лишь простейшие явления, в которых в силу их простоты и элементарности нарушить ничего нельзя. Кроме того в состав физиологической психологии включаются ранее проведенные исследования по времени реакции (Ф.Дондерс и др.) и психофизике (Э.Вебер, Г.Т.Фехнер и др.). Обратим внимание, что фехнеровская психофизика требовала значительного переосмысления: Г.Т.Фехнер исходил из психофизиологического тождества, а Вундт рассматривал данные психофизики с точки зрения психофизиологического параллелизма.

Характерно, что Вундт понимал, что его акция преждевременна.

Впрочем, приведем цитату. В предисловии к первому изданию «Оснований физиологической психологии» Вундт в марте 1874 года писал: «Предлагае- мый публике труд имеет целью ограничение новой области в науке. Я хоро- шо сознаю, что моя попытка может быть сочтена преждевременною. В самом деле, даже анатомо-физиологические основания излагаемой науки еще не достаточно утверждены, а экспериментальная разработка психологических вопросов едва лишь начата. Но известно, что ориентировка в действительном состоянии науки, хотя бы только возникающей, есть лучшее средство для выполнения существующих в ней пробелов. Чем несовершеннее будет в этом отношении моя попытка, попытка, надо сказать, первая, тем скорее она вызовет труды ее дополняющие и исправляющие» (Вундт, 1880. с. III).

Стоит отметить, что эта попытка была благожелательно принята научным сообществом. Оценивая реакцию научного сообщества, нужно иметь в виду следующее. Провозглашение психологии наукой было событием долгожданным. Область душевных явлений оставалась последней областью, не охваченной наукой с ее экспериментами и точными измерениями. И вот последняя «крепость» пала перед научным наступлением. Правда, пришлось закрыть глаза на некоторые недоработки.

В известном смысле трагедией для психологии стало ее преждевременное отделение от философии. Попытка была долгожданной, но, повторим, не подготовленной.

Речь никоим образом не шла о всей психологии или хотя бы ее существенной части. Физиологическая психология исследовала лишь элементарные психические явления, поэтому охватывала только ощущения и произвольные движения. Соответственно, все высшие психические функции в сферу ее исследований не попадали. Таким образом, предметное поле новой науки было чрезвычайно сужено. Естественно, что при таком подходе можно было настаивать на тезисе, что это наука без всяких «метафизических допущений». Обратим внимание, что и это в полной мере не удалось. Вундт прекрасно понимал, что сознание целостно.Никакие ассоциации не в состоянииобъяснить,как из элементов складываются целостности это неверно.Вундту приходится постулировать наличие закона творческого синтеза и, как следствие, выводить из него апперцепцию. Апперцепция – некая сила, локализующаяся в лобных долях, способная организовывать элементы опыта в целостности как бы заменяет механизмы организации процесса осознания.

Обратим внимание на важный момент. Проект Вундта, хотя он не состоялся в той мере, в какой мыслился автором, был первым вариантом последовательной эмпирической психологии т.е. по сути алхимической психологии. Предполагалось, что данные о предмете будут получены непосредственно. Субъективный метод критиковался, поэтому данные о предмете (непосредственном опыте) получались, по Вундту, только тогда, когда испытуемый проходил специальное обучение, в процессе которого он научался выделять в самонаблюдении то, что соответствовало пониманию предмета. Аналогичная ситуация наблюдалась в Вюрцбургской школе, когда испытуемыми были лишь профессиональные психологи, то есть знающие, что нужно описывать. Как было показано ранее, в психологии того периода наблюдалось довольно много попыток варьировать методы, чтобы добиться нужного эффекта (Мазилов, 1998).

При этом исходили из принципиального допущения, что предмет обнаруживается, непосредственно «является», то есть выступает как явление, феномен. Это в равной степени относилось и к вариантам субъективной, и объективной психологии. В первоначальных вариантах последней полагалось, что изучается поведение, которое непосредственно является наблюдателю. Достаточно скоро выяснилось, что это не вполне так.

Однако со времени появления основных школ (начало ХХ столетия) в психологии стало ясно, что это допущение неоправданно: реальный предмет как явление исследователю недоступен, он конструируется исследователем. Впервые с этим феноменом, как можно полагать, столкнулись в психоанализе и вюрцбургской школе, так как вытесненные в бессознательное переживания и детерминирующие тенденции непосредственному исследованию были недоступны.

Не имея возможности в силу ограниченности объема публикации рассмотреть вопрос более или менее детально, отметим лишь главное.

В научной психологии (представители различных направлений идентифицировали себя именно так) возникло в начале ХХ столетия множество различных подходов, каждый из которых позиционировал себя как новый, современный, правильный, подлинно научный парадигмы Куна. К альтернативным подходам (так же, как и к концепциям прошлого) отношение было снисходительным, как к «кладбищам феноменологии» (см. ниже). Отметим, что каждый подход исходил из своего понимания предмета психологии, который трактовался как подлинно научный и поэтому неизбежно ограниченный, одномерный (см. Мазилов, 2017).

Внутри каждого из множества подходов (это и основные школы, и другие, менее известные подходы в психологии) происходила определенная эволюция. В целом можно выделить две важные, связанные, но различные тенденции:

Экспансия, то есть попытка экстенсивно расширить свою частную трактовку предмета на как можно большее научное пространство (такая эволюция идеи прекрасно описана Л.С.Выготским в «Историческом смысле психологического кризиса».

Эволюция подхода (условно говоря, интенсивная), связанная с его развитием и углублением: если подход существовал достаточно долго, намечалась стихийная интеграция, то есть выход за рамки исходных представлений, заимствование и использование понятий из других направлений (тенденция, хорошо известная в истории психологии – см. историю и происхождение неофрейдизма, необихевиоризма и т.д.). Подробно такая эволюция прослежена автором на примере гештальтпсихологии (см. Мазилов, 2017).

Не имея возможности развивать эту тему в рамках настоящей статьи дальше, отметим только, что внутри этих подходов формировались теории тех или иных психических явлений (восприятия, мышления. памяти, личности и т.д.), которые их авторам представлялись общими научно-психологическими теориями, тогда как реально они неизбежно были частными теориями, поскольку были сформулированы в рамках ограниченно понимаемого предмета.

Для того, чтобы обозначить как указанные теории относились к предшествующим и альтернативным, рожденным в других подходах, воспользуемся блистательным описанием А.В.Юревича, откуда выше было уже процитировано выражение «кладбища феноменологии». А.В.Юревич пишет: прошлое психологии «обычно предстает как скопление ошибок, нагромождение артефактов, паутина тупиковых направлений исследования или, в лучшем случае, как беспорядочное накопление феноменологии, которое по отношению к психологии грядущего призвано сыграть ту же подготовительную роль, какую философия сыграла по отношению к науке. Именно в силу такого отношения к прошлому психологическое знание не кумулятивно, а любое новое направление психологической мысли уверенно отметает все предыдущие, видя в них только «кладбища феноменологии», фон для оттенения своих достоинств и иллюстрации чужих ошибок» концепция парадигмы Куна (Юревич, 2008, с. 5). Таким образом психология – в том числе и современная – представляет совокупность различных подходов, теорий, практически не соотнесенных между собой.

Ситуация обостряется тем, что многочисленным авторам представляется удобным цитировать Т.Куна и П.Фейерабенда, акцентируя тот момент, что теории (как и факты) являются несоизмеримыми. Не имея возможности обсуждать здесь эту тем, скажем, что применительно к психологии несоизмеримость не доказана. Впечатление о несоизмеримости создается по простой причине: теория (и факт) рассматриваются в целом, тогда как они имеют структуру, которая вполне сопоставима. Кроме того, специальный анализ позволяет выявить предтеорию, которая представляет собой структурный инвариант. Эти исследования приводят к выводу о принципиальной соизмеримости теорий одного уровня (Мазилов, 2020в).

Не имея возможности продолжать анализ развития различных психологических подходов в ХХ столетии, обратимся к работе С.Л.Рубинштейна.

Выдающийся отечественный методолог и философ психологии С. Л. Рубинштейн в 1940 году отмечал: «Переход от простой совокупности еще не оформившихся в науку знаний к науке является для каждой области знаний, в том числе и для психологии, крупным событием, подлинные источники и движущие силы которого очень важно уяснить себе для того, чтобы правильно понять ее дальнейшие пути и перспективы» (Рубинштейн, 1973б, c. 70). Нельзя не согласиться и с другим высказыванием С.Л.Рубинштейна из процитированной работы: «История психологии и формирования ее как самостоятельной науки не получила еще в мировой психологической литературе адекватного освещения» (Рубинштейн, 1973б, c.68). Хотя с тех пор прошло много времени, опубликовано огромное количество работ по истории психологической науки, оценка выдающегося отечественного психолога, к сожалению, не утратила ни своей актуальности, ни своей правоты. Многие авторы, исследовавшие этот вопрос, среди которых и М. Г. Ярошевский, и М. С. Роговин, отмечали, что выделение психологии вряд ли было четко датируемым событием. М. С. Роговин, в частности, отмечал: «Мы полагаем, что неправильным было бы пытаться наметить какую-то определенную дату, начиная с которой могли бы рассматривать психологию как самостоятельную науку. Процесс формирования научной дисциплины длительный, сложный, диалектически противоречивый; поэтому следует стремиться определить лишь исторический отрезок времени, на который приходится сочетание условий, в максимальной степени способствовавших ее становлению» (Роговин, 1969, c. 96). Переломным периодом в развитии психологии явилась вторая половина XIX века, когда психология вычленяется из философии и постепенно становится экспериментальной наукой. С. Л. Рубинштейн категорически возражал против формального решения вопроса о формировании психологии как самостоятельной науки, когда «дело изображается так, будто психология начала существовать с того времени, как Вундт создал свою лабораторию. Вся предшествующая история философско- психологической мысли представляется лишь малозначительной прелюдией к этому событию. Те ученые, которые как Фехнер и особенно Вундт, разработали на базе специальных физиологических исследований методику психофизиологического исследования и оформили психологию (физиологическую) как экспериментальную дисциплину, представляются основоположниками психологии, определявшими ее основы в целом. В результате получается необъяснимым парадокс: эклектики и эпигоны в философии, философские концепции которых являются показательным проявлением начинающегося упадка теоретической мысли, представляются не только учеными, которые, опираясь на полученное ими философское наследие и достижения физиологии, оформили психологию как определенную научную дисциплину, но и как ее вдохновители, как основоположники, у которых надо искать ее истоки» (Рубинштейн, 1973б, c. 69–70). С. Л.

Рубинштейн подчеркивал, что становление новой психологической науки «не может быть стянуто в одну точку»: «Это длительный, еще не законченный процесс, в котором должны быть выделены три вершинные точки: первая должна быть отнесена к тому же XVI–XVII веку или переломному периоду от XVII к XVIII веку, который выделил Энгельс для всей истории науки; вторая – ко времени оформления экспериментальной физиологической психологии в середине XIX столетия; третья – к тому времени, когда окончательно оформится система психологии, сочетающая совершенство методики исследования с новой, подлинно научной методологией» (Рубинштейн, 1973, c. 77).

Таким образом, согласно С.Л.Рубинштейну, психология на 1940 год не может считаться полностью сложившейся наукой. Причем, хочется обратить внимание на тот факт, что Рубинштейн имеет в виду явно мировую науку. Сам Рубинштейн пытался решить эти задачи. Его «Основы общей психологии» могут быть рассмотрены именно как попытка создания системы мировой психологии. В этом уникальном учебнике предпринимается грандиозная попытка объединить имеющееся в мировой психологии знание. В отличие от своих современников, нацеленных на критику буржуазной психологии, он предпринимает попытку создания позитивной системы. Создание системы предпринимается с позиций методологии, разработанной С.Л.Рубинштейном на основе марксовых идей.

Итак, для того, чтобы процесс становления психологии наукой был завершен, согласно Рубинштейну, необходимо решить триединую задачу.

Создание подлинно научной методологии.

Создание системы психологии.

Создание совершенных методик.

Можно констатировать, что задача превращения психологии в фундаментальную науку в полном объеме до сих пор не решена. И она принципиально не может быть решена, пока не будет достигнуто обязательное предварительное условие. Это условие состоит в том, что в научной психологии – как она себя позиционировала со второй половины девятнадцатого столетия – предмет психологии был задан слишком узко. К сожалению, это предварительное условие не мог выполнить С.Л.Рубинштейн. Он придерживался той точки зрения, что предмет психологии допустимо исследовать через единицы: «Для того, чтобы понять многообразные психические явления в их существенных внутренних взаимосвязях, нужно прежде всего найти ту «клеточку» или ячейку, в которой можно вскрыть зачатки всех элементов психологии в их единстве» (Рубинштейн, 1946, с. 173). Добавим к сказанному выше: вывод о том, что психология еще не завершила свое становление и на сегодня, по-прежнему справедлив, так как поставленные Рубинштейном задачи до сих пор не решены.

III

В самом начале настоящей статьи уже отмечалось, что настоящий сборник посвящен столетию со дня рождения М.С.Роговина. М.С.Роговин –

выдающийся отечественный психолог, внесший вклад в разработку многих вопросов психологии (Мазилов, 2006, 2011, 2016).

В свете темы нашей статьи в первую очередь необходимо подчеркнуть, что М.С.Роговин в силу ряда причин был оригинальным философом психологии, имеющим свое представление о происхождении и развитии психологии, что позволило ему вскрыть противоречия и механизмы развития психологической науки и, таким образом, выявить тенденции в ее развитии. Забегая вперед, отметим, что он смог увидеть те опасности на пути развития психологической науки, которые не были видны его современникам. В данной статье акцентируем внимание лишь на тех вопросах, которые составляют особую актуальность для современной психологии. В свое время соображения М.С.Роговина не были услышаны и восприняты психологическим сообществом. Более того, они прозвучали явным диссонансом: психология в шестидесятые годы находилась «на подъеме», существовала явная эйфория по поводу ее перспектив, разделяемая и зарубежными и отечественными психологами.

Нужно было владеть философией и методологией психологии вкупе с мастерством исторического анализа, чтобы увидеть эти опасности, которые кроме М.С.Роговина мало кто видел. Вероятно, если бы психологи своевременно отреагировали на эту «критику психологии», возможно, развитие психологии пошло бы по другому пути. Увы, у психологии нет альтернативной истории, как нет и сослагательного наклонения.

Для правильного понимания и трактовки авторского подхода к рассмотрению истории психологии он может быть охарактеризован следующим образом. Главной идеей, необходимой для правильной трактовки подхода М.С. Роговина, является понимание того, что знание историческое – это единство знания предметного и знания методологического. Без методологии слепа история, а без истории методология пуста – этот тезис Имре Лакатоса профессор М.С.Роговин разделял полностью.

М.С.Роговин мыслил категориями мировой психологии. Обратим внимание на то, что это означало неприятие некоторых догм, разделявшихся большинством советских психологов. В частности, М.С.Роговин был сторонником идей французской школы, которая традиционно рассматривала проблемы нормальной психологии в связи с нарушениями психики. Глубокая мысль, что сама природа ставит эксперимент, психическое нарушение выявляет механизмы работы психики, которые оказываются недоступны другим методам исследования. Очень важно, что такой подход оказывается необходимо целостным. И он не оставляет ни тени сомнения в реальности существования психики, в том, что психика имеет несомненный онтологический статус. Как представляется, именно представление М.С.Роговина о целостной психике человека позволило ему сделать фундаментальные открытия в научной психологии. Это представление совершенно не соответствовало доминировавшим в советской психологии ограниченным моделям, взявшим за основу категории отражения и деятельности. Они – эти идеи – несомненно позволили психологии «выжить» в тридцатые годы ХХ столетия, выступали в качестве «охранной грамоты» перед идеологией, но далее стали явным тормозом развития научной психологии. Достаточно сказать, что отражение по сути лишало психическое онтологического статуса. Впрочем, здесь не место развивать эту тему.

Для экспликации историко-психологических взглядов М.С. Роговина, как представляется, необходимо обратиться к описанию философии психологии, разработанной М.С.Роговиным, как минимум в той ее части, которая имеет самое непосредственное отношение к истории психологии.

По понятным причинам (никакой философии психологии официально в СССР существовать не могло) – была только одна – философия диалектического и исторического материализма. Учение, которое по остроумному определению классика и «полно и стройно», и «всесильно, потому что оно верно».

Ниже будет приведена попытка реконструкции основных положений философии психологии М.С.Роговина, эксплицированная из его работ.

За неимением необходимого объема для развернутого изложения, сформулируем основные положения в предельно краткой форме. Лишь отметим, что давно назрела необходимость посвятить анализу психологического наследия М.С.Роговина специальное развернутое обширное исследование, в котором получили бы необходимое освещение взгляды ученого – и сформулированные явно, и эксплицированные из его опубликованных трудов, и сформулированные с таким расчетом, чтобы быть понятными подготовленному читателю («закамуфлированные» или замаскированные).

Приведем ниже экспликацию положений философии психологии М.С.Роговина в той ее части, которая имеет непосредственное отношение к теме нашей статьи.

1.    Знание историческое представляет собой единство знания предметного и знания методологического.

2.    История психологии, описываемая историками психологии, представляет часть единого процесса, который берет начало в древности и продолжается сейчас и будет продолжаться дальше. История психологии далека от «финальности», поскольку психология постоянно развивается, это длительный процесс, уходящий в будущее.

3.    Выделение психологии вряд ли было четко датируемым событием. М. С. Роговин, в частности, отмечал: «Мы полагаем, что неправильным было бы пытаться наметить какую-то определенную дату, начиная с которой могли бы рассматривать психологию как самостоятельную науку. Процесс формиро- вания научной дисциплины длительный, сложный, диалектически противоре- чивый; поэтому следует стремиться определить лишь исторический отрезок времени, на который приходится сочетание условий, в максимальной степени способствовавших ее становлению» (Роговин, 1969, c. 96).

4.    Становление психологии как самостоятельной науки пока не завершено – идет процесс становления, который пока что явно не завершен.

5.    Согласно Роговину, необходимо руководствоваться принципом единства исторического и логического (по Ф.Энгельсу). Исторический подход важен, необходим, исходить нужно именно из него. Логическое – концептуализация пройденного исторического пути.

6.    По Роговину, в "знании историческом проявляется куда более широкий принцип научного познания реальности: подход к ней как развивающейся во времени; при историческом подходе в последовательности его типов косвенно отражается углубление предметного и методологического знания..." (Роговин, Залевский, 1988, c. 10).

7.    Развитие психологии происходит в противоборстве и взаимодополнении двух противоположных тенденций – дифференциации и интеграции психологического знания.

8.    Для понимания психического и его механизмов особое значение имеет психопатология. В психических нарушениях проявляются труднодоступные для исследователя механизмы психики: психическое нарушение выявляет механизмы работы психики, которые оказываются недоступны другим методам исследования. Очень важно, что такой подход оказывается необходимо целостным.

9.    В истории психологии существуют «внешняя» и «внутренняя» истории психологии. Этот тезис нуждается в пояснении. «Для того, чтобы проследить развитие психологии, мы – хотя и с большой долей условности – выделяем «внешнюю» и «внутреннюю» стороны этого процесса. Первую составляют факты истории науки, вторую, в основном, изменения содержания психологических понятий и динамика факторов, обусловливающих эти изменения» (Роговин, 1969, с.12).

10.В истории психологии должен реализоваться уровневый подход. Речь, напомним, идет о «Введении в психологию» (Роговин, 1969). «Основное содержание работы свелось к внутренней истории, то есть прослеживанию динамики психологических понятий и тех условий, которые ее направляют. Такое содержание само по себе определяет и структуру работы. Она построена по принципу трех отдельных срезов, проведенных через психологию на разных уровнях. На первом из них конкретные факты из истории психологии как науки являются основным показателем движения психологических понятий. Второй уровень – это главным образом, внутренние взаимоотношения психологических понятий, их самодвижение, связанное с функционированием определенных психологических механизмов. И третий уровень, надстраивающийся над предыдущими и включающий их в себя – это динамика понятий внутри теоретических систем современной психологии» (Роговин, 1969, с.12-13).

11.Развитие психологии может быть понято как взаимодействие, сосуществование трех различных составляющих, трех психологий, отличающихся по происхождению, времени появления, составу, методам и т.п. – донаучной, философской и научной.

12.Важными для понимания развития являются моменты происхождения нового знания и, соответственно, «новой» психологии – донаучной, философской, научной психологий.

13.Особенного внимания исследователя заслуживает анализ, позволяющий выявить механизмы перехода, возникновения новой психологии в недрах «старой».

14.Каждая из психологий может быть охарактеризована через систему используемых понятий и методов.

15.Согласно М.С.Роговину, психологии различаются не столько самими методами, сколько изменением их внутренней структуры и изменением роли и места в более общих структурах познания.

16.Спецификой психологии является сосуществование понятий, имеющих разное происхождение. Трагедией психологии является расхождение ее трех составляющих «В известной мере трагедией психологии является расхождение ее трех составляющих Лабораторный эксперимент, давая огромный выигрыш в точности, удаляет нас от реальных жизненных ситуаций. Поэтому квалифицированно проведенное психиатрическое наблюдение и описание оказываются куда ближе к истине, чем самый изощренный эксперимент» (Роговин, 1969, с.19).

Можно было бы продолжать, однако ограничимся этими характеристиками, которые кратко обозначают основные моменты историко- психологического подхода М.С.Роговина.

Сделаем здесь важное замечание. Сформулированные выше положения частично характеризуют философию психологии М.С.Роговина лишь применительно к тематике настоящей статьи. Задача реконструкции философии психологии М.С.Роговина в целом - более общая задача и она в настоящей статье никоим образом не решается. Как можно полагать, для решения этой задачи в полном объеме потребуется специальная монография. Обратим особенное внимание, что в 1960-е годы в психологической науке отмечался явный «прилив энтузиазма». Кризис психологии 1910-1930 гг. завершился, начали проявляться интегративные тенденции. В 1963 году выходит знаменитое руководство по экспериментальной психологии под редакцией П.Фресса, Ж.Пиаже и М.Решлена (Traite…, 1963). В этой книге, переведенной в 1966 году на русский язык, в блистательном очерке П.Фресса есть раздел, который называется очень оптимистично: «К единству психологии при разнообразии проблем» (Фресс, 1966). Оставим без комментариев известный «америкоцентризм» французского психолога, отметим лишь то, что он явно поторопился: вывод, согласно которому, «экспериментальная психология обрела ныне свое единство» (Фресс, 1966, с. 89)., оказался преждевременным. Обещанное единство не наступило. Фресс отмечает: «Если практически достигнуто согласие в отношении предмета психологии и ее основных методов, то мы констатируем также, что ныне не существует столь глубоких расхождений и между такими крупными системами интерпретации, как ассоцианизм, гештальттеория и функционализм. История психологии – это теперь история ее крупных проблем, проблем восприятия, обучения, интеллектуальных процессов и т.д.» (Фресс, 1966, с. 91).

В 1966 году в Москве состоялся XVIII Международный психологический конгресс. Он явился триумфом естественнонаучного подхода: “Можно с уверенностью утверждать, что большинство участников Международного конгресса по психологии уехало из Москвы в настроении подлинной эйфории, вызванной уверенностью в том, что психология на правильном пути, которым раньше стали двигаться физика, химия, биология и другие естественные науки, от которых психология отличалась (если отличалась вообще) только большей степенью сложности объекта своего исследования. Эту же эйфорию выразили заключительные слова Прибрама: “Это был поистине исторический конгресс. Я уверен, что будущие поколения, обращаясь к этому событию, будут отдавать себе отчет в том, что здесь в Москве мы были свидетелями того, что психология оформилась как целиком экспериментальная наука” (Гараи, Кечке, 1997, с.87). Особенно впечатлило всех, что после экспериментов Х.Дельгадо, доложенных на Конгрессе, создалось впечатление что социальное «контролируется» физиологией, а физиология исследуется с помощью эксперимента. Хосе Дельгадо рассказывает о вживлении электродов в мозг животного, что позволяет модифицировать социальное поведение последнего. Кажется, еще немного — и падут последние тайны. Казалось бы – впереди успехи, проблемы остались позади. Психология всеми рассматривается как перспективная научная дисциплина, ее оценивают как науку будущего, как науку 21 века…

Однако обратимся к оценкам, которые дает М.С.Роговин в своем «Введении в психологию» (Роговин, 1969), в основе которого лежат материалы диссертации, защищенной годом ранее (Роговин, 1968). Обратимся к характеристике состояния психологической науки, которую предпринимает М.С.Роговин в начале своей книги.

Автор отмечает рост числа публикаций по проблемам психологии, что безусловно факт отрадный, но в нем есть и проявление опасной тенденции:

«Нарастая из года в год, этот поток фактов, теорий, гипотез и сопоставлений очень затрудняет понимание психологии в целом (здесь и далее кроме особо оговоренных случаев курсив мой – В.М.), затрудняет подход к ней как к науке, имеющей не только свою тематику, но и свой Предмет, не только свои методы, но и свою Методологию, не просто как к сумме знаний, увеличивающейся с течением времени, но и как к развитию живой человеческой мысли со свойственными ей историческими закономерностями» (Роговин, 1969, с.3).

Важнейшая констатация, которую делает исследователь: «Совершенно несомненно, что в наши дни психология переживает период бурного развития как экстенсивного так и интенсивного. Налицо все большее преобладание тонкого лабораторного эксперимента, использование математически выверенных методов обработки результатов этих экспериментов. Такая тенденция несомненно, прогрессивна в своей основе, ибо нет и не может быть иного пути превращения в действительно научную дисциплину того пестрого конгломерата отдельных фактов, наблюдений и умозрительных теорий, который представляла традиционная психология» (Роговин, 1969, с.4). Путь психологии обозначен: от «конгломерата» к действительной науке. И он еще только начался: это уже не «конгломерат», но еще и не полноценная научная дисциплина.

Далее автор обращает внимание, что среди современных психологических публикаций масса таких, которые раньше бы расценивались, как не имеющие отношения к психологии (биохимия, физиологии, теории информации и т.д.): «Чрезвычайно важным для развития психологии является то, что на сегодняшний день эти данные рассматриваются как имеющие к ней самое прямое и непосредственное отношение, как существенные для понимания ее закономерностей. Таким образом совершенно явно налицо процесс широкого абсорбирования психологией данных других наук» это должно непосредственно сопровождаться формированием аксиоматической базы науки, но этого не произошло (Роговин, 1969, с.4).

Расширение сферы психологии можно было бы лишь приветствовать, но в этом процессе также есть опасность: «Вместе с фактическими данными неотделимо от них в психологию вливается поток новых терминов и понятий. Каждому, кто хотя бы в самых общих чертах знаком с историей и философией науки, должно быть ясно, что это столь отрадное положение таит в себе немало опасностей, игнорирование которых рано или поздно, но неизбежно приведет к грубым ошибкам и разочарованию» (Роговин, 1969, с.5).

Автор предупреждает: «Основная опасность заключается в том, что разрываются внутренние связи между отдельными областями психологии, утрачивается единство предмета и его понимания» (Роговин, 1969, с.5).

М.С.Роговин делает важнейший вывод: «Вместе с расширением самой области психологического исследования, вместе со все большей дифференциацией психологии теряется из виду ее главный объект – сам человек, продукт и в то же время творец определенной исторической эпохи, человек с его радостями и страданиями, стремлениями, успехами и ошибками, живой человек – единственный настоящий объект психологии. На его место становятся абстрактные «психологические механизмы», «детерминирующие тенденции», «содержания сознания», «акты», «процессы», «обратные связи» и т.п., которые, хотя и представляют необходимые строительные леса на здании научной психологии, хотя и углубляют наше понимание закономерностей психики, но которые, взятые вне общего контекста личности и деятельности человека, могут заслонить собой конечную цель психологического исследования» (Роговин, 1969, с.5).

Автор предупреждает: «Уже теперь многие области психологии настолько изолировались друг от друга, что психологи оказываются не в состоянии не только проявить к «чужой» области какой-то интерес, но даже ориентироваться в ней. Если сопоставить, скажем, работы по сравнительной, педагогической и инженерной психологии, то для всякого непредупрежденного человека будет ясно, что они по методам, по логике научного исследования и даже по стилю чрезвычайно далеко отстоят друг от друга; только наличие в каждой из них прилагательного «психологический» напоминает нам об их единстве» (Роговин, 1969, с.5-6).

М.С.Роговин напоминает, что «в психологии всегда очень чувствовалось стремление к единству теории, стихийный протест против многочисленных объяснений ad hoc, не составляющих никакой единой системы» (Роговин, 1969, с.6). Вот главный вывод, обозначающий причину негативных явлений в психологии: «Мы полагаем, что причиной такого рода ошибок является недостаточная ориентировка в общих проблемах своей науки, непонимание ее специфики, истории ее развития» (Роговин, 1969, с.6). Автор продолжает: «Указанные обстоятельства ведут к появлению еще одного вида ошибок, которые не становятся менее опасными от того, что их источник можно обозначить как в известной мере субъективный. Вместе со все большим углублением в разработку отдельных частных вопросов падает интерес к общим проблемам. Идя от одной частной проблемы к другой, переходя от результата применения того или иного метода к другому, исследователь перестает видеть их место в общей системе знания. Для него наука, единая по своему существу, распадается на множество отдельных, не имеющих между собой внутренней связи данных» (Роговин, 1969, с.6).

«В специализации и дифференциации областей психологического исследования, в усиленном культивировании экспериментального метода, в том стиле научного исследования, когда психолог «думает вместе с аппаратом», короче говоря, в отрыве от действительно психологической теории скрыта еще одна того же сорта, но куда более коварная опасность: психолог перестает делать различие между объективной познавательной реальностью и теми научными понятиями, которыми он оперирует и которые являются лишь ее частичным и односторонним отражением. Каким диссонансом это не звучало бы в настоящее время, когда использование экспериментального метода представляется чуть ли не единственным критерием научности, он сам по себе дает мало повода для размышления над содержанием научных понятий и над их исторической природой» (Роговин, 1969, с.6-7).

Автор делает закономерный вывод, что небрежение методологическими вопросами проявляется и в обучении психологов: «Сложившееся положение в науке не может отразиться на состоянии психологии как учебном предмете. Мы считаем, что существующие учебники и учебные пособия по психологии не дают возможности охватить весь предмет целиком. Учебники, состоящие из традиционных разделов: ощущения, воображения, мышления. эмоций и т.д. не представляют фактически ничего цельного, систематизированного, взаимосвязанного. Можно спокойно опустить некоторые разделы или включить другие, и все это никак не отразится на остальном содержании книги» [(Роговин, 1969, с.7).

Закономерное следствие – падение интереса и уважения к психологии у обучаемых: «Совершенно несомненно, что лишенное единства построения учебного материала чрезвычайно отрицательно сказывается на его усвоении учащимися, снижает их интерес к психологии, создает ложное представление о содержании и структуре самой науки. Только устанавливая и укрепляя внутренние связи между отдельными фактами, показывая на основе диалектического и исторического материализма их возникновение и развитие в единой системе, можно добиться настоящего понимания любого учебного предмета, а особенно психологии. Поэтому мы имели целью дать не только анализ развития психологии и содержания ее понятий, но также и разработать те методические предпосылки, на которых можно строить преподавание психологии, с тем, чтобы противостоять имеющейся пока в учебной литературе разобщенности отдельных ее разделов. Более того, мы полагаем, что это не две различные цели, а фактически одна единая цель: разработка вопроса об историческом содержании понятий психологии и выделение наиболее общих психологических закономерностей. Установление связи отдельных разделов предопределяют и ее методическую сторону (Курсив автора, М.Р.)» (Роговин, 1969, с.7). Автором формулируется требование к учебнику психологии – оно должен включать небольшое число данных, отобранных с таким расчетом, чтобы «можно было восстановить всю систему данной науки, показать взаимосвязи и взаимозависимости отдельные ее составляющих, динамику ее развития» (Роговин, 1969, с.8).

М.С.Роговин специально отмечает роль данных патопсихологии для построения курса психологии: «С точки зрения поставленной задачи особое значение приобретают данные патопсихологии. Имевшее место до недавнего времени известное отчуждение между общей и экспериментальной психологией с одной стороны, психопатологией и патопсихологией – с другой, сменилось желанием сблизиться и взаимно использовать данные из обеих областей, с тем, чтобы понять действие самых основных, самых сокровенных психологических механизмов» (Роговин, 1969, с.8).

Дорогой читатель, не напоминает ли это симптомы кризиса психологии? Только тогда психология была еще «на подъеме», такие тенденции видны были только очень наблюдательным специалистам.

Если подвести некоторые итоги, то, согласно М.С.Роговину, основные опасности, которые угрожают развитию психологии в середине 1960-х гг. могут быть сведены к следующему:

7.    исследователь перестает видеть место отдельных фактов в общей системе знания;

8.    единая по своему существу, распадается наука психология на множество отдельных, не имеющих между собой внутренней связи данных;

9.    психолог перестает делать различие между объективной познавательной реальностью и теми научными понятиями, которыми он оперирует и которые являются лишь ее частичным и односторонним отражением;

10.Учебники, состоящие из традиционных разделов: ощущения, воображения, мышления. эмоций и т.д. не представляют фактически ничего цельного, систематизированного, взаимосвязанного.

Все это можно легко свести к единому знаменателю: отсутствует целостное понимание предмета психологии как совокупного, в результате возникает разобщенность предметного содержания, как следствие путаются в сознании психолога исследуемые явления и «строительные леса», вспомогательные конструкции. Сама психология, не имея предметного единства, утрачивает статус единой науки, готова к распаду на совокупность отдельных частных дисциплин, которые конституируются не предметом науки, а областью приложения психологических понятий («тематикой»). Отсутствует адекватная философия психологии и как следствие - «недостаточная ориентировка в общих проблемах своей науки, непонимание ее специфики, истории ее развития».

Непреходящей заслугой М.С.Роговина было то, что он эти недостатки видел, когда многие из них были еще «в зародыше». Почему этого не могли увидеть другие? Не было у них адекватных средств историко- психологического анализа, да и диалектико-материалистическая риторика, провозглашающая единство, которого реально не было, маскировала подлинную картину. А у Роговина была его философия психологии. не сформулированная ученым эксплицитно, но присутствующая в его текстах. Желающие и подготовленные могли это увидеть.

Для тех, кто был «обманываться рад», были значимы слова М.С.Роговина про то, что «Современное состояние психологии характеризуется исключительным многообразием областей применения и исследования, методов и понятий, условий и основных тенденций развития» (Роговин, 1968, с.1). Проблемы были, как уже отмечалось, для большинства представителей психологической науки (и отечественной, и зарубежной) «не существенны» или таковыми казались.

Прошло пятьдесят лет. Противоречия углубились, обострились, вышли на поверхность. Периодически возникают попытки обратить внимание на то, что предмет целостен, что надо рассматривать его как совокупный. Предлагается использовать в качестве такового внутренний мир человека. Даже учебник, соответствующий такой трактовке, был создан…

Прошло пятьдесят лет… Это большой срок. Тем не менее – психология в кризисе, причины были указаны М.С.Роговиным полвека назад. Ситуация критическая, психология утрачивает свои позиции. Особенно обидно то, что психология может исчезнуть как самостоятельная наука, по сути, так и не став ею. Она упорно продолжает формулировать новые подходы, периодически поминая, что они несоизмеримы, как и психологические теории. Иными словами, даже не перейдя к этапу ассимилирования, кумуляции, соотнесения данных, всех тех богатств, которые в ней накоплены. Для этого нужен предметный стол, то есть широкая трактовка предмета, позволяющая в разноообразии увидеть общее, и тем самым обрести искомое единство. На исследование психологической тематики претендуют, как было показано выше, ныне когнитивные науки и нейронауки. Быть ли психологии фундаментальной наукой зависит от выбора и самоопределения самих психологов.

Заключение

В 1890 году Уильям Джемс писал о том, что были мыслители, отрицавшие существование внешнего мира, но в существовании внутреннего мира никто не сомневался. Предлагается вернуть внутренний мир в качестве предмета психологии. Сегодня мы понимаем, что внутренний мир существует реально, имеет онтологический статус. Стоит специально подчеркнуть, что такая позиция представляет собой в известном смысле возврат к традиционным взглядам на психологию, продолжает традиции классической психологии, но на новом уровне.

В предыдущих работах было показано, что предмет – это не просто широкое психологическое понятие, но такое, которое должно выполнять ряд определенных функций в структуре психологической науки и, соответственно, иметь ряд необходимых характеристик (Мазилов, 2017, 2019, 2020). В.Д.Шадриковым было предложено в качестве предмета психологии понимать внутренний мир человека (Шадриков, 2006; Шадриков, Мазилов, 2015). Была проведена проверка, подтверждено, что концепт «внутренний мир» удовлетворительно выполняет необходимые функции (Мазилов, 2020). Описана архитектоника внутреннего мира (Шадриков, 2006; Шадриков, Мазилов, 2015). Наконец подготовлен учебник психологии, написанный с позиций такой трактовки предмета (Шадриков, Мазилов, 2015), шеститомная хрестоматия, составленная из текстов философов и психологов разных поколений, в которой с различных сторон описывается и изучается внутренний мир человека (Общая психология, 2019, 2020, 2020а, 2020б, 2020в, 2020г). Теперь собственно анонсированное в начале абзаца замечание. Почему внутренний мир? Потому, что как писал в свое время У.Джемс, в наличии внутреннего мира не сомневался никто. Поэтому внутренний мир человека – идеальная площадка для сборки психологического материала, его упорядочивания. Если кому-то придет мысль, что авторы пытаются таким образом выстроить собственную мегатеорию, которая будет на что-то претендовать, ответственно заявляю, что такое мнение не имеет под собой ни малейшего основания. Написанное выше всего лишь призыв к коллегам. Не более того. Революционными методами и темпами здесь ничего не сделаешь… На этом пути предстоит огромная работа, причем всего научного сообщества (или значительной его части), требующая времени, явно превосходящего срок

человеческой жизни. Работа, которая вряд ли принесет исполнителям почет и славу, но необходимая во благо великой психологической науки…

Для преодоления такого положения необходима разработка философии психологии, которая бы систематически решала комплекс вопросов, связанных с философско-методологическим обоснованием современной общей психологии. Ясно, что, разделяя психику на отдельные психические процессы, рассматривая их сами по себе, психические свойства и состояния как отдельные психические явления, мы закрываем дорогу для осмысления внутреннего мира как целого. Единство внутреннему миру придает новое понимание способностей, которые соединяют психологические свойства человека и его психические процессы. Добавим к этому, что способности имеют уровневое строение, могут быть выделены индивидный, субъектный и личностный уровни, что придает внутреннему миру объемность. На личностном уровне появляются духовные состояния, что позволяет говорить о духовных способностях (Шадриков, 2006). Таким образом, архитектоника внутреннего мира предстает целостной и объемной, что создает возможность использовать ее как платформу для интеграции психологического знания. До недавнего времени не было возможности рассматривать внутренний мир человека в его целостности, внутренний мир был общей идеей. Работы В.Д.Шадрикова (Шадриков, 2006, 2019; Шадриков, Мазилов, 2015), в которых внутренний мир был не только провозглашен предметом психологии, но и была представлена его архитектоника, сделали возможным конкретизировать и операционализировать внутренний мир человека, в связи с чем возникает возможность конкретно пересмотреть основные психологические понятия, выявив новые отношения между ними.

Обратим внимание, что единство не задается декларативно, а обнаруживается через единство входящих в него компонентов, которые трактуются не как разнородные, а, напротив, как взаимообусловленные. Именно поэтому можно утверждать, что при таком подходе используется нередуктивная логика исследования. В архитектонике внутреннего мира присутствуют реалии, соответствующие всем традиционным психологическим понятия, что внушает оптимизм относительно выполнения интегрирующих функций. Как неоднократно отмечалось, использование такого подхода позволяет преодолеть функционализм, неизбежный при традиционном понимании предмета, наметить удовлетворительное решение методологических проблем.

Повторим: единственный реальный путь сохранить психологию, сохранить ее статус как фундаментальной научной дисциплины, без которой невозможно построение современной научной картины мира, состоит в том, чтобы перейти к работе по аккумулированию и систематизации научных знаний, накопленных трудами многих поколений психологов и философов.

Неважно какая наука и как создаст единую систему аксиоматически выверенных данных, на основе которых сформирован общий каркас того, что изучает психология, это и будет аксиоматикой психологии как науки. Это позволит привести к общим представлениям все адаптивные принципы вплоть до уровня психики с возможностью представления алгоритмов и конкретных механизмов реализации.

Это сделано теорий  МВАП  так что все объяснения огромного числа эмпирически найденных эффектов психики сводится к единому пониманию того, как они возникают и к чему они приводят. Этим самым психология обретает все атрибуты науки.

Библиографический список