Введение: что такое теория сознания?

Науке, имеющей дело с сознанием, нужна теория, которая объясняет, что такое сознание и каково его место в мире. В этом разделе мы кратко обсудим некоторые из самых известных теорий сознания, выдвинутых в рамках науки о сознании. Эти теории разделены на два типа: философские (глава 10) и эмпирические (глава 11). Первые называются «философскими», потому что выдвинуты философами, а не учеными нейробиологами. Они основаны не на подробных эмпирических отчетах, а на общих метафизических решениях проблемы сознания. Эти теории радикально противоречат друг другу относительно фундаментальной природы сознания и его места в мире.

Их можно воспринимать как попытки найти метафизические точки отсчета или предпосылки эмпирической науки о сознании. В главе 11 мы рассмотрим современные эмпирические теории сознания, в первую очередь теории нейрональных основ сознания. Эти теории не занимаются метафизическими вопросами об истинной природе сознания, скорее они стремятся связать определенные феномены сознания с определенными когнитивными и нейрональными механизмами в мозге. При этом они также во многом противоречат друг другу. Однако, по крайней мере, есть несколько основных вопросов, по которым эти теории согласуются друг с другом. Такое единство между разными теориями позволяет надеяться, что когда-нибудьбудет создана единая, общая теория сознания.

Теория, как предполагается, должна объяснять факты, а «объяснение» помогает понять, что происходит в реальном мире. Теории помогают выяснить, какие феномены существуют в мире, из чего они состоят, как различные феномены взаимодействуют между собой, создавая причинно-следственные связи, и, в целом, как устроен мир. Атомистическая теория материи объясняет, из каких элементарных единиц состоит вся физическая материя, клеточная теория в биологии объясняет, на что похожи микроскопические элементы биологических тканей и организмов, а эволюционная теория объясняет процесс, посредством которого возникли разные виды живых организмов на этой планете.

Теория сознания должна описывать и объяснять сознание: рассказывать нам, что такое сознание и как оно связано с другими явлениями в мире, в особенности с мозгом.  Описать  сознание означает дать его определение, ввести понятия, которые ясно и системно описывают основные особенности сознания, привести показательные примеры этого феномена и дифференцировать его от других феноменов, с которыми его можно легко перепутать. Объяснить  сознание означает связать его с другими феноменами, описав механизмы и принципы, лежащие в его основе или несущие ответственность за его возникновение, и показав, как сознание взаимодействует с мозгом и как оно руководит нашим поведением.

Поэтому общее объяснение должно вести к глубокому пониманию природы , структуры , происхождения и функций того или иного феномена. Идеальная теория сознания должна предоставить объяснение, позволяющее понять сознание таким, каково оно есть, и определить его место в природе. По сути, сознание и есть то, что мы есть , –  в конце концов, оно и создает переживание нашего субъективного, личного существования в этом мире. Теория сознания обязательно также скажет нам, каково наше место во Вселенной: мы – фрагменты вечной нематериальной субстанции души, или хрупкие, временные совокупности биоэлектрических полей в мозге, или мы все время ошибались и сознание на самом деле нечто совсем другое, не соответствующее нашим интуитивным догадкам и традиционным объяснениям.

Общая теория сознания должна также во всех подробностях объяснять или предсказывать, что происходит с сознанием в исключительных обстоятельствах, например при различных травмах мозга или во время сна, анестезии, внетелесного и предсмертного переживания. Существование и особенности такого переживания должны естественно и логично следовать из Единой теории сознания. Я уверен, что нам всем было бы очень любопытно увидеть такую теорию!

В современной литературе представлено множество теорий сознания. К сожалению, ни одну из них пока нельзя назвать Единой теорией. Наличие множества разнообразных теорий сознания – это и хорошо, и плохо. Хорошо в том смысле, что разные теории исследуют разные подходы к объяснению сознания и поэтому помогают находить самые плодотворные подходы, ведущие к наиболее правдоподобным объяснениям. А плохо, потому что все эти теории настолько разнообразны, что даже неясно, описывают ли они все  одно и то же явление , когда используют слово «сознание». Кроме того, почти все теории концентрируется на объяснении нескольких избранных аспектов осознаваемого переживания. Остается неясным, можно ли применить их также и к другим явлениям как к целому, на общем уровне.

Влюбом случае, окончательная цель науки о сознании, конечно, заключается не в получении миллиона разных теорий сознания, несовместимых друг с другом, а скорее в создании Единой теории сознания, описывающей и объясняющей все возможные типы феноменов сознания раз и навсегда. Но сейчас, на ранней стадии развития науки о сознании, мы даже не знаем, в каком направлении нужно искать общую теорию сознания. Философы ищут объяснения сознания повсюду. Давайте же посмотрим, что они предлагают. Возможно, это и есть правильный путь.

Глава 10 Философские теории сознания

Обзор современных философских теорий сознания Выводы Вопросы для обсуждения

Обзор текущих философских теорий сознания

Теория множественных проектов (Multiple drafts) (Деннетт)

Даниэль Деннетт – один из самых влиятельных философов нашего времени. Он начал свою карьеру в конце 60-х годов и с тех пор развивает концепцию сознания, поддерживающую его общие представления о природе разума. Чтобы понять теорию сознания Деннетта, необходимо ознакомиться с его основными философскими взглядами. Во-первых, он полагает, что вся наука основана на объективных, независимых суждениях. Наука о сознании не является исключением из этого правила.

Поэтому наука о сознании не может быть основана на методологии, которая полагается на самоанализ или на субъективные самоотчеты. Субъективные впечатления и догадки о том, что такое сознание, не должны учитываться в науке о сознании. Напротив, она должна быть основана на объективных наблюдениях и эмпирических данных о физическом, преднамеренном поведении многих людей, особенно об их вербальном поведении. Поэтому те, кто изучает сознание, должны рассматривать сознание других людей таким, каким оно представляется со стороны внешнего наблюдателя, не обращаясь вовнутрь, к собственным переживаниям и самоанализу.

Деннетт – сторонник когнитивной нейронауки, науки, рассматривающей разум прежде всего как систему для обработки информации, и поэтому он осмысляет сознание как особую разновидность обработки информации. Согласно определению Деннетта, сознание – это та часть обрабатывающейся информации, к которой у человека  есть доступ  («доступ сознание»). Но что это означает? Чтобы человек имел доступ к той или иной информации, он должен быть способен выражать эту информацию в преднамеренном поведении, особенно в вербальном поведении.

Для изучения сознания Деннетт предлагает методологию, которую называет  гетерофеноменологией  (в противоположность аутофеноменологии, или наблюдению собственного осознаваемого переживания путем интроспекции). Основная задача исследователя сознания состоит в том, чтобы собрать вербальные отчеты испытуемого

– отчеты, описывающие то, что он переживает, «на что это похоже» для него. Такие объективные вербальные данные – это «нарративы», описывающие содержание переживания испытуемого. Поэтому все, что исследователь может узнать о сознании, содержится в массивах вербальных и других поведенческих данных, полученных от других людей.

С точки зрения Деннетта, исследователь не должен поддаваться искушению относиться к этим вербальным отчетам – нарративам – как к внутренней феноменологии, субъективному, качественному миру, где все описанные события действительно имели место или действительно возникли во внутреннем переживании испытуемого. Обыденные представления о сознании способствуют такой наивной интерпретации, считает Деннетт. Он называет такую интуитивную, но неверную теорию «декартовским театром» в мозге: мифическим местом, где все переживания и качества представлены мифическому «субъекту», маленькому человечку, «живущему» в мозге, который и является аудиторией декартовского театра.

Деннетт подчеркивает, что, кроме нарративов, которые мы создаем, не существует

никакого внутреннего субъекта или селф , не существует  никакого внутреннего мира или центра сознания в мозге и нет никаких квалиа. Он пытается опровергнуть привычное повседневное отношение к сознанию как к единому месту субъективного переживания, находящемуся где-то в мозге, там, где все фрагменты переживания объединяются в театре сознания и представляются субъекту (декартовский театр). С точки зрения интроспекции нам может казаться, что содержание сознания представлено нам как единый феноменальный мир. Но на самом деле такого мира –  объективно ,  физически – не существует в мозге. А того, чего не существует объективно или физически,  не существует вообще ,  – по крайней мере, по мнению Деннетта.

Согласно Деннетту, нейроанатомия и нейрофизиология не дают никаких объективных данных, подтверждающих наличие такого мифического места в мозге. Кроме того, Деннетт полагает, что декартовский театр приводит к философскому парадоксу, известному как проблема  гомункулуса  (гомункулус – маленький человек). Если в мозге «живет» какой-то внутренний, мифический субъект, наблюдающий квалиа сознания, то этот внутренний субъект в свою очередь должен так или иначе воспринимать или осознавать свои внутренние представления. То есть у него  в голове тоже должно быть маленькое сознание, создающее представления и имеющее аудиторию, и так далее, в бесконечной регрессии все меньших и меньших гомункулусов, где истинное объяснение сознания найти невозможно.

Поэтому Деннетт отвергает идею о декартовском театре. Для объективной, независимой науки таких вещей не существует. Данные нарративы – описания субъективного переживания – нужно воспринимать не буквально, а скорее как «художественную литературу», которую создают различные подсистемы и модули мозга. Когда мозг создает такую «литературу», системы речи в мозге используют любую информацию, к которой у них есть доступ. Получившиеся нарративы необязательно обладают внутренней целостностью или совершенной последовательностью во времени, потому что в разное время доступ к системам речи получают разные фрагменты информации, хранящейся в мозге. В теории Деннетта сознание идентифицируется с объективной физической информацией, которая выражается в наблюдаемом преднамеренном поведении и в речи, – сознание превращается в последовательный и связный нарратив только «на выходе». То, что мы называем «собой», не является внутренней целостностью, это –  вымышленный  субъект, главный герой нарратива, или, по терминологии Деннетта, центр тяжести нарратива.

Разные потоки информации в мозге, которые получают доступ к системам речи, – это разные «сценарии», созданные на основании теории. Потоки информации в мозге конкурируют друг с другом за доступ к системам речи – или за то, чтобы мозг  узнал о них , как метафорически пишет Деннетт. «Сценарии», которым это удается, и составляют содержание сознания. Сознание состоит из того информационного содержания мозга, которое побеждает в конкуренции за доступ к нему, добивается «известности» или «политического влияния» в мозге и таким образом управляет поведением и контролирует его (Dennett, 2005).

С философской точки зрения Деннетт – своего рода функционалист (хотя трудно точно сказать, к какому типу функционализма относится его теория, и сам он не дает ясных комментариев по этому поводу). По его мнению, чтобы описать и объяснить сознание, вполне достаточно стандартного подхода когнитивистики. Чтобы объяснить сознание, нужно описать лишь то, как тем или иным типам информации удается победить в конкуренции за доступ и как эта информация затем управляет внешним поведением. Объяснение человеческого сознания принципиально ничем не отличается от объяснения того, как поведением сложного робота управляют определенные типы тщательно отобранной информации.

Теория Деннетта подверглась серьезной критике. Ведь она, кажется, рассматривает «сознание» таким образом, что этот термин начинает означать нечто очень отличающееся от того, что мы первоначально намеревались объяснить. Знаменитая книга Деннетта, вышедшая в 1991 году, называется « Объясненное сознание » ( Consciousness explained ), но ей дали другое, довольно ироничное название: « Сознание, уничтоженное объяснением ». Читатели ожидали найти в ней объяснение феноменального сознания, его квалиа и субъективного переживания, но Деннетт считает все это просто иллюзиями. Он определяет сознание просто как информацию, которая имеет доступ к системам вербального и невербального выражения. Таким образом, он дает объяснение функциональной роли сознания (как информации, получившей доступ к нему), но ничего не говорит о феноменальном сознании, ведь он считает, что его просто не существует, – это просто на удивление живучий декартовский миф.

Как философская позиция теория Деннетта включает в себя элементы элиминативного материализма, бихевиоризма и функционализма. В аргументах Деннетта можно услышать эхо бихевиористского отрицания сознания, ведь он отрицает квалиа и феноменальное сознание на том основании, что их существование невозможно подтвердить объективно, с точки зрения независимого наблюдателя. Стратегия аргументации Деннетта также напоминает аргументы элиминативистов, так как Деннетт пытается показать, что наши обычные, повседневные или народно-психологические представления о сознании ошибочны.

Однако Деннетт не предлагает полностью устранить из науки концепцию сознания. Достаточно устранить только понятия «квалиа» и «феноменальное сознание». «Реальное» сознание, которое останется после такого устранения, очень отличается от того, чем на первый взгляд является сознание. Это сложная, параллельная система обработки информации, похожая на последовательности в вычислительной машине, и поэтому у нас возникает впечатление целостного «субъекта» или «самости», которая выражает себя в речи и управляет собственным преднамеренным поведением.

Концепция сознания Деннетта широко обсуждалась в философской литературе, но не нашла поддержки у других философов. Как эмпирическая теория, позиция Деннетта близка к теории глобального рабочего пространства (о ней мы поговорим в главе 11) и другим концепциям, идентифицирующим сознание с общим когнитивным доступом, а не просто с феноменальными квалиа. Так что у подхода Деннетта есть сторонники среди эмпирических исследователей сознания. До некоторой степени Деннетт их поддерживает. Теория самости Деннетта как «центра тяжести нарратива» более правдоподобна, чем его теория сознания. Данные исследований здоровых испытуемых и пациентов с нейропсихологическими расстройствами показывают, что «селф» – это что-то вроде теории или истории, которую наш мозг себе рассказывает; эта история довольно изменчива и не всегда согласуется с объективными фактами.

Основная проблема теории Деннетта – это упрощенное представление о природе разума. Деннетт не учитывает, обесценивает или игнорирует именно те аспекты сознания, которые можно назвать самыми интригующими и которые больше всего нуждаются в объяснении. Кроме того, похоже, он считает, что мы, люди – не более чем сложные роботы, просто механически обрабатывающие информацию безо всякой феноменальной, качественной субъективности. Трудно назвать такое представление о сознательных существах воодушевляющим или хотя бы приемлемым, ведь оно, похоже, отрицает единственный факт реальности, в котором мы можем быть твердо уверены: то, что у нас есть собственные феноменальное сознание, квалиа, внутренние переживания, и они весьма отличаются от внешнего вербального поведения, которое можно наблюдать извне, и существуют независимо от него.

Конечно, знание, которым все мы обладаем о наших собственных квалиа, – это не объективное знание постороннего наблюдателя. Но если наука о сознании отрицает фундаментальные неопровержимые факты субъективного переживания, она не сможет добиться успеха. Если бихевиористский функционализм не совершит неожиданного и убедительного возврата к исследованиям разума, подход Деннетта вряд ли станет основанием для будущей Большой общей теории сознания.

Сенсомоторная теория (Sensorimotor theory) (О'Риган и Ное)

Альва Ное – философ, бывший ученик Деннетта, а Кевин О'Риган – ученый экспериментатор с некоторым уклоном в бихевиоризм. Так что неудивительно, что сенсомоторная теория строится на тех же основаниях, что и подход Деннетта, особенно в той его части, которая отрицает или устраняет феноменальное сознание и квалиа. Как и теория Деннетта, этот подход заменяет понятие сознания как внутреннего феноменального переживания другим понятием: сознанием как воплощенным сенсомоторным взаимодействием с миром. Эта теория определяет сознание как  способы действия  или как то , что мы делаем , а не как внутреннее феноменальное переживание или внутреннее представление о мире (O'Regan & Noë, 2001). Недавно Ное сформулировал эту концепцию следующим образом:

Я предлагаю следующую весьма удивительную гипотезу: чтобы понять сознание людей и животных, нужно смотреть не внутрь, не в глубь наших переживаний, скорее нужно обратиться к путям, которыми каждый из нас, как целостный живой организм, поддерживает процессы жизнедеятельности и реагирует на окружающий мир... Мы – не наш мозг...

Осмысленная мысль возможна только для целостного живого организма, динамично взаимодействующего с окружающей средой... И то же самое касается качества наших осознаваемых переживаний... Вкус лакрицы возникает не в мозге (Nое, 2009, p. 7–8).

Сознание находится в нашем поведенческом взаимодействии с миром, а не в мозге, и данная теория утверждает, что сознание не является производной активности мозга. Нет никакой необходимости объяснять, как деятельность мозга создает или составляет содержание сознания, потому что она этим не занимается. Кроме того, О'Риган и Ное полагают, что их теория позволяет благополучно избавиться от «трудной проблемы», поскольку просто отрицает феноменологию:

Концепция феноменального сознания должна быть (и может быть) отклонена, и тогда не возникнет никаких проблем с тем, как его можно объяснить... другие же аспекты сознания вполне можно объяснить в соответствии с нашими представлениями...

Мы отклоняем свидетельства существования феноменального сознания как свойства надличных (subpersonal) состояний, но не отрицаем, что существуют переживания и существуют факты, связанные с тем, на что похоже переживание. Но это... не факты о квалиа... Они возникают...

в активном взаимодействии человека с миром, в котором он... живет (O'Regan & Nое, 2001, p. 963–965).

Если сознание не является феноменальным и не находится в мозге, то вопрос о том, как мозг или любой другой физический процесс создает феноменологию, можно забыть, поскольку он ведет не в том направлении:

Важное преимущество этой концепции состоит в том, что она позволяет устранить проблему, связанную с необходимостью объяснить, как деятельность мозга может создавать субъективное переживание. Мы устраняем эту проблему, потому что считаем, что переживание не возникает вследствие деятельности мозга (O'Regan & Nое, 2001, p. 968).

Сенсомоторную теорию можно назвать бихевиористской по духу, возможно, даже больше, чем теорию Деннетта. Тем не менее ясно, что обе теории пытаются обесценить, а не объяснить феноменальное сознание. Устраняя феноменальное, они неточно используют понятия «сознание» и «переживание», называя так нечто совсем иное, нечто объективное и физическое – поведение, взаимодействие организма с окружающей средой или обработку информации.

Очевидный контраргумент против сенсомоторной теории состоит в том, что осознаваемое феноменальное переживание возможно при полном отсутствии сенсомоторного взаимодействия с миром, например ночные сны. Действительно, бесспорные эмпирические данные, полученные при исследовании сновидений, показывают, что яркие сны, когда человек переживает те или иные события, регулярно возникают во время фазы быстрого сна, хотя при этом наше тело и мозг абсолютно не способны к сенсомоторному взаимодействию с окружающим материальным миром. Это серьезная проблема как для сенсомоторной теории сознания, так и для близкой к ней нейрофеноменальноой теории сознания (см. ниже, например Revonsuo, 2001, 2006).

Одно из возможных объяснений сновидений состоит в том, чтобы отрицать, как сделал Деннетт в своих более ранних работах, что сновидения – это реальное осознаваемое переживание. К тем же аргументам обращается Ное (2009); он считает, что события в сновидениях и перцептивные переживания – совершенно разные типы опыта, независимо от того, насколько похожими они кажутся субъективно. Поэтому  реальные  события не могут существовать в отсутствие сенсомоторного взаимодействия, это возможно только для переживаний в сновидении . Кажется, этот аргумент ведет нашу мысль по заколдованному кругу и заканчивается тем же самым базовым предположением сенсомоторной теории. Переживания в сновидении нельзя считать аналогами реальных событий, даже если они кажутся реальными, потому что базовые предположения этой теории уже исключили возможность того, что реальные переживания могут существовать без сенсомоторного взаимодействия с миром.

Но на самом деле, как показывают лучшие из имеющихся у нас эмпирических данных, сновидения  действительно  вызывают не менее яркие переживания, чем перцептивные переживания. Как и их субъективные квалиа – то, из чего состоит осознаваемое переживание, – сновидения и переживания в бодрствовании состоят из одних и тех же компонентов и поэтому один и тот же феномен – сознание – проявляется и в сновидениях, и наяву. В лаборатории сна были проведены эксперименты, в которых испытуемые сразу после пробуждения сообщали о перцептивных качествах своих снов и сравнивали их со зрительными качествами различных фотографий. Полученные результаты показали, что мир сновидений действительно очень похож на перцептивный мир. По крайней мере, исследователи пришли к следующему выводу:

Нужно признать, что образы сновидений очень редко бывают темными, неясными и туманными, хотя эти качества часто приписываются им в мифах и кинофильмах. На основании отчетов испытуемых, где они сравнивали образы своих снов с фотографиями, можно сделать вывод о том, что сновидение – чрезвычайно организованный, целостный перцептивный продукт, весьма напоминающий внешний мир, который мы видим во время бодрствования (Rechtschaften & Kuchignani, 1992, p. 155).

Таким образом, результаты исследований сновидений выявили убедительные эмпирические данные, противоречащие сенсомоторной теории. Но все же эта теория, как идругие похожие подходы, завоевала популярность в некоторых сферах исследований сознания, например в изучении машинного сознания и в когнитивной робототехнике. Это понятно, ведь если сенсомоторная теория окажется правильным философским подходом к сознанию, то не возникнет особых метафизических возражений против создания самых разных сознательных машин и роботов, при условии, что такие механические системы можно будет запрограммировать так, чтобы они гибко и эффективно взаимодействовали с окружающей средой.

Если принять сенсомоторное определение сознания, то машина, которая может участвовать в гибком сенсомоторном взаимодействии с окружающей средой, обладает сознанием по определению. Если не принимать определение сенсомоторной теории, то можно сказать, что инженерам удалось создать всего лишь компьютеризированных механических зомби, которым удается лишь кое-как имитировать внешнее поведение и неосознаваемую сенсомоторную обработку информации, присущие человеку.

Можно лишь надеяться, что в один прекрасный день изобретательные инженеры придумают робота, обладающего феноменальнымм сознанием, который будет просто спокойно бродить вокруг, и при этом у него будут замечательные субъективные качества

и богатая внутренняя феноменология, напоминающая яркие сновидения! Такой парень оказался бы действительно удивительной сознательной машиной! Но если сенсомоторная теория близка к реальности, такая сознательная машина стала бы свидетельством противоречия в терминах: сенсомоторное взаимодействие с окружающей средой возможно и при отсутствии сознания.

Биологический натурализм (Сирл)

Американский философ Джон Сирл горячо выступает против вышеупомянутых элиминативных или бихевиористских теорий, где сознание считается чем-то объективным или исключительно поведенческим и тем самым категорически отрицается и устраняется. Джон Сирл – философ, его карьера началась в 60-х годах. Тогда он работал в области философии языка. Он приобрел широкую известность благодаря горячей критике искусственного интеллекта и когнитивной психологии. Именно он в 80-х годах предложил знаменитый аргумент китайской комнаты 10.

Тогда он утверждал, что компьютерная метафора разума ошибочна: цифровые компьютеры и человеческий разум отличаются фундаментальным образом, ведь компьютеры не могут даже в принципе понять ни одного из тех символов, которые они обрабатывают, тогда как для человеческого разума понимание смысла (семантики) языка – часть биологической природы. Компьютер может подражать внешним проявлениям поведения человека – его можно запрограммировать так, что он распечатает слова: «Конечно, я понимаю, что вы говорите!». Но такие внешние проявления не доказывают, что создают их некие внутренние разумные процессы. А когда те же самые слова произносит человек, мы уверены: он понимает, что они означают.

В начале 90-х годов Сирл обратился к проблеме сознания. В своей довольно известной книге « Новое открытие разума » ( The rediscovery of the mind ) (1992) Сирл сформулировал подход к сознанию, который назвал «биологическим натурализмом». Согласно этому подходу, сознание – это биологический феномен, продукт сложной деятельности мозга. Все феномены сознания – это динамичные свойства нейронных систем. Сознание – результат нейробиологических процессов и реализует себя в структурах мозга. Однако феномены сознания обладают уникальной функцией субъективности, или онтологией «от первого лица», невозможной для объективных нейрофизиологических феноменов. Поэтому сознание невозможно свести просто к объективной деятельности мозга.

Теория сознания Сирла является в основном философской, а не эмпирической, но он считает, что эмпирические науки абсолютно необходимы для решения проблемы сознания. Как только основные философские вопросы будут прояснены, нейробиологи должны проявить инициативу в этом проекте, а философам лучше уступить им дорогу! Таким образом, Сирл видит свою задачу в том, чтобы с самого начала просто прояснить основные философские проблемы и тем самым помочь ученым-эмпирикам избежать элементарных философских ошибок в своей работе.

Для Сирла «сознание» – почти то же самое, что мы называем «феноменальным сознанием»: внутреннее переживание «из первых рук», свидетельство нашего собственного существования, состоящего из субъективных состояний, квалиа. В отличие от Деннетта Сирл считает, что «квалиа» и «сознание» сводятся к одному и тому же (тогда как Деннетт отрицает квалиа и определяет сознание в других терминах). Трудно точно определить, что такое «сознание», поэтому Сирл выбирает однозначные свидетельства его существования.

10Сирл предложил следующий мысленный эксперимент: человек, не знающий китайского языка, получает программу,

вкоторой определенные китайские предложения соотноятся с другими китайскими предложениями. Человек находится в изолированной комнате, и его собеседники не знают, что он не говорит по-китайскии не понимает, что у него спрашивают. Он лишь соединяет ряд одних китайских символов с другими с помощью специальной программы. Программа лишь имитирует осмысленное действие человека. Но это лишь имитация, а не естественное человеческое понимание языка. –

Примеч. науч. ред.

Его излюбленный пример – заявление о том, что сознание состоит из тех состояний осознанности или восприимчивости, возникающих, когда мы просыпаемся утром от сна, лишенного сновидений, и бодрствуем до тех пор, пока не заснем, не умрем или каким-то еще образом не окажемся в бессознательном состоянии. Это звучит так, как будто Сирл идентифицирует «сознание» с «бодрствованием», но он признает, что сновидения также обладают своеобразным сознанием, хотя и не таким, как в бодрствовании. Капля воды, упавшая на меня сверху, создала темное влажное пятно на моей рубашке, потому что этот процесс включал в себя последовательность взаимодействующих событий и объектов, где капля упала мне на рубашку и впиталась тканью. Но рассматривая отношения между формой капли и молекулами, проще было бы сказать, что молекулы создают форму, а не являются ее причиной. Микро-макро-отношения являются образующими, а не причинными.

Биологический натурализм Сирла интересно формулирует проблему мозга-сознания, но не решает ее окончательно. Сирлу не удается представить никаких убедительных доказательств того, что деятельность мозга действительно создает сознание, а не просто коррелирует с ним. Ему также не удается объяснить, каким образом можно было бы эмпирически выяснить, как именно мозг создает сознание. А до тех пор, пока это нам неизвестно, проблема сознания остается нерешенной.

Натуралистический дуализм (Чалмерс)

Дэвид Чалмерс – австралийский философ, он начал исследовать сознание в начале 90-х годов, незадолго до того, как возникла новая волна интереса к этой теме. Он принимал активное участие в организации этой сферы знаний, инициировал создание профессиональной организации, посвященной исследованиям сознания ( Association for the Scientifi c Study of Consciousness , ASSC) и организовывал некоторые из самых первых и самых крупных конференций, посвященные исключительно проблеме сознания, которые проводились в Тусоне, Аризона. Теория сознания Чалмерса описана в его книге

« Сознательный разум » ( The conscious mind ) (1996).

Чалмерс известен еще и тем, что именно он ввел термин «трудная проблема». Он утверждал, что наука, очевидно, может решить множество «легких» проблем сознания, например каковы нейрональные и когнитивные корреляты феноменов сознания. Но она, кажется, не способна решить трудную проблему: объяснить, как  какая-либо  физическая система может иметь или производить какие-либо  субъективные, качественные состояния.

Чалмерс полагает, что трудную проблему не могут решить редуктивные или механистические объяснения. Субъективное переживание или квалиа невозможно объяснить на основании лежащих в их основе физических явлений или механизмов. Таким образом, их нужно считать  фундаментальными  элементами Вселенной, такими же, как масса, вращение, сила тяжести, скорость света или отношения между массой и энергией. Фундаментальные особенности можно объяснить только на этом уровне; похоже, они не имеют более фундаментальных оснований – они сами составляют фундаментальный, базовый уровень Вселенной. Все остальное нужно объяснять на основании фундаментальных данных и законов, но на этом редуктивное объяснение подходит к концу.

Теория сознания поэтому должна быть скорее теорией фундаментальной физики, чем теорией биологической науки. Теория сознания не может сказать нам, что такое сознание, как или почему оно существует. Но она должна объяснить, как сознание связано с другими явлениями мира, например с нашим мозгом. Следовательно,  психофизические законы  являются основным элементом теории сознания. Это фундаментальные законы природы, и они описывают, как феноменальное переживание коррелирует с физическими качествами или зависит от них.

Чалмерс предлагает несколько принципов, которые являются кандидатами на звание психофизических законов. Один из них –  принцип структурной связи  ( principle of structural coherence ) между субъективным переживанием (феноменальностью) и когнитивными функциями (обработка информации и репрезентации, возникающие в сознании). Когнитивная обработка информации в сознании это объективный физический аналог феноменального сознания.

Сирл считает, что феномен, который должна объяснить теория сознания,  – это единая, качественная субъективность.  Сознание является единым или целостным в том смысле, что содержание сознания всегда встроено в целостное поле, где каждый отдельный фрагмент сознания, скажем боль в ноге, красный свет светофора, запах дыма, звук церковного колокола, связаны друг с другом и формируют «моментальный снимок» целостного переживания. феноменального сознания. Любая информация, которая переживается в феноменальном сознании, также когнитивно представлена в мозге.

Но само по себе феноменальное переживание не является частью материального мира, вот почему теория Чалмерса дуалистична. Кроме того, переживание не является логически необходимым элементом процесса обработки информации, но его можно отделить от этого процесса. Чтобы доказать, что феноменальное не является необходимым элементом физического, Чалмерс предлагает любопытный мысленный эксперимент. Он описывает мир, который физически совершенно идентичен нашему, но в этом мире нет никакого сознания, все его обитатели – нейробиологические зомби.

Тем не менее мозг обитателей этого мира физически, биологически и когнитивно идентичен нашему мозгу, только фундаментальные психофизические законы природы действуют в этом мире не так, как в нашем. Чалмерс утверждает, что его мысленный эксперимент с миром зомби является логически последовательным и вполне вообразимым, поэтому сознание нельзя считать частью физического мира. Можно представить себе все объективные физические, биологические, когнитивные и поведенческие элементы мира без каких-либо феноменальных компонентов.

К сожалению, когда феноменальное подобным образом отделено от физического, оно не имеет никакой силы в материальном мире. Таким образом, согласно теории Чалмерса, феноменальное сознание не может влиять на физические явления: эта теория близка к эпифеноменализму.

Также она включает в себя элементы панпсихизма и теории двойных аспектов (как минимум, она играет с ними). Чалмерс считает, что феноменальное присутствует, по крайней мере в очень простой форме, во всех событиях во Вселенной, содержащих информацию. Информация, таким образом, обязательно связана с сознанием; у нее есть два аспекта: физический и феноменальный. Он считает, что это и есть наиболее фундаментальный психофизический принцип. Феноменальные свойства – это неотъемлемый элемент информации.

В человеческом мозге информация организуется более сложным образом, чем, возможно, в любой другой системе. В результате обработки и функциональной организации этой информации возникает человеческое сознание. Похожую идею предлагает одна эмпирическая теория, которая называется  теорией интеграции информации  (information integration) (предложена Джулио Тонони; см. главу 11). Ее автор считает, что сознание включает сложную, но целостную информацию в мозге (хотя эта теория явно не поддерживает дуализм, эпифеноменализм или панпсихизм).

Кроме эпифеноменализма, есть еще одно неудобное последствие связи между феноменальным и информацией – то, что очень простые физические системы, такие как электроны, термостаты и карманные калькуляторы, также должны обладать своего рода простым сознанием. Как и все остальные теории, основанные на панпсихизме, теория Чалмерса находит сознание повсюду. Очень приятно, как когда-то заметил Фехнер, жить в мире, населенном бесчисленными центрами сознания. К сожалению, эту идею невозможно доказать эмпирически, она остается просто вымыслом бурного воображения, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не создаст датчик сознания, способный объективно обнаруживать любые невидимые центры сознания, которые, возможно, окружают нас со всех сторон.

Сам Чалмерс считает свою теорию сочетанием функционализма и дуализма, или  натуралистическим дуализмом.  Эта теория – один из вариантов дуализма, но она не постулирует существования бестелесной души или чего-то подобного; она лишь утверждает, что сознание – фундаментальное, но не материальное свойство Вселенной, связанное с физическим благодаря фундаментальным психофизическим законам. Таким образом, , эта теория – вариант дуализма, который намного легче включить в современные научные представления о мире, чем теорию интеракционизма (interactionist) Декарта. Однако проблема теории Чалмерса в том, что он считает, будто видимое феноменальное сознание не имеет причинной силы и поэтому не может никаким образом влиять на материальный мир.
Это означает, что мы, как субъекты, являемся простыми марионетками: мы беспомощны и остаемся лишь зрителями, верящими в иллюзию, что они способны что-то изменить в окружающем мире. Кроме того, субъективное переживание пронизывает всю Вселенную: его можно найти в каждой физической системе, содержащей информацию. А вокруг нас всегда есть физические системы, содержащие информацию, а значит, обладающие осознаваемым переживанием. В целом подобное мировоззрение очень сложно принять любому, кто выступает против более причудливых вариантов эпифеноменализма и панпсихизма.

Сирл критикует то, что называет  теориями строительных блоков  сознания, предполагающими, что фрагменты квалиа сначала каким-то образом возникают в мозге, изолированно друг от друга, и только потом связываются или объединяются друг с другом, как будто сознание постепенно «строится» из небольших фрагментов – отдельных качеств. Он считает, что осознаваемое переживание может возникнуть только в общем, целостном поле, где его фрагменты всегда связаны с любыми текущими субъективными качествами в сознании одного и того же человека; нет изолированных квалиа, которые бы существовали независимо друг от друга. Поэтому искать объяснение сознания – значит искать нейрональный механизм общего поля сознания. Сирл назвал свою теорию общей теорией поля сознания.

Хотя в этом контексте сам Сирл не обращается к истории исследований сознания, очевидно, что его общая теория поля очень близка к холистическим теориям, выдвинутых гештальт-психологами в конце1920-х годов. А теории строительных блоков, которые он критикует, напоминают об атомистическом подходе к объяснению сознания Титченера, возникшем в начале XX века. Позже эти теории, названные структурализмом, подверглись критике со стороны гештальт-психологов. Кстати, в современных исследованиях сознания есть как минимум одна очевидная теория строительных блоков: это теория микросознания Семира Зеки, о которой мы поговорим в главе 11.

В отличие от Деннетта Сирл относится к феноменальному сознанию серьезно, как к самому важному элементу, требующему объяснения (а не устранения). Сирл утверждает, что мы знаем на уровне фактов, что процессы, происходящие в мозге,  вызывают  состояния сознания; но мы до сих пор не знаем или не понимаем, как именно это происходит. Критикуя Сирла, можно указать, что на уровне фактов нам известно лишь одно – что феномены сознания существуют и тесно коррелируют  с нейрональной активностью мозга. Но корреляции – это очень слабые отношения, которые ничего не говорят нам о природе тех вещей, которые между собой коррелируют. Возможно, с активностью мозга могут коррелировать даже переживания бестелесного духа. Кроме того, причинно-следственные связи между процессами, происходящими в мозге, и феноменами сознания очень трудно установить объективно, ведь сами по себе феномены сознания невозможно наблюдать, измерить или выявить объективно.

Еще один недостаток позиции Сирла – то, что его идея причинной обусловленности противоречит общепринятым взглядам, ведь он расценивает иерархические микро-макро-отношения между элементами более низкого и более высокого уровня системы как причинно-следственные связи. Согласно такому подходу, миллионы микроскопических молекул воды «создают» макроскопическую, видимую круглую форму капли воды. Но обычно причинная обусловленность – это отношения, в которых те или иные объекты взаимодействуют друг с другом в течение некоторого времени. Можно сказать, что капля воды, упавшая на меня сверху, создалатемное влажное пятно на моей рубашке, потому что этот процесс включал в себя последовательность взаимодействующих событий и объектов, где капля упала мне на рубашку и впиталась тканью. Но рассматривая отношения между формой капли и молекулами, проще было бы сказать, что молекулы создаютформу, а не являются ее причиной. Микро-макро-отношения являются образующими, а не причинными.
Биологический натурализм Сирла интересно формулирует проблему мозга-сознания, но не решает ее окончательно. Сирлу не удается представить никаких убедительных доказательств того, что деятельность мозга действительно создает сознание, а не просто коррелирует с ним. Ему также не удается объяснить, каким образом можно было бы эмпирически выяснить, как именно мозг создает сознание. А до тех пор, пока это нам неизвестно, проблема сознания остается нерешенной.

Это означает, что мы, как субъекты, являемся простыми марионетками: мы беспомощны и остаемся лишь зрителями, верящими в иллюзию, что они способны что-то изменить в окружающем мире. Кроме того, субъективное переживание пронизывает всю Вселенную: его можно найти в каждой физической системе, содержащей информацию. А вокруг нас всегда есть физические системы, содержащие информацию, а значит, обладающие осознаваемым переживанием. В целом подобное мировоззрение очень сложно принять любому, кто выступает против более причудливых вариантов эпифеноменализма и панпсихизма.

Теории сознания высшего порядка (Higher order theories, HOT)

Теории более высокого порядка (ТВП) включают в себя ряд подходов, недавно представленных несколькими философами. Каждый из них продвигает собственную версию ТВП. Самые известные теоретики ТВП – философы Дэвид Розенталь и Питер Каррутерс (например, см. Carruthers, 2007). У всех теорий ТВП – общее ядро. Здесь мы поговорим об этом ядре, не вдаваясь в подробности разных его описаний.

Теории ТВП гласят, что осознанные ментальные состояния можно объяснить не обращением к их физическим или нейрональным коррелятам. Нужно обратить внимание на отношения между неосознаваемыми психическими репрезентациями. Таким образом, осознаваемые психические состояния возникают из репрезентативных психических состояний, которые не осознаются. Но что такое «репрезентативные психические состояния»? Традиционное определение психических состояний в философии подчеркивает  преднамеренность  как отличие психического: состояния, в которых есть намеренное содержание о том, что находится за пределами личности , либо описание , либо

направленность , либо они репрезентируют  нечто, существующее во внешнем мире, – все это психические состояния. Также в когнитивной психологии есть традиционная идея в отношении разума (mind): он состоит из репрезентативных состояний. Но не все репрезентативные психические состояния являются осознаваемыми, – в нашем разуме есть репрезентации и информация о внешних стимулах, которые не осознаются. Такие состояния и называются неосознаваемыми психическими состояниями.

Сознание возникает во взаимодействии между состоянием более низкого порядка и состоянием более высокого порядка, к примеру, когда мы думаем (мысли более высокого порядка) о состоянии более низкого порядка. Например, чистое ощущение боли – это состояние более низкого порядка. Оно входит в сознание, только если мы о нем думаем, – то есть если у нас возникает мысль более высокого порядка («мне больно»). В противном случае ощущение боли остается неосознаваемым состоянием.

Мысли более высокого порядка, о которых говорят авторы этих теорий, похоже, тесно связаны с тем, что мы назвали «рефлексивным сознанием». Таким образом, основную идею ТВП можно сформулировать с помощью более знакомой нам терминологии: согласно теориям ТВП, содержание феноменального сознания является неосознаваемым до тех пор, пока оно не будет рассматриваться в качестве объекта нисходящих механизмов внимания и рефлексивного сознания, которые отбирают, называют, осмысляют его и интроспективно сообщают о нем. Содержание сознания в теориях ТВП, таким образом, идентично содержанию когнитивной формы сознания (рефлексивного сознания или доступа к сознанию): это содержание, которое осмысляется и может быть выражено вербально. Основная проблема теорий ТВП состоит в том, что они отрицают наличие сознания у тех существ, которые не могут формулировать мысли более высокого порядка (то есть не обладают рефлексивным сознанием). Следовательно, младенцы и животные – это не имеющие сознания зомби, ведь у них нет механизмов, позволяющих перенести психическое состояние в сознание. Но что тогда происходит в разуме таких существ? Согласно некоторым версиям ТВП, младенцы и животные могут,  не осознавая этого , испытывать боль, видеть цвета, ощущать запахи и т. д., но такие состояния не вызывают у них никаких чувств , в их сознании нет ничего феноменального, потому что они не обладают сознанием. Согласно другим версиям этих теорий, младенцы и животные не чувствуют боли, не видят цветов и не ощущают запахов, даже неосознанно. Боюсь, что ни одна из этих идей не кажется особенно убедительной.

В некоторых версиях ТВП считается, что состояние более высокого порядка больше похоже на перцептивное, чем на мысленное, состояние. Таким образом, состояния более высокого порядка как бы  воспринимают  состояния более низкого порядка (это восприятие более высокого порядка, или ВВП). Сознание – это внутреннее восприятие того, что происходит в нашем собственном разуме. (Кстати, Зигмунд Фрейд поддерживал подобную идею сознания как внутреннего перцептивного механизма). Кроме того, некоторые версии теорий ТВП утверждают: чтобы состояния более низкого порядка вошли в сознание, о них не нужно фактически  думать или фактически  их воспринимать – достаточно самой возможности  воспринимать их или думать о них (то есть достаточно того, чтобы они были в принципе доступны  для состояний более высокого порядка, хотя этот доступ необязательно должен иметь место прямо сейчас).

Если сформулировать эту идею в нашей терминологии, сознание состоит из того содержания основного феноменального сознания, которое потенциально доступно для рефлексивного сознания. Это оставляет некоторое пространство для осознаваемого переживания также и вне текущего объема внимания, на периферии сознания. Однако, в конечном счете, осознаваемое состояние при этом возникает из рефлексивного сознания: из мыслей и понятий, которые (потенциально) применимы к содержанию феноменального сознания. Существа, не обладающие такой способностью, лишены сознания.

Кроме того, содержание феноменального сознания, о котором невозможно помыслить и рассказать (например, образы сновидений, не оставляющие ясных воспоминаний, автоматические реакции, которые исчезают до того, как мы успеем обратить на них внимание), вообще не считаются осознаваемым состоянием. Но это не кажется убедительным. Способны мы вспомнить и рассказать о том, что нам снилось или нет, мы не можем определять через обратную причинную обусловленность во времени, включало ли сновидение феноменальное переживание в момент, когда оно происходило!

Теории ТВП приобрели большую популярность среди философов. Возникла целая «индустрия», создающая разные версии ТВП (кажется, почти у каждого философа, изучающего сознание, есть своя любимая версия ТВП). Но эти теории не оказывают особого влияния на эмпирические исследования сознания. Основные положения этих теорий, возможно, слишком тесно связаны с философскими понятиями и терминами, а их связь с нейрональными и когнитивными механизмами, интересующими ученых-эмпириков, остается неясной. Также сложно определить, можно ли вообще проверить эти теории эмпирически.

По духу эти теории близки к эмпирическим теориям сознания как доступа (accessconsciousness) (мы обсудим их в главе 11), приравнивающим содержание сознания к содержанию внимания, рабочей памяти и к тому, что можно выразить словами. В обоих случаях чистое феноменальное сознание отрицается, а рефлексивное сознание считается базовой формой сознания. Как мы увидим, когда будем говорить об эмпирических теориях,

основная проблема состоит в том, чтобы определить, какая нейрональная активность и какое информационное содержание сопутствуют субъективному переживанию, а какие – нет, и являются ли они предпосылкой для когнитивного доступа, рефлексии и рабочей памяти или возникают уже после того, как активировались эти когнитивные функции более высокого порядка.

Экстерналистский репрезентационализм (Тай, Дретцке)

Основная гипотеза репрезентационалистских теорий состоит в том, что все сознательные состояния – это репрезентативные состояния, то есть состояния, несущие информацию о внешних объектах или событиях. Содержание сознания всегда отражает то, что лежит «вне» его. Это легче всего понять на примере восприятия: наше осознаваемое зрительное переживание – это репрезентация видимых объектов и событий в окружающем мире. Очевидно, перцептивное переживание несет в себе информацию и намеренное содержание о том, что происходит вокруг нас.

Традиционно в философии разума способность намеренно создавать содержание своего сознания считалось единственной особенностью наших ментальных состояний. Кроме того, в осознаваемых ментальных состояниях есть феноменальное содержание, создающее субъективное «чувство» этих состояний. Простые процессы восприятия, например боль, считались просто феноменальными, без какого-либорепрезентативного содержания. Но репрезентационалистские теории пытаются доказать, что все виды осознаваемых состояний на самом деле – репрезентационные состояния и их феноменальное содержание можно свести к их репрезентационному содержанию или объяснить этим содержанием (см. теории, представленные Dretske, 1995; и Туе, 1995).

Это весьма разумный ход. Ведь попытки объяснить феноменологию осознаваемых состояний кажутся безнадежными, а объяснить преднамеренные или репрезентационные свойства гораздо проще. Следовательно, если феноменология не является чем-то«сверх» репрезентации, то ее также можно объяснить. Попытки свести феноменальное к репрезентационному делает и редуктивный материализм, который редуцирует феноменальное к нейропсихологическому. Но как в таком случае репрезентационное взаимодействует с феноменальным? Эта теория утверждает, что осознанные состояния в мозге – это репрезентации, точно так же как слова, напечатанные в книге.

Слова «голубое небо», напечатанные на бумаге, – это репрезентация, хотя они не похожи на то, что они описывают. Краска, которой напечатано слово «голубое», – не голубая, а буквы, напечатанные этой краской, только обозначают голубой цвет. Содержание репрезентации «голубое небо» – это физические объекты или процессы, находящиеся во внешнем материальном мире. Таким образом, реальная, настоящая голубизна возникает благодаря рассеиванию солнечного света в атмосфере: это физический процесс. У нас есть осознаваемое переживание того, что такое «голубое небо», но при этом в нашем мозге нет ничего голубого, точно так же как нет ничего голубого в слове «голубое», напечатанном на этой странице; есть только нейрональная активность в мозге, создающая репрезентацию голубого цвета, существующего в окружающем мире.

Репрезентационалисты должны быть в состоянии подробнее рассказать нам, какой  тип  репрезентаций связан с ощущением боли, восприятием цвета, запаха или зуда. Ни в коем случае не очевидно, что качественное переживание состоит из репрезентаций, и еще менее очевидно, что оно состоит только из репрезентаций.

Репрезентационалисты утверждают, что если мы обратим внимание на процессы восприятия, то обнаружим только репрезентативные особенности, и ничего больше. Если у нас болит спина, в своем осознанном переживании мы обнаружим только то, что связано с  событием, происходящим с нашей спиной.  Мы не обнаружим никаких свойств всвоей психике, отдельных от того, что происходит  здесь и сейчас;  переживание этого не обладает никакими чисто феноменальными свойствами. Таким образом, все его свойства репрезентационны. Но форма такой чисто сенсорной репрезентации отличается от формы наших обычных когнитивных репрезентаций (например, слов).

Репрезентация боли  неконцептуальна –  у нас нет точных слов или понятий, чтобы описать ее характер. Она также не описывается логически: репрезентационное содержание можно выразить не в похожих на предложения символических репрезентациях, а скорее

впохожих на карту графических или пространственных репрезентациях. Репрезентация боли, например, должна быть закодирована в топографической карте тела. «Средствами передвижения» таких репрезентаций в мозге может быть совокупность нейрональной активности в нейронной сети, которая является репрезентацией тела.

Репрезентации состоят, во-первых,из их носителей –  нервной системы в мозге, которая передает и выражает информацию (подобно типографской краске на странице).Во-вторых,они состоят из содержания : боль в спине или внешнее событие, которое они описывают и которое было внешним источником сигналов, активировавших ту или иную репрезентацию. Таким образом, носитель репрезентации находится внутри  головы, но содержание  репрезентации находится вне  головы.

Теперь, если феноменальное содержание соответствует исключительно содержанию репрезентации, из этого следует, что и феноменальное содержание – субъективные качественные «чувства», феноменальный характер переживания – находится вне мозга. Все цвета, которые мы видим, – это реальные физические свойства отражающих свет физических объектов. Если мы видим зрительные стимулы, расположенные вдали, – скажем, гигантскую красную звезду Беттельгейзе в созвездии Ориона или галактику Андромеды в ясном звездном ночном небе, – содержание нашего сознания весьма отдаляется от нашего собственного физического положения в пространстве. Когда астроном видит созвездия в звездном небе, содержание его зрительного сознания, как и все его квалиа, «рассеяно» по всей галактике Млечного пути, на расстоянии многих световых лет от Земли!

Но как же нашему мозгу удается «проецировать» репрезентации вовне, только взглянув в правильном направлении, – как они совершают свой путь обратно, в пространстве и во времени, к звездам, быстрее скорости света? Мы видим звезды, которые находятся за сотни или тысячи световых лет. Это значит, что мы видим отдаленное прошлое этих звезд. Недавно красный гигант Беттельгейзе продемонстрировал признаки превращения в сверхновую звезду – то есть он может взорваться и исчезнуть. К сожалению, мы не можем получить данные о текущем состоянии этой звезды; мы видим лишь то, что было около 600 лет назад, потому что эта звезда находится на расстоянии 600 световых лет от Земли. Вполне вероятно, Беттельгейзе уже нет – возможно, она взорвалась 300 лет назад, – но мы до сих пор видим в ночном небе ярко-краснуюзвезду. Как могут быть квалиа, которые я сейчас вижу здесь, на Земле, когда смотрю на эту звезду, присущи далекой звезде, которой, возможно, уже нет?

Когда же мы рассматриваем события, не имеющие прямой причинно-следственнойсвязи скаким-либовнешними стимулами, возникает другая проблема. Во время сновидений наши чувства и переживания могут радикальным образом отличаться от переживаний в состоянии бодрствования. И даже если сновидение похоже на состояние бодрствования, где находится его содержание? Сторонники экстерналистского репрезентационализма не могут сказать, что феноменальное содержание находится в мозге, ведь они отрицают, что феноменальные переживания могут находиться «внутри» нас. Они даже считают поиск нейрональных механизмов содержания сознания напрасной тратой времени, потому что если их философская теория правильна, это содержание просто нельзя найти в мозге, как и механизмы, которые могут, так или иначе, быть похожими на содержание сознания, находящееся у нас в голове.

Носители репрезентаций, которые находятся в мозге, не имеют ничего общего с содержанием, находящимся вне мозга. И когда я вижу желтый банан, мое зрительное переживание может быть репрезентировано ансамблем нейронов, активированных в зрительной зоне коры моего мозга, но их нейрональная активность ничем не напоминает зрительное переживание, которое я переживаю (желтый цвет, продолговатая форма). Этот переживание зависит только от внешнего физического объекта – банана. Особенности нейрональной активности как таковой, если они изолированы от ее причинных связей с физическими объектами, никак не могут объяснить,  почему  активируется носитель репрезентации бананов, а не, скажем, яблок или ягод черники.

Только внешние отношения (причинные и намеренные) с  реальными  бананами вызывают активацию определенных нейронов, носителями репрезентации бананов. Чтобы быть носителем репрезентации бананов, группа нейронов в мозге должна быть выборочно активирована информацией, поступающей от реальных физических объектов (бананов). И наоборот, репрезентацией бананов является лишь та нейрональная активность, которая возникает в том, и только в том случае, если бананы, которые мы видим, отправляют сигналы к органам чувств.

Таким образом, репрезентационалистский подход относится к феноменальному сознанию серьезно и не пытается его устранить. Но считая феноменальное идентичным содержанию репрезентаций, в итоге он изгоняет содержание феноменального сознания из человеческого разума во внешний материальный мир. Это значит, что квалиа – это не зависящие от разума физические свойства материальных объектов во внешнем мире. Наш мозг осознает эти квалиа, создавая их репрезентации посредством паттернов активации нейронов. Поэтому, изучая мозг, невозможно узнать ничего нового о качественных свойствах осознаваемого переживания.

К сожалению (для репрезентационалистов), практические нейробиологи, похоже, не принимают теорию репрезентационализма или не понимают ее смысла и продолжают попытки раскрыть тайну феноменального сознания, исследуя мозг с помощью экспериментов НКС, – совершенно тщетные попытки с точки зрения репрезентационалиста.

Кроме того, идея, что цвета и другие феноменальные свойства – это физические свойства, находящиеся вне мозга, напрямую противоречит постулатам физики о внешнем мире. В конце концов, если мы что-тои знаем о физических объектах и электромагнитном излучении, то это лишь то, что у них нет никаких  качественных цветов, которые видит наш глаз. И если мы вообщечто-тознаем опричинно-следственномпорядке восприятия, это лишь то, что сначала сигналы от внешних физических стимулов поступают к органам чувств, а затем активируются те или иные участки мозга.

Только на последней стадии, в мозге, возникают те или иные качественные переживания цвета, – как же тогда их можно «вынести» назад из мозга и снова вернуть физическим объектам, которые первоначально отправили физические сигналы нашим органам чувтвв? Когда я вижу звездное небо, свет от звезд попадает на сетчатку моих глаз и активирует зрительную зону коры моего мозга; как красный цвет звезды Беттельгейзе мгновенно переносится из моего маленького мозга к гигантской звезде, находящейся на расстоянии многих световых лет от него? Как феноменальное содержание может там  находиться , чтобы я мог увидеть его сквозь галактический вакуум времени и пространства? Репрезентационализм не решает ни одной из загадок сознания.

Нейрофеноменология (Варела, Лутц, Томпсон, Нoе)

Нейрофеноменологический подход к сознанию основан, что совершенно не удивительно, на философской школе, которая называется феноменологической. Ее основатели – Франц Брентано (1838–1917)и его студент Эдмунд Гуссерль (1859– 1938), современники Вундта, еще одного представителя классического интроспекционизма. Однако философская феноменология отклонила интроспекцию как метод исследования разума. Психология Брентано была эмпирической, в минимальном смысле, поскольку была основана на субъективном переживании. Но она была очень далека от экспериментального подхода Вундта. Брентано и Гуссерль полагали, что опыт нужно исследовать просто с философской точки зрения, из первых рук, и прежде всего посредством логического анализа структуры опыта. Гуссерль, фактически, вообще отрицал подход естественных наук, считая его философски наивным. Следовательно, феноменология дистанцировалась от научной психологии и позиционировала себя как независимый философский подход.

В90-хгодах Франсиско Варела(1946–2011),нейробиолог, проявлявший большой интерес к феноменологии, ввел термин «нейрофеноменология». Варела не был сторонником философской ортодоксальности Гуссерля (есть целая армия философов, которые этим занимаются). Он хотел использовать феноменологию как источник вдохновения для нейробиологических исследований сознания. По его мнению, этой философской школе удалось совершить важные открытия в сфере характера и структуры опыта. Вкакой-томомент Варела признал, что, возможно, само понятие «нейрофеноменология» заставило бы Гуссерля перевернуться в гробу (Варела, 1999, p. 273)!

Гуссерль считал возможность создавать намерение уникальным качеством разума.

Втаком философском контексте понятие «намеренное» относится к направленности психических состояний на что-то,лежащее за его пределами. Следующая идея феноменологии состоит в том, что всем психическим состояниям, включая сознание, присуща особая структура: психические состояния содержат ментальный акт, который направлен на тот или иной объект. Эта структура сознания имеет два полюса: акт и объект . При наличии любого сознательного переживания акт (осознание) должен выйти за пределы самого себя ккаким-то(так называемым намеренным) объектам. Эта знаменитая феноменологическая идея фундаментальной структуры сознания также лежит в основе нейрофеноменологии.

Прежде чем создать нейрофеноменологию, Варела предложил идею «воплощенного познания» (embodied cognition). Она стала довольно популярной и заключается в том, что разум возникает не на абстрактном ментальном уровне (уровне вычислений или чистого познания), но обязательно воплощен в биологическом, движущемся, действующем теле. Воплощенность – фундаментальное свойство также и нашего сознания, ведь мы субъективно переживаем очень глубокую связь с самими собой – мы переживаем собственную воплощенность и активность в мире, а не являемся изолированным картезианским разумом, состоящим из чистой мысли. Тесные отношения опыта и телесной самости лежат в самой основе сознания.

Внейрофеноменологии самая фундаментальная форма сознания называется (вслед за феноменологической традицией) «предрефлексивным самосознанием»; переживания, которые я испытываю, –  мои , есть «Я», которое переживает опыт; поэтому опыт обязательно относится к человеку, ко мне, – этот опыт относится к «Я»; и это «Я», к которому он относится, и есть воплощенная самость. Предрефлексивное самосознание, таким образом,

 этой примитивной формы самосознания не может быть никакого сознания (Gallagher & Zahavi, 2008; Lutz & Thompson, 2003).

Здесь нейрофеноменология заимствует идеи другого известного представителя феноменологии, Мориса Мерло-Понти(1908–1961),который подчеркивал воплощенную природу намерения. Мыслящий субъект – это физический живой организм, находящийся

вокружающей среде, обладающий предрефлексивной воплощенной намеренностью. Утверждение о наличии воплощенности на каждом уровне сознания приводит к намеренному взгляду на сознание, согласно которому сознание находится не в мозге, но

вфизическом взаимодействии между организмом и миром. Эту идею также разделяет сенсомоторная теория О'Ригана и Ное, о которой мы уже говорили. Обе теории, в конечном счете, ведут к отрицанию важности исследований сознания в нейронауке и к поиску НКС

вмозге (нейрональный механизм, который создает необходимые и достаточные основания для осознаваемого переживания):

Процессы, необходимые для того, чтобы сознание могло заполнить свободное место между мозгом, миром и телом, вместо того, чтобы ограничить его нейрональными событиями в голове...

В огромной степени сознание зависит от способа, которым динамика мозга встроена в соматический и экологический контекст жизни животного, и поэтому не может быть такого явления, как минимальные внутренние нейрональные корреляты, свойства которых достаточны для того, чтобы создавать осознаваемое переживание (Thompson & Varela, 2001, p. 422, 425).

Теория «воплощенного сознания» также не дает четких ответов на вопрос о том, где именно находится сознание. Она предлагает лишь туманную идею о каких-тосложных, встроенных друг в друга системах мозга, тела и окружающей среды. В лучшем случае эта система неточна, а в худшем – очень запутанна. Нейрофеноменологи (вслед за традиционными феноменологами) руководствуются странной идеей о том, что невозможно выяснить, где расположены друг относительно друга мозг, тело и окружающая среда: внутри или вовне (Thompson & Varela, 2001). Остается загадкой, как эта намеренно созданная путаница в пространственном расположении – и не только сознания, но и мозга, тела и окружающей среды – может стать основанием для объяснительной теории сознания.

Возможно, объяснительная теория сознания не является целью нейрофеноменологии: по крайней мере, традиционная феноменология вообще отвергает структуру науки, считая ее наивной, и пытается выйти за ее рамки. Возможно, нейрофеноменология также стремится выйти за рамки эмпирической науки о сознании и поэтому не утруждает себя тем, чтобы критиковать наивных нейробиологов, которые напрасно пытаются найти и объяснить сознание в рамках философски неадекватной структуры естественных наук.

Как бы там ни было, теория воплощенного сознания, кажется, путает внутренние пространственные отношения и расположение  внутри  феноменального сознания с пространственными отношениями и расположением внешних физических аналогов феноменального содержания. Ное и Томпсон (2004) утверждают, что зрительное переживание представляет нам то, как расположены объекты относительно нас самих  и относительно наших возможных передвижений в окружающем мире. Это утверждение ясно показывает, что сторонники этой теории полагают (очевидно, вслед за МерлоПонти), что некое физическое самосознание пронизывает сознание на каждом уровне. Следовательно, считают они, нейрональная система в мозге не может содержать в себе подобного репрезентативного содержания – это может делать лишь тот, кто воспринимает объекты, и делает это намеренно. Отсюда делается вывод о том, что сознание просто не может находиться в мозге.

Теоретики воплощенного сознания, вероятно, не смогли оценить тот факт, что физическая самость, относительно которой другое содержание сознания представлено в субъективном переживании, это  не физический организм  как таковой, но только феноменальный образ тела в сознании. Подход воплощенного сознания безосновательно отождествляет физический, биологический организм с феноменальным образом тела. Последний возникает в мозге, тогда как первый (по большей части) существует вне мозга. Воплощенность, которую мы непосредственно ощущаем в своем переживании, – это воплощенность, основанная на феноменальном образе тела.

Мы не можем непосредственно ощущать физический организм, формирующий наше собственное биологическое тело, точно так же как не можем непосредственно воспринимать отдаленные физические объекты. Наш мозг создает осознаваемый образ на основании доступной информации о стимуле, а затем мы относимся к этому образу так, будто это сам отдаленный физический объект. Отношения между нашим переживанием феноменальной воплощенности и нашим физическим организмом, состоящим из плоти и крови, могут быть только косвенными, как со всей яркостью иллюстрируют случаи физических иллюзий и галлюцинаций (фантомные конечности, соматопарафрения, сновидения). Как мы уже говорили, когда обсуждали сенсомоторную теорию, эмпирические данные, полученные в ходе исследования сновидений, показывают, что  какая-то  система, строго ограниченная мозгом, действительно  представляет нам события, где перцептивные объекты связаны с нами точно так же, как в осознаваемом зрительном восприятии!

Если отложить в сторону проблемы, связанные с переживаниями в сновидениях, нейрофеноменология одобряет субъективные самоотчеты в эмпирических исследованиях сознания. Испытуемые, обученные методу самоотчета, должны участвовать в исследованиях науки о сознании, как это делали люди, обученные интроспекции в лабораториях Вундта и Титченера. Такое обучение очень важно – в этом Варела согласен со сторонниками интроспекции:

Дать хороший отчет о том, что мы переживаем, – дело непростое. Если попросить дать такой отчет нормальных испытуемых (привести их в лабораторию и спросить, какие эмоции они испытывают), они вряд ли смогут ответить. Человеку не дано быть экспертом собственного переживания; сам факт наличия переживания не дает достаточной квалификации для того, чтобы сделать хороший отчет о нем, точно так же как прогулка в саду не делает вас садовником или ботаником. Для этого нужно специальное обучение (Varela, 2006, p. 225).

Но методы «самоотчета», которые имеет в виду Варела, отличаются от классической интроспекции: «Нужно ввести новую методологию “самоотчетов”, которая была бы лучше нынешней, это могло бы привести к социологической революции в науке» ( Varela, 2006, p. 225).

Новая методология «самоотчетов» не должна быть продолжением классической интроспекции или основываться на теориях современной психологической науки. Скорее, она должна исходить из восточных и буддийских традиций созерцания, считает Варела. В этих традициях люди тысячи лет учились наблюдать за собственным сознанием, и делали это с таким мастерством, которое превосходит все, чего достигла психологическая наука на Западе.

Поэтому нейрофеноменологическая программа исследований предполагает маловероятный союз (или, возможно, кратковременный альянс) множества разных подходов, которые, кажется, возникли на разных планетах: прежде всего, это концептуальная философия Гуссерля, появившаяся в начале XX века и порой граничащая с неясным и антинаучным; теория воплощенного и намеренного разума Мерло-Понти;современная нейронаука и томография мозга ; древняя буддийская практика созерцания, медитации и отрешенного наблюдения за собственными состояниями сознания. Из этого чрезвычайно эклектичного – и в некотором отношении сбивающего с толку «коктейля» – возник данный философский подход к разуму, познанию и сознанию.

Несмотря на свою теоретическую неясность, нейрофеноменологический подход способствовал развитию эмпирической науки о сознании. Он предложил новые и важные направления исследований в науке о сознании и привлек внимание к таким темам, как физическое сознание и активность, а также стал исследовать измененные состояния сознания, которых способны достичь только опытные мастера медитации и буддийские монахи.

Рефлексивный монизм (Велманс)

Разум (или мозг) продуцирует качественные особенности нашего переживания. Однако мы воспринимаем эти качества так, как будто они находятся не в разуме или в мозге, а во внешнем мире: боль и щекотка – у нас в теле, цвет – это свойство удаленных от нас внешних объектов. Как все эти качества там оказываются? Должна существовать некая  проекция , которая переносит качества от их первоисточника (разума/мозга) туда, где мы их воспринимаем (на внешние объекты). То есть результаты сенсорной обработки в мозгекаким-тообразом проецируются обратно – из мозга во внешний мир.

Макс Велманс, профессор психологии из Лондона, предложил теорию сознания, основанную на этой идее. Он задался целью выяснить местоположение сознания: «Чтобы понять,  каков  тот или иной объект, полезно в самом начале знать, где  он находится, чтобы можно было указать на него... Но куда мы указываем, когда указываем на сознание?» (Velmans, 1996, p. 183). Велманс утверждает: чтобы выяснить, где находится сознание, нужно обратиться к его фактической феноменологии. Например, если вы загнали занозу в палец, вам станет больно: «Мы чувствуем боль в пальце. Если мы хотим указать на боль, нам нужно указать на то место, где находится заноза» (p. 184). Велманс считает, что переживание находится там, где мы его переживаем, и нет никакого другого или вторичного переживания боли в мозге илигде-тоеще. Велманс согласен, что информация о боли в пальце закодирована в ментальной модели, реализуемой состоянием мозга, но эта ментальная модель не идентична опыту.

Он считает, что проблема заключается в следующем. Если нейрональные механизмы боли и ее корреляты находятся в мозге,  каким образом ощущение боли оказывается в пальце?  Велманс утверждает, что здесь происходит психологический процесс «перцептивной проекции», который и приводит к возникновению осознаваемого переживания. Переживание «проецируется» в том смысле, что, с точки зрения испытуемого, он находится в феноменальном пространстве вне мозга, а не в области нейрональных причин его возникновения или его коррелятов. Однако эту проекцию не следует рассматривать как механизм, который действительночто-токуда-то«передает».

Остается неясным, что означает основное понятие его теории, «перцептивная проекция». Оно указывает не на физический, а на  психологический  процесс, объясняет Велманс, и при этом добавляет, что «психологические процессы могут, отчасти, быть  и физическими процессами» (Velmans, 1996, p. 194). Нечеткие границы между физическим и психологическим в этой теории возникают вследствие той идеи, что, фактически, физическая позиция, «третья» позиция по отношению к миру, и психологическая, «первая», позиция тесно взаимосвязаны и их нельзя отделить друг от друга. Велманс считает, что «первая» и «третья» позиции дополняют друг друга:

Я бы сказал, что, грубо говоря, эта ситуация напоминает то, что происходит в квантовой механике. Здесь, если мы пытаемся дать полное описание, например, электрона, способ описания электрона будет зависеть от позиции наблюдателя: с одной стороны наблюдения электрон похож на волну, а с другой – на частицу. Я думаю, что здесь есть прямая аналогия с тем, что происходит с осознаваемым переживанием и его нейрональными коррелятами в мозге (Velmans, 2006, p. 240).

Название теории Велманса, рефлексивный монизм, происходит из той идеи, что, возможно, весь материальный мир ведет своего рода «двойную жизнь»: субъективная и объективная точки зрения сливаются воедино. В человеческом сознании субъективная точка зрения эволюционировала до такого высокого уровня, что сознание из первой позиции может переживать и обдумывать всю объективную физическую вселенную, в то же время будучи единым с (крошечной частью) физической вселенной. Таким образом, в человеческом сознании физическая вселенная размышляет о самой себе посредством своей двойственной природы. Внутри нас вселенная рефлексивно осознает саму себя!

Местонахождение сознания, однако, также представляет для этой теории серьезную проблему. Велманс отрицает, что есть  какая-либо разумная необходимость , в силу которой сфера феноменального переживания находилась бы внутри  мозга. Он считает, что лишь основные причины и прямые корреляты осознанной феноменальности находятся в мозге, а субъективных эффектов – самого  сознания – в нем нет. Он говорит, что «вполне можно прийти к выводу... что хотя «кодирование мира» с помощью нейрональных механизмов происходит в мозге, феноменальный мир находится вне мозга» (Velmans, 2003, p. 429).

Но ведь можно вызвать ощущения, непосредственно стимулируя мозг! Разве это не доказывает, что ощущения имеют место именно в мозге? Велманс (2009, p. 162), отрицает, что исследования в сфере стимуляции мозга могут это подтвердить: «Наука  не нашла  доказательств того, что тактильные ощущения возникают в мозге. Прямая стимуляция соматосенсорной коры с помощью микроэлектродов вызывает тактильные ощущения,

которые  субъективно находятся в других участках тела. Именно такую картину описывает рефлексивная модель».

Велманс (2009) отклоняет идею о том, что феноменальный мир расположен в мозге, ведь это привело бы нас к выводу о том, что реальный мир (в том числе и реальный физический череп, внутри которого находится мозг) должен находиться где-тоза рамками мира, который мы переживаем. Для него это слишком. Все же, как мы увидим ниже, теории виртуальной реальности сознания готовы принять радикальные последствия, следующие из гипотезы о том, что сознание находится внутри мозга.

Велманс не отвечает на вопрос о том,  где  в мире – таком, как его описывает физика, – находится сфера феноменального переживания, если она находится не  в мозге. Рефлексивный монизм не приходит ни к каким окончательным выводам. Следующая теория предлагает больше определенности в этом вопросе: она считает, что все  наши переживания находятся в мозге, в самом буквальном смысле.

Теория виртуальной реальности (Метцингер, Легар)

Обычно философским теориям сознания очень трудно разрешить парадокс местоположения сознания: нам  кажется , что наше переживание происходит в реальном мире , в материальном мире, который находится вне нашего тела. Зрительные качества объектов, которые мы видим, расположены вовне, не здесь , а там , на поверхности внешних объектов. Нам кажется, что наше тело находится в центре этого мира и непосредственно взаимодействует с физическими объектами мира. Одно можно сказать наверняка: нам уж точно  не кажется , что наши переживания происходят внутри  нашего мозга!

Многие из описанных выше теорий воспринимают кажущуюся экстернализацию сознания буквально: каким-тообразом сознание, или его качественное содержание, действительно находится там , где нам кажется , а не здесь , в нашем мозге. Эта позиция соответствуетнаивно-реалистичнойконцепции мира. Но, возможно, наука о сознании скоро покажет, что эта наивная концепция основана на старой и притягательной иллюзии, как и идея, что солнце «встает», «движется» по небу, над неподвижной землей, на которой мы стоим, а потом «садится». Все это кажется очевидным, но в случае с солнцем мы точно знаем, что восприятие нас обманывает.

Некоторые теории пытаются развеять еще более серьезную иллюзию, касающуюся расположения нашего собственного сознания. Она называется  иллюзией  « за рамками мозга », или иллюзией « бытия в мире » (Revonsuo, 1995, 2006). Нам кажется, что мы находимся не внутри своего мозга, а в знакомом материальном мире реальных объектов, который нас окружает, хотя на самом деле это просто уловка нашего мозга.

Мы постоянно находимся под действием  иллюзии  « бытия в мире », но ужасная правда состоит в том, что мы вообще  не имеем непосредственного контакта с внешним материальным миром. Мы контактируем только с внутренним феноменальным миром: в мозге есть отдельная виртуальная реальность!

В предисловии к своей книге « Мир у нас в голове » ( The world in your head ) Стив Легар (2003), исследователь сознания, развивающий в своей теории подход гештальт-психологии, описывает, как он сам внезапно лишился этой иллюзии. Он попытался выяснить, как воспринятый зрительный объект может быть и первоисточником физической стимуляции в материальном мире, и в то же время образом, феноменальным объектом восприятия, который, кажется, находится на своем месте в окружающем мире:

Я знал, что без коры своего мозга не могу вообще ничего увидеть, и поэтому, в некотором смысле, этот образ окружающего мира, так или иначе, создан в коре моего мозга, но, находясь в коре моего мозга, он в то же время находится во внешнем мире. Казалось, что окружающий мир имеет двойственную природу: это и реальный мир, и перцептивный мир, и два этих мира накладываются друг на друга. Возник любопытный парадокс: меня захватила идея восприятия, которой я, казалось, не мог понять, ведь как мир восприятия может «выйти» из моей головы и появиться в окружающем мире? И в один прекрасный день новая догадка поразила меня как удар молнии, в форме яркого образа в моем воображении.

Внезапно перед своим внутренним взором я увидел, что мир, который я вижу вокруг, в том числе и образ меня самого, сидящего на стуле, – это образ, возникший у меня в голове, и поэтому он не может находиться вне моей головы. Другими словами, за рамками стен, пола и потолка комнаты, которую я видел вокруг, есть еще и внутренняя поверхность моего истинного физического черепа, а вовне этого черепа находится внешний мир; мир, который я вижу и переживаю, – просто миниатюрная точная копия виртуальной реальности. Я увидел, что мозг способен создавать яркие трехмерные образы пространства внешнего мира, например того, что я сейчас вижу вокруг. На следующий день после своего великого открытия интроспекции я пошел в школу и попытался рассказать о нем товарищам, но обнаружил, что никто не может понять, о чем, черт возьми, я говорю.

Идея о существовании бесконечного внешнего мира, сказали они, это какойто абсурд (Легар, 2003).

Это открытие было совершенно потрясающим для Легара (и абсурдным для его товарищей), но идея мира у нас голове стара как мир и в философии, и в психологии. В той или иной форме ее высказывали Иммануил Кант, Бертран Рассел и гештальт-психологи.В философии эту теорию сознания можно классифицировать как интерналистскую  теорию сознания, основанную на теории косвенного воприятия:  когда мы воспринимаем мир, на самом деле мы вступаем в контакт не с внешними физическими объектами самими по себе, а только с их феноменальными репрезентациями или образами, созданными в виртуальной реальности мозга: в сознании.

Немецкий философ Томас Метцингер предложил еще одну философскую теорию сознания, основанную на идее о том, что в мозге существует отдельная виртуальная реальность: «Я считаю, что феноменальное переживание “от первого лица” и возникновение осознающего “селф” являются сложными формами виртуальной реальности» (Metzinger, 2009, p. 106).

Теория само-моделированиясубъективности(self-modelsubjectivity) Метцингера состоит примерно в следующем: осознающий мозг как бы «сверлит» феноменальный туннель в физической реальности. Феноменальное переживание в этом феноменальном туннеле, возникающем в мозге, – это чрезвычайно избирательное и узкое отражение фактической физической реальности, лежащей вне нас. Наши органы чувств воспринимают только крошечную долю физической информации, которая нас постоянно бомбардирует, и наш мозг может репрезентировать феноменально лишькакую-тоее часть. Однако феноменальное переживание создает в туннеле единую модель мира. Кроме того, в центр модели он помещает внутренний образ нас самих, феноменальную модель нашей личности:

Когда модель нашей личности оказывается внутри модели мира, возникает центр. Этот центр – то, что мы переживаем как самих себя, как свое Эго. Так возникает то, что философы называют «первой позицией»...

Всю свою жизнь мы живем в туннеле «Эго» (Metzinger, 2009, p. 7).

Обычно у нас нет ни малейшего представления о том, что мы постоянно находимся в туннеле «эго» нашего мозга, потому что нам кажется, что мы живем в мире, а не в мозге, и уж точно не в каком-то«туннеле». Однако наше беззаботное невежество по поводу истинного положения вещей – тоже часть сценария. Метцингер пишет (2009, p. 10): «Очевидное переживание того, что мы не находимся в туннеле, ощущение тесной и прямой связи с внешней реальностью является одной из самых замечательных особенностей человеческого сознания».

Почему мы не осознаем, что живем в туннеле «Эго»? Отчасти вследствие самой природы феноменальных репрезентаций: они  прозрачны.  Прозрачность репрезентации означает, что она в точности похожа на вещь, которую репрезентирует (или, по крайней мере, похожа на то, какой мы считаем  эту вещь). Таким образом, мы путаем феноменальные репрезентации (виртуальные объекты в мозге) с реальными физическими объектами, находящимися вне мозга. На самом деле мы не видим реальных физических объектов такими, какие они есть: в противном случае они казались бы нам просто бесцветными облаками элементарных физических частиц и полей, отражающих электромагнитную энергию, которую воспринимают наши органы чувств.

Мы видим только феноменальные образы объектов – но эти образы прозрачны для нас, мы смотрим прямо сквозь них, словно через окно, и верим, что видим сами объекты, а не образы, созданные нашим собственным мозгом. Но все еще хуже: наша собственная личность – тоже лишь один из феноменальных образов, созданных мозгом и помещенных вцентр модели мира. Конечно, мы воспринимаем этот феноменальный образ, вмещающий

всебя наши физические ощущения, зрительный образ нашего тела и наши мысли, как свою реальную личность, как неизменный и целостный субъект. Как же мы, ошибаемся, несчастные!

Мозг похож на тренажер для пилотов, на «модель» самолета. У нас возникает иллюзия, что мы – пилоты, управляющие этим самолетом. У нас возникает сложный внутренний образ себя, внутри нашего собственного внутреннего тренажера. Этот образ прозрачен, и поэтому система не считает его образом... «Пилот» находится в виртуальной реальности, но никак не может обнаружить этот факт. Пилот – это наше Эго. Тренажер для пилотов создает туннель «Эго», но при этом оказывается полностью им поглощен

(Metzinger, 2009, p. 108).

Другая часть объяснения (того, почему мы не понимаем, что находимся в туннеле «Эго» мозга) имеет эволюционные основания. Чтобы обладающее сознанием животное могло выжить в мире, его мозгу нужна только система навигации на «тренажере мира», которая будет сообщать ему о том, где и когда возникают опасности или возможности, а затем станет соответственно управлять его поведением, побуждая приближаться или отдаляться. Так что нам совершенно не нужно знать, что, встретив медведя в лесу,  на самом деле  мы видим только феноменальный образ медведя, возникший в феноменальной навигационной системе мозга, в сочетании с нашей моделью себя, с эмоциональным переживанием страха и непреодолимым желанием как можно быстрее убраться из этого места.

Нет, мы видим медведя как совершенно реальное, опасное живое существо, нам становится страшно, и страх тут же побуждает нас к избегающему поведению. Мозг не собирается сообщать нам, что на самом деле мы реагируем на феноменальную  модель  медведя, – такая информация была бы напрасной тратой времени и ресурсов. Ему проще держать нас в неведении обо всей этой нейрональной (и феноменальной) механике, незаметно работающей за сценой нашего якобы непосредственного восприятия.

Подход виртуальной реальности с легкостью объясняет галлюцинации, сновидения и другие измененные состояния сознания, не связанные с внешней реальностью. Фактически такие диссоциации между реальным миром и феноменальным миром являются решающим эмпирическим доказательством: они показывают, что  действительно  существует внутренний феноменальный мир, не зависящий от стимулов внешнего мира, ведь иногда наши переживания никак не связаны с внешними стимулами (Revonsuo, 2006).

Однако эта теория довольно сложна для понимания: ее постулаты настолько противоречат нашему наивному восприятию самих себя и мира, что многие считают ее совершенно невероятной. Нужно ли нам поверить, что мы не настоящие люди, а только нейробиологические модели или феноменальные «аватары», пойманные в ловушку собственного мозга, навсегда заточенные в вымышленной стране виртуальной реальности? Если это так, то все объекты и люди, все, что мы видим и слышим, к чему прикасаемся, – просто феноменальные образы, «аватары» внутри нашего мозга, даже если где-тоза этими образами естькакой-тореальный, но неизвестный нам физический объект, воздействующий на наши органы чувств.

Всякий раз, когда мы спим и видим сны, мы оказываемся одинокими и изолированными в мире собственного мозга, даже если во сне нам кажется, что мы живем в реальном в мире и взаимодействуем с другими людьми. «Аватары» в сновидениях точно такие же, как и перцептивные «аватары», которые мы видим в состоянии бодрствования; единственная разница – за «аватарами» в сновидениях не стоят никакие внешние агенты, которые бы ими управляли, ими руководит только нейрональная механика нашего собственного мозга, запрограммированного создавать «аватары» даже во сне.

Кажется, нам придется выбирать между двумя абсолютно невероятными альтернативами: либо сознание «сбегает» из мозга и каким-точудесным образом проецируется вовне, либо оно накладывается на реальный материальный мир (как в теории Велманса), тем самым позволяя нам входить в непосредственный контакт с реальными внешними объектами и другими людьми. Первая альтернатива неприемлема, ведь нам не известно ничего, что было бы похоже на сверхъестественный феномен, который мог бы действительно «сбежать» из мозга, когда мы осознанно воспринимаем окружающий мир, получая сенсорную информацию извне. У феноменального переживания просто нет никаких физических «дорожек», по которым он мог бы «сбежать» из мозга (по крайней мере, науке они неизвестны).

Таким образом, можно утверждать, что сознание  наверняка  находится внутри мозга. Оглянитесь вокруг и исследуйте свое феноменальное переживание (в состоянии бодрствования или во сне): то, что мы видим – это не физический мир как таковой, это мир, созданный внутри нашего мозга! Невероятно! Безумно? А что, если это так и есть?

Выводы

Теории сознания, предложенные современными философами, мягко говоря,  очень  разнообразны. Они отражают широкое (должен ли я сказать дикое?) разнообразие философских идей, и эти идеи борются друг с другом в рамках современной философии сознания. Мы исследовали некоторые из ведущих философских теорий сознания; модель множественных проектов Деннетта, сенсомоторную теорию О'Ригана и Ное, биологический натурализм Сирла, натуралистический дуализм и панпсихизм Чалмерса, теории более высокого порядка (НОТ), экстерналистский репрезентационализм, нейрофеноменологию Варелы, рефлексивный монизм Велманса и, наконец, теории виртуальной реальности Метцингера и Легара.

Если рассматривать сильные и слабые стороны этих теорий, то становится очевидным, что философские проблемы сознания еще далеко не решены. Сильная сторона бихевиористских или элиминативных подходов (модель множественных проектов; сенсомоторная теория) в том, что они предлагают избавление от «трудной проблемы», но их слабая сторона – в том, что они отрицают существование феноменального сознания

иквалиа – тех самых феноменов, которые они, как предполагается, должны объяснять! Отрицать феноменальное сознание – все равно что отрицать свое собственное субъективное существование: это очень неудачный ход для теории сознания, и это очевидно.

Сильные стороны экстерналистских подходов (экстерналистский репрезентационализм; нейрофеноменология; рефлексивный монизм) состоят в том, что им не приходится объяснять, как квалиа возникает из процессов в мозге или где в мозге находится содержание феноменального сознания, потому что они утверждают, что содержание сознания находится не в мозге, а в окружающем мире. Их слабые стороны – в том, что качественное содержание сознания невозможно найти во внешнем мире, и при этом нет никакого физического механизма, который мог бы проецировать феноменальные качества, которые мы переживаем, из мозга обратно в окружающий мир и накладывать их на внешние объекты. Так что для них остается тайной, как возникают феноменальные свойства мира, где они находятся и как они там оказываются.

Сильные стороны теорий виртуальной реальности (Метцингер, Легар) состоят в том, что они могут объяснить внутреннее переживание – и связанный с внешними стимулами,

инезависимый от них – действием одного и того же механизма: виртуальной реальности в мозге. Их слабые стороны – в том, что им приходится иметь дело с объяснительным разрывом (как нейрональные импульсы создают феноменологию) и с недоверием всех тех, кто отказывается верить, что мы – не биологические организмы, непосредственно существующие в материальном мире, а некие феноменальные нейробиологические модели

– «аватары» биологических организмов, созданные мозгом и живущие в модели мира, существующей лишь в нашем мозге, но неспособные избавиться от иллюзии «бытия в мире».

Где-тотам, глубоко под ногами и выше неба, есть настоящий мозг, настоящий череп и непроницаемо темный материальный мир, в котором перемещается гигантский биологический организм, с которым мы путаем себя. Наш феноменальный мир – просто нейрофеноменальная система навигации, которая ведет этот гигантский организм через темный материальный мир; мы сами, всегда находящиеся в центре своей модели мира, – всего лишь виртуальные пилоты этой системы навигации. Так что теорию виртуальной реальности нетак-толегко принять, ведь она подразумевает, что мы живем в грандиозной иллюзии, подобной « Матрице », –  неприятная правда, если правда вообще существует!

Различные философские подходы не могут прийти к согласию в вопросе о том, какова природа сознания, или о том, где оно находится (внутри мозга или во внешнем мире). В отличие от эмпирической науки в философии не следует надеяться, что авторы разных подходов когда-нибудьнайдут общий язык и создадут общепринятую и общую теорию. Задача философов – исследовать и аргументировать радикально различные мировоззрения, выяснять, как далеко каждый метафизический ход мыслей может нас привести, если его последовательно развивать. Иногда их размышления уводят нас довольно далеко от эмпирической реальности или, по крайней мере, от того, что можно назвать эмпирически вероятным или поддающимся проверке.

Однако ученым-эмпирикамполезно знать о различных философских альтернативах, ведь каждая эмпирическая теория обязательно связана с теми или иными неявными философскими основаниями. В истории психологии сторонники интроспекции, гештальтпсихологи и бихевиористы следуют не только разным эмпирическим подходам к сознанию, но и, возможно прежде всего, разным философским представлениям о том, что такое наука, что такое разум и какие методы являются научными. Общий эмпирический подход, который тот или иной ученый применяет к сознанию, основан на его предшествующих философских предпочтениях или интуитивных гипотезах о природе науки и сознания, осознает он эти предпочтения или нет.

Зная о различных философских альтернативах, можно легче понять и аргументировать свои собственные фундаментальные метафизические взгляды или отклонить те идеи, которые кажутся нам эмпирически неправдоподобными (или просто безумными), а затем связать философскую теорию, которая кажется нам наиболее обоснованной, с соответствующим эмпирическим подходом к сознанию.

В следующей главе мы обратимся к теориям, которые основаны на эмпирических данных – но при этом также имеют некоторые философские основания.

 Глава 11 Эмпирические теории сознания

Обзор современных эмпирических теорий сознания Анализ: основные разногласия теорий сознания Выводы Вопросы для обсуждения

Обзор современных эмпирических теорий сознания

Теория глобального рабочего пространства (Баарс)

Бернард Баарс – когнитивный психолог, он играет заметную роль в современных исследованиях сознания. Его новаторская книга «Когнитивная теория сознания» (A cognitive theory of consciousness) вышла в свет еще в 1988 году, в то время, когда эмпирические теории сознания были немногочисленными и не привлекали к себе особого внимания. Также Баарс является соучредителем ведущего профессионального научного журнала, посвященного науке о сознании,Consciousness and Cognition (Сознание и познание), созданного в 1991 году.

Теория глобального рабочего пространства (ТГП) (GWT – global workspace theory) основана на общепринятом в когнитивных науках представлении, которое было очень популярно в 80-хгодах, когда эта теория возникла. Когнитивисты считают, что наш разум

– это система обработки информации, которую можно разделить на два разных типа архитектуры (processing architectures). Архитектура первого типа состоит из множества отдельных когнитивных модулей, которые анализируют входящую сенсорную информацию, а архитектура второго типа – из общей центральной системы, в которую входят когнитивные функции более высокого порядка (рис. 11.1).

Модуль – это механизм обработки, который специализируется на обработке только одного определенного типа информации, скажем, на распознавании знакомых лиц или устной речи. Только соответствующий тип информации может быть воспринят модулем как входящая информация. Когда этот тип информации доступен, модуль обрабатывает ее быстро, автоматически, отдельно или в изоляции от других модулей, без волевых усилий и без осознания. Модуль создает информацию, которая может получить доступ к сознанию, скажем, информацию о том, что это лицо знакомо, или дает интерпретацию о значениикакого-тослова. Словосочетание «модульность разума» (Fodor, 1983) говорит о том, что всюсенсорно-перцептивнуюинформацию сначала анализируют соответствующие модули, наш разум содержит сотни таких механизмов обработки, и каждый из них специализируется только наодном-единственномтипе информации, наодном-единственномтипе функций.

Рис. 11.1. Глобальное рабочее пространство (Global workspace)

В теории Баарса сознание напоминает широкую сеть связей между специализированными, неосознаваемыми модулями обработки, конкурирующими за доступ к глобальному рабочему пространству. Сообщение, которое побеждает в этой конкуренции

ираспространяется по всему рабочему пространству, формирует текущее содержание сознания

Традиционная когнитивная теория концентрировалась на описании модульной структуры разума, но ничего не говорила о сознании. ТГП пытается описать способ, с помощью которого информация, сначала обработанная модулями, в итоге входит в единую центральную систему сознания. Глобальное рабочее пространство – это когнитивная архитектура, в которую разные модули отправляют результаты обработки. Каждый модуль посылает в эту обширную сеть свои результаты, и в этой сети результаты обработки разных модулей свободно взаимодействуют, хотя сами модули изолированы друг от друга. Таким образом, результаты модулей можно назвать сообщениями, отправленными в сеть.

Здесь сообщения начинают конкурировать друг с другом за «глобальный доступ», то есть за доминирующее положение в сети. Сообщение, победившее в этой конкуренции, «передается в эфир» и тем самым формирует мгновенное содержание сознания. У сообщений, которые побеждают в конкуренции, должна быть некоторая минимальная продолжительность – как минимум 50–250миллисекунд. Если сообщение «передается в эфир» в течение меньшего времени, оно не успевает распространиться по всему рабочему пространству и поэтому исчезает, не успевая дойти до сознания. Сообщения, которые побеждают в конкуренции, кроме того, должны быть внутренне целостными

иинформативными – внутренне противоречивые сообщения самоуничтожаются, а не несущие никакой новой информации сообщения не дают системе ничего нового и поэтому быстро рассеиваются. Глобальное рабочее пространство, согласно Баарсу, – это орган массовой информации в системе «специалистов», информационная сеть, где любая информация может быть связана с любой другой информацией. Но это не «система исполнительной власти» – она не принимает решений и не разрабатывает планов.

Баарс описывает свою теорию сознания с помощью метафоры театра. Победивший модуль похож на актера, который выходит на авансцену, и только его слова и действия моментально передаются всем зрителям в театре. В театре темно, освещена только авансцена, и поэтому зрители только видят «победившего» актера. Освещенная авансцена

– метафора селективного внимания. Баарс считает, что селективное внимание – это шлюз в сознание (или к «передаче» сообщения). Внимание выбирает, куда или на какое содержание должен быть направлен свет театрального прожектора, а сознание – это следствие такого освещения цели. Содержание сознания становится ясным, и его можно выразить вербально или другими средствами; поэтомукритерий сознания –возможность выражения, вербального или невербального.

Нейрональный субстрат глобального рабочего пространства сознания в мозге остается неясным. Баарс предполагает, что в нем есть как минимум два компонента: сенсорная кора, где стимулы представлены как паттерны активации коры; и активность ретикулярной формации и таламуса. Объединив их, можно получить следующую картину: сенсорную активность коры можно связать с таламусом посредством таламокортикальных петель обратной связи. У таламуса в свою очередь есть массивные связи со всей корой, а также с подкорковыми механизмами. Возможно, в этой системе совокупности нейрональной активации получают широкий доступ – так что, возможно, это и есть нейрональное глобальное рабочее пространство.

Несколько другую теорию рабочего пространства выдвинули французские нейробиологи Станислас Дехен, Лионель Наккаше и Жан-ПьерШанже. Они считают, что

нейрональное глобальное рабочее пространство (НГП) (NGW – neural global workspace)

основано на кортикальных нейронах «рабочего пространства», которые создают дальние и обширные связи в коре. Такие нейроны особенно часто находят в определенных слоях коры (пирамидные нейроны кортикальных слоев 2 и 3). Идея состоит в том, что активность в этих слоях коррелирует с сознанием. Таких нейронов рабочего пространства особенно много в префронтальной коре, но они есть и во многих других областях мозга. Система НГП анатомически четко не очерчена, потому что в разное время в рабочее пространство мобилизуются разные популяции нейронов.

Для мобилизации – или участия в формировании содержания сознания – нужна длительная активность определенного типа. Во-первых,сам модульный процессор должен быть внутренне активен. Затем он отправляет результаты обработки (восходящие сигналы) к НГП, а активные нейроны рабочего пространства отсылают назад нисходящие сигналы, которые повышают активность и усиливают сообщения. Такая двусторонняя активация создает самоусиливающийся, самоподдерживающийся цикл нейрональной активности, поставляющий то или иное содержание в поток сознания. В отличие от первоначальной модели, предложенной Баарсом, эта модель рабочего пространства делает акцент на активности коры мозга и не отводит решающей роли таламокортикальным петлям активности. Активность нейрональных ансамблей, предполагаемая теорией NGW, тесно связывает сознание с нисходящим селективным вниманием и рабочей памятью – возможно, настолько тесно, что сознание становится почти идентичным вниманию и рабочей памяти.

Нейробиологическая теория (Крик и Кох)

Теория глобального рабочего пространства Баарса была опубликована в 1988 году, а спустя всего два года, в 1990 году, Фрэнсис Крик и Кристоф Кох предложили еще одну теорию сознания, получившую большое влияние. Впоследствии они развивали свой подход к сознанию в серии статей, до самой смерти Фрэнсиса Крика в 2004 году. Принимая во внимание, что подход Баарса почти полностью «когнитивен», Крик и Кох подходят к сознанию с точки зрения нейронауки и в своей довольно известной статье «К нейронаучной теории сознания» (1990) утверждают, что нейронауке пора начать серьезно относиться к сознанию. Благодаря этому весьма своевременному манифесту двух уважаемых, серьезных представителей нейронауки сознание быстро стало популярной темой исследований в нейронауке.

К их словам отнеслись серьезно, не в последнюю очередь благодаря репутации Фрэнсиса Крика – одного из самых известных ученых 20-гостолетия. В 1953 году, вместе с Джеймсом Уотсоном, он обнаружил двойную структуру спирали ДНК, тем самым открыв «тайну жизни», и в 1962 году получил за это Нобелевскую премию. В80-хгодах Крик стал все чаще обращаться к когнитивной нейронауке и опубликовал несколько статей, посвященных нейрональным механизмам в фазе «быстрого сна» и таламическим механизмам внимания. Затем, в конце80-х годов, он объединил усилия с молодым нейробиологом Кристофом Кохом, и их совместная работа вошла в историю исследований сознания.

Крик и Кох предложили даже не теорию, а общий подход или программу исследований сознания. Они считали, что на данном этапе не стоит пытаться давать точные определения сознанию, потому что это невозможно. Нейронауке не нужно стремиться первым делом объяснить квалиа; к этому можно будет вернуться позже. Нейробиологи могут и должны, утверждают Крик и Кох, сосредоточиться на поисках нейрональных коррелятов сознания,

определяемых как минимальный набор механизмов мозга и событий, достаточных для возникновения тех или иных феноменальных состояний.В конечном счете, если феномен сознания вообще удастся объяснить, это будет сделано в терминах нейронауки.

Сенсорная кора содержит то, что Крик и Кох называют сущностными узлами (essential nodes). Это популяции нейронов, отвечающие за один особый аспект сенсорного восприятия, скажем, за цвет воспринимаемого объекта. Таким образом, сущностные узлы

– необходимая нейрональая основа квалиа. Но узел не может создавать квалиа сам по себе, даже если его нейроны, как сумасшедшие, отправляют импульсы во все стороны. Узел должен быть связан с более широкой сетью, которая называется коалицией нейронов. Коалиция – это набор нескольких сущностных узлов в более обширной сети. Только тогда, когда коалиция становится активной как единое целое, синхронизируя активность нейронов всех ее членов, возникает перцептивная репрезентация, способная войти в сознание.

Однако для формирования коалиции нейрональные проекции из сенсорных областей, расположенных в задней части мозга (где расположены узлы), должны поступать в области, связанные с вниманием и расположенные в передней части мозга, и получать от них соответствующую обратную связь. Только такая нисходящая обратная связь может повысить уровень активности коалиции выше критического порога на достаточно длительный период времени, чтобы эта коалиция победила в конкуренции. Нисходящее внимание, таким образом, можно считать механизмом, помогающим коалиции внутренне синхронизироваться и выиграть конкуренцию за доступ к сознанию. Такой механизм обратной связи для сознания весьма напоминает теорию рабочего пространства, описанную выше.

В первой версии своей теории Крик и Кох предложили знаменитую гипотезу 40 Гц. Она описывает, как создаются нейрональные ансамбли, возникающие в сознании:

В 1990 году мы с Фрэнсисом утверждали, что синхронизированные колебания частотой 40 Гц в пределах подмножества нейронов, которые соответствуют воспринимаемому объекту, являются свидетельством НКС. Другими словами, содержание сознания может быть идентифицировано, в этот момент, активностью набора нейронов переднего мозга, работающих по принципу спайк-пауза11 с периодичностью в20–30миллисекунд (Кох, 2004, p. 45).

Гипотеза специфичности 40 Гц активности (также известная как гипотеза гаммаактивности12) вызвала большой энтузиазм и интерес в научных кругах, потому что это была первая конкретная, эмпирически тестируемая идея нейрональных механизмов сознания. Стали появляться данные, поддерживающие эту идею (Engel & Singer, 2001), но также стало ясно, что эта гипотеза слишком упрощена. Очевидно, иногда возможна 40 Гц синхронизация при отсутствии сознания (это показывает, что ее недостаточно для НКС), и иногда возможно сознание без синхронизации в 40 Гц (это показывает, что она также не является необходимой). Поэтому позже Крик и Кох отклонили гипотезу 40 Гц:

Сегодня мы с Фрэнсисом уже не считаем, что синхронизированные импульсы – достаточное условие для НКС... Как только коалиция выиграла конкуренцию и мы начинаем осознавать те или иные свойства объектов, коалиция уже может обходиться без помощи синхронизации... Таким образом, синхронизированные колебания, вероятно, чаще всего возникают на ранних стадиях восприятия, но необязательно на более поздних (Koch, 2004, p. 46)

Сознание действует по принципу «победитель получает все», и выигравшая коалиция создает актуальное содержание сознания. При этом она «вербует» нерйрональные ансамбли по всей коре, в таламусе и в других сетях. В дополнение к НКС, победившая коалиция также активируетконтекст,фон, или «полутень» в НКС. Этот фон включает в себя то, что иногда называют «краем» сознания, «феноменальным фоном» или «периферийным осознанием»: ассоциации, воспоминания, ожидания и планы на будущее, связанные с содержанием НКС, но не являющиеся его частью. Такое контекстуальное содержание может быть очень близким к порогу или к поверхности сознания и способно ненадолго войти в содержание сознания. Фон помогает интерпретировать более широкий смысл переживаний, поместив их в соответствующий контекст.

Функция сознания – суммировать текущее состояние окружающего мира в компактной репрезентации, которая затем используется для планирования и реализации преднамеренного поведения. Но в основном управление поведением происходит за пределами сознания, им занимаются специализированные и обученные зомби-агенты.Они реагируют на внешние события быстро, неосознанно и стереотипно – они похожи на модулиотражения, действующие на результат мозговой обработки.

Теория Крика и Коха не слишком отличается от идеи ТГП Баарса и связанной с ней теории глобального рабочего пространства (НГП). Действительно, эти идеи, кажется, хорошо объединяются в общую современную теорию нейрональных оснований сознания. Но Крик и Кох подчеркивают, что, на их взгляд, активность на микроуровне в синапсах и в отдельных нейронах крайне важна для понимания специфики и конкретики феноменальных состояний. Таким образом, их подход несколько более микроскопический по духу, чем более целостные подходы других ученых, которые подчеркивают важность глобальных нейрональных ансамблей и общей активности, а не отдельных нейронов. В какой-томомент Крик и Кох даже предположили, что в мозге есть некое подмножество анатомически и физиологически специализированных типов нейронов, которые можно назвать «нейронами сознания».

11Спайк – активное состояние возбуждения нейрона, пауза – период восстановления потенциала мембраны нейрона, когда он не может передавать импульсы и возбуждаться. – Примеч. перев.

12Гамма-волнына ЭЭГ – волны с частотой более 30 Гц, в том числе и волны 40 Гц. –Примеч. науч. ред.

Крик и Кох признают, что открытие НКС само по себе не решает проблемы сознания. И все же это важный шаг к ее решению, позволяющий точно определить нейробиологические и нейроэлектрические условия, при которых у очень сложных биологических существ возникает субъективное переживание. Возможно, это поможет совершить настоящий прорыв также и в понимании того, почему и как в результате нейрональной активности возникают феноменальные, качественные состояния. В любом случае, без этого открытия у нас уж точно не было бы никаких шансов это понять.

Теория динамического ядра (Тонони и Эдельман) и теория информационной интеграции (Тонони)

Здесь мы встречаем еще одну пару ученых, где лауреат Нобелевской премии (Джеральд Эдельман) объединился с молодым нейробиологом (Джулио Тонони) в поисках решения проблемы сознания. Прежде чем начать сотрудничать с Тонони, Эдельман уже издал несколько книг о сознании (Воспоминания о настоящем: биологическая теория сознания

(The remembered present: A biological theory of consciousness), 1989), но теория динамического ядра Эдельмана и Тонони возникла в результате совместных усилий. Эта теория описана в книге «Вселенная сознания» (A universe of consciousness) (2000).

Теория динамического ядра основана на более ранней теории Эдельмана (получившей название нейродарвинизма), в которой он описывал мозг как дарвиновскую систему. В процессе развития мозга одни группы нейронов получают преимущество над другими, отчасти на основании личного опыта и поведения. В итоге формируются постоянные или взаимные связи между отдаленными друг от друга популяциями нейронов, активность которых скоординирована пространственно-временнымобразом. Прочные, постояннные, взаимные связи между таламусом и корой и есть местоположение механизмов сознания.Пространственно-временнаякоординация активности связывает разные перцептивные элементы в целостные объекты, а затем в единую сцену, которую мы воспринимаем перед собой во внешнем мире. Именно так возникают связи, лежащие в основе единства сознания.

Динамическое ядро – это целостный функциональный кластер нейрональной активности в таламокортикальной системе. Этот кластер состоит из групп нейронов, активно взаимодействующих друг с другом. Эту активность невозможно идентифицировать с помощью особых типов нейронов или локализованных популяций нейронов, которые необходимы и достаточны для нее. Скорее, разные популяции нейронов участвуют в динамическом ядре в разное время, это – целостная, интегрированная активность, которая коррелирует с сознанием, а не с участвующими в ней нейронами как анатомическими модулями.

Недавно Тонони (2009) развил эти идеи и предложил теорию сознания как интеграции информации. Первая предпосылка его новой теории состоит в том, что сознание и очень интегрировано, и чрезвычайно дифференцировано. Интеграция означает, что сознание всегда представляется нам единым, целостным полем переживания; дифференциация означает, что в сознании есть самое разное содержания и бесчисленные состояния, которые отличаются по содержанию.

Феноменальное сознание как общее состояние идентифицируется с интегрированной

информацией: любая физическая система обладает субъективным феноменальным переживанием в той степени, в какой она способна интегрировать информацию.

Феноменология понимается как фундаментальный информационный объем системы, который можно выразить в виде численного значения. Для появления сознания важно, какой объем интегрированной информации создает система, а не (как в ТГП) насколько широко эта информация распределена в системе.

Уровень сознания системы связан с репертуаром различных состояний, которые может демонстрировать система. Конечно, феноменальное сознание – очень богатая система с точки зрения информационного содержания: только подумайте обо всем феноменальном переживании, доступном человеку, – обо всех возможных комбинациях разных квалиа. Метафорически переживать опыт – все равно что увидеть триллион лиц сразу: в любой момент может быть реализована только одна из триллиона возможностей. Любое наше переживание несет в себе очень много информации, но, реализовавшись, оно исключает все остальные возможные варианты интерпретации события.

Традиционное определение информации гласит, что она – «уменьшение неопределенности» (относительно какого-тособытия). Поэтому чем больше разных состояний может быть у системы, тем больше любое из этих состояний уменьшает неопределенность по поводу состояния системы и соответственно тем больше информации оно содержит. Кроме того, наш опыт внутренне целостен – в любой момент времени у нас есть только единое феноменальное поле, или поток субъективных переживаний. Поэтому вся информация в сознании интегрирована в единое целостное состояние.

Грубо говоря, уровень сознания иликоличество сознания, созданное системой, прямо пропорциональностепени интеграции информации в системе, акачество сознания определяетсявнутренними информационными отношениями в рамках системы. Эти отношения могут быть описаны в рамках многомерного пространства квалиа. Различные переживания – это разные формы в пространстве квалиа. Чистые, примитивные квалиа – фундаментальные элементы сознания по Титченеру – это простейшие формы в пространстве квалиа, которые невозможно далее расчленить на более простые элементы.

Если сознание – всего лишь интегрированная (в высокой степени) информация, значит, феноменальное осознаваемое переживание можно, в принципе, отделить от когнитивных функций более высокого уровня: языка, самосознания и вербальной коммуникации. Если бы было возможно измерить степень интеграции информации у младенцев или у животных, то мы могли бы выяснить, обладают они феноменальным сознанием или нет. Тогда в соответствии с этим принципом можно было бы создать методы объективной регистрации квалиа, или мониторинг сознания, выявить степень интеграции информации системы и создать метод распознавания выходных данных с точки зрения наличия или отсутствия сознания (или его градуированный уровень). Возможно, сложность содержания феноменального сознания тоже можно было бы объективно выявить с помощью таких измерений.

Если мы идентифицируем сознание с уровнем интеграции информации, это ведет к онтологическому отделению феноменального сознания от его биологической основы, в том же смысле, как компьютерная метафора когнитивной психологии (или функционализм) отделяет разум (программное обеспечение) от мозга (аппаратных средств). Любая физическая система, способная интегрировать информацию, должна обладать определенным уровнем феноменального сознания, даже если она не состоит из нейронов или каких-тодругих биологических компонентов. И если теория верна, это позволит инженерам создавать машинное сознание из неорганических компонентов – для этого будет достаточно, чтобы эти компоненты могли создавать и интегрировать информацию.

Отношение к информации как к ключевому компоненту сознания также метафизически связывает эту теорию с протопанпсихизмом, предложенным Дэвидом Чалмерсом (см. раздел главы 10, посвященный натуралистическому дуализму), согласно которому любая информация обладает элементарными, примитивными формами сознания, и когда она объединена в сложное целое так, как это происходит в мозге, возникает феноменальное сознание каким мы его знаем. Ни одна из этих теорий не объясняет, почему информация (любого вида) должна сопровождаться каким-тофеноменальным переживанием. Таким образом, эти теории также не могут избавиться от «трудной проблемы» или устранить объяснительный разрыв.

Опасность теории Тонони состоит в том, что сознание идентифицируется с интеграцией информации только в качестве теоретической догадки. Следовательно, эта объективная особенность системы берется как самоочевидная и не подвергается сомнению первоначальная теоретическая гипотеза. Вместо того чтобы безоговорочно принимать эту идею, нужно было бы предложить методы ее критической эмпирической проверки. Какой эксперимент мог бы подтвердить или опровергнуть наличие предполагаемой связи между интегрированной информацией и сознанием? Нужно найти системы, не способные интегрировать информацию, которые при этом обладают феноменальным сознанием, и системы, способные интегрировать информацию, которые при этом можно назвать простейшими, не имеющими сознания «зомби». Если такие «кандидаты» не будут найдены, теория интеграции информации будет опровергнута.

И теория динамического ядра, и теория интеграции информации считают важнейшим нейрональным механизмом сознания таламокортикальную систему, ведь в ней есть устойчивая структура, способная интегрировать информацию из самых разных источников

– и из коры, и из таламуса, таким образом создавая единую целостную «сцену». Содержание феноменального сознания и чрезвычайно дифференцировано – оно обладает богатым разнообразием различных свойств, и весьма интегрировано, потому что создает единое переживание целостного сенсорно-перцептивногомира. По крайней мере, эта теория подтверждает наши интуитивные предположения о том, что феноменальное сознание – это единое внутреннее поле богатого субъективного переживания.

Теория таламокортикальной связи (Льинас)

Довольно похожа по духу на теорию динамического ядра теория, принадлежащая

связь также играют главную роль в этой теории, как и в теории, описанной выше. Льинас считает, что нейрональный механизм единства сознания и связи с контекстом

–это таламокортикальная система. Однако он дает нам более подробный отчет о нейроанатомических и нейрофизиологических особенностях таламокортикальной системы, которые, на его взгляд, отвечают за возникновение сознания и за его внутренние связи.

Льинас делает акцент на важной особенности таламокортикальной связи с корой

–ее двойной направленности. Таламические ядра формируют двусторонние связи с определенными областями коры мозга. Фактически количество таламокортикальных волокон значительно больше, чем количество таламокортикальных аксонов. Взаимные таламокортикальные связи создают двунаправленные нейрональные пути между таламусом и корой. Поэтому распределенные в коре нейрональные репрезентации одновременных перцептивных свойств или событий могут быть связаны друг с другом в рамках таламокортикальной системы таким образом, чтобы объединить входные данные от разных органов чувств в целостное перцептивное переживание. Поэтому таламокортикальная система, вероятно, играет очень важную роль в создании связей или в интеграции различных репрезентаций в целостное перцептивное переживание.

Теория, представленная Льинасом, основана на двух фактах:

1)существуют обширные взаимные таламокортикальные связи, которые создают обширную взаимно-отражающуюактивность между таламусом и корой;

2) некоторые нейроны коры и таламуса способны создавать внутренние самопроизвольные13 колебания в 40 Гц.

Поэтому возникает гипотеза о том, что таламокортикальная сеть может самостоятельно генерировать мощные колебания даже при отсутствии входящих сенсорных данных. Когда мы воспринимаем внешний стимул, внутренняя активность таламокортикальной сети модулируется входящими сенсорными данными, которые затем влияют на функциональное состояние мозга. Когда мы видим галлюцинации или сновидения, такая активность возникает сама по себе, внутри мозга, без этого модулирующего влияния внешних стимулов.

Льинас предполагает, что клетки определенной части таламуса (ретикулярное таламическое ядро) отвечают за синхронизацию 40 Гц колебаний в отдаленных друг от друга участках таламуса и коры. Этот механизм включает в себя две таламокортикальные резонансные петли: специфическую таламокортикальную петлю и неспецифическую таламокортикальную петлю. Ретикулярное ядро таламуса взаимодействует с обеими этими петлями и таким образом может синхронизировать активность в обеих петлях.

Такая модель таламокортикального взаимодействия объясняет наличие двух разных типов связи, или единства содержания и контекста в рамках осознанного переживания. Льинас предполагает, что специфическая таламокортикальная петля отвечает за соединение отдельных фрагментов сенсорной информации в единые целостные объекты осознания. А неспецифическая таламокортикальная петля обеспечивает общий контекст, или функциональное состояние сознания, в котором отдельные объекты в сознании оказываются связаны друг с другом в рамках одной глобальной целостной репрезентации (осознание самого себя в едином перцептивном мире). Согласно этой модели, повреждение специфических таламических ядер угнетает содержание сознания определенной модальности, а повреждение неспецифических ядер таламуса (особенно интраламинарных ядер) ослабляет общую фоновую способность осознавать себя, что приводит к коме. Таким образом, взаимодействие этих двух таламокортикальных петель посредством синхронной нейрональной активности на частоте 40 Гц, возможно, и позволяет связать перцептивные свойства в единое целостное переживание.

Как и Тонони, Льинас предполагает, что интеграция информации является ключом к возникновению сознания. Но он идет еще дальше (2001, p. 126) и описывает отношения между связью и сознанием, перефразируя Декарта: «Она связывает, значит, я существую!», где «она» – это таламокортикальная система.

Теория рекуррентной обработки (Ламме)

Виктор Ламме – голландский когнитивный нейробиолог, изучавший нейрональные основы обработки зрительной информации у обезьян и людей. Поэтому его теория сознания основана на том, что известно о нейрональных процессах, лежащих в основе осознаваемого зрительного восприятия. По мнению Ламме (2000), для сознания крайне важны скорость и направление обработки информации в зрительной зоне коры мозга. Скорость обработки можно измерить как время поступления в область коры мозга первых сигналов от зрительного стимула. Разные области коры мозга, обрабатывающие зрительные стимулы, можно упорядочить и представить в виде временной иерархии или серии уровней в соответствии с тем, сколько времени нужно на то, чтобы они активировались под влиянием того или иного стимула.

Сигнал быстро распространяется, с шагом в 10 миллисекунд, из одной области в другую посредством прямых связей. Для активации – то есть для того, чтобы стимул прошел через все зрительные области и достиг моторных областей в лобной коре, требуется всего 100–150миллисекунд. Эту первую, быструю волну зрительной обработки называют первой волной (рис. 11.2.). Когда быстрая первая волна приносит сообщение, мозг в какомто смысле«знает» о стимуле, но это «знание», или репрезентация стимула, происходит за пределами сознания, и поэтому стимул еще нельзя описать вербально. Как бы там ни было, эта первичная информация может направлять быстрые, неосознаваемые, рефлекторные действия.

После первой волны все зрительные области остаются активными, и в игру вступают два типа нейрональных связей. В каждой зрительной области нейроны начинают взаимодействовать с помощью горизонтальных связей. Прежде всего, это взаимодействие между вторичными и первичными областями (или более поздними и более ранними областями во временно́й иерархии обратной связи) с помощью обратной связи. Такой тип взаимодействия называют рекуррентной (повторно используемой, или резонансной) обработкой. Различные области обмениваются интегрированной информацией и объединяют ее посредством рекуррентной обработки, связывая воедино разные свойства перцептивных объектов, например форму, цвет и движение.

Когда рекуррентная обработка достигает теменной и лобной коры, уже становится возможным описать содержание восприятия вербально и произвольно действовать по отношению к стимулу. Однако Ламме (2003, 2004) делает различие между возможностью описания и сознанием. Он идентифицирует сознание с рекуррентной обработкой как таковой, независимо от того, есть ли доступ к языковому выражению или произвольному поведения.

Он считает, что рекуррентная обработка (и связанное с ней субъективное феноменальное переживание) вполне возможна независимо от вербальных отчетов, и человек может отрицать, что видит стимул, даже если у него есть изолированное перцептивное переживание, вызванное стимулом; речь и произвольное поведение необязательны для феноменального переживания. Таким образом, Ламме выдвигает идею о том, что чистое феноменальное сознание не всегда можно описать вербально. Он поддерживает теорию философа Неда Блока (2007), также утверждавшего, что чистое феноменальное сознание отлично от вербального описания.

Рис. 11.2. Модель Ламме Согласно модели зрительного сознания Ламме, зрительная информация сначала

проходит быструю и неосознаваемую обработку в течение 30–100миллисекунд от начала действия стимула по пути следования информации от зрительной коры к лобным долям. Затем информация отправляется «назад», и это происходит медленнее, через рекуррентные связи, а затем обработанная информация входит в сознание – через 100–300миллисекунд от начала действия стимула

Другие теоретики отрицают, что в нашем мозге может изолированно существовать переживание, которое невозможно описать словами. Противники теории чистого феноменального сознания Ламме и Блока утверждают, что если только осознание связано с доступом, осознаваемое переживание обязательно имеет доступ к намеренному поведению, языку и к вербальному воплощению. Информация, не имеющая выхода к доступу, не является осознаваемой или феноменальной, это всего лишь предсознательная, или потенциально осознаваемая информация: то, что мывидим, ноне замечаем (Dehaene, Changeux, Naccache, Sackur, & Sergent, 2006).

Ламме с этим не согласен. Он не считает, что доступ к языку или рабочей памяти как таковой способен добавить фундаментальное свойство феноменальности к обработке информации; напротив, феноменальное должно существовать с самого начала, когда информация достигает языковых областей и систем выхода на поведение. Разные типы информации и разные типы квалиа имеют одинаковый доступ к одинаковым системам более высокого порядка. Так что единственным источником разнообразных, радикально различных видов квалиа могут быть только отдельные, специализированные нейрональные источники, а не общая система, к которой они все имеют доступ.

Одно преимущество идентификации сознания с рекуррентной обработкой и отделением сознания от доступа к выходной информации и поведению состоит в том, что при этом сознание можно считать независимым от других когнитивных функций более высокого уровня. Оно отличается от речи, от кратковременной памяти и от внимания. Этот пункт подробно разрабатывается в теории Ламме, в то время как многие другие теории идентифицируют сознание с возможностью быть представленным в языке и вниманием. Ламме (2003, 2004) утверждает, что внимание и сознание могут быть диссоциированы друг от друга: можно обращать внимание на стимулы, не осознавая их, и точно так же можно осознавать стимул, не обращая на него внимания.

Он идентифицирует внимание с тем, что называет «глубиной» обработки. Глубина обработки, которой достигает стимул, – этоколичество внимания, которое уделяется стимулу. Неглубокая обработка означает, что стимулу почти не уделяется внимания, а глубокая обработка означает, что на стимул направлено почти все внимание. Различие между неглубокой и глубокой обработкой не зависит от того, была передача и обработка информации прямой или рекуррентной, поэтому внимание и сознание существуют независимо друг от друга. Из этого следует, что стимул можно феноменально увидеть даже в отсутствие внимания (неглубокая рекуррентная обработка) и что стимул может привлекать внимание, даже если его не замечают (глубокая прямая передача информации). Однако обычно, когда мы сознательно воспринимаем стимул, то и обращаем на него внимание, и осознаем его – так происходит при глубокой рекуррентной обработке.

Теория Ламме – это попытка устранить проблемы, которые вносят в экспериментальные исследования субъективность сознания и его связь с возможностью вербального описания. Если рекуррентная обработка идентифицирована с феноменальным сознанием, то феноменальное сознание становится объективно измеримым явлением. Ламме неоднократно подчеркивал, что это решение позволило бы избавиться, наконец, от философских разногласий и открыть научные дебаты, где данные наблюдений за поведением и нейрональной активностью помогут решить, при каких обстоятельствах сознание присутствует, а когда оно отсутствует.

Возможно, эта теория близка к истине, но ценой сближения с редуктивным материализмом как метафизической теории сознания (см. главу 1). Даже если бы мы решили идентифицировать сознание с рекуррентной обработкой, это едва ли позволило бы ответить на самые трудные вопросы: не упускаем ли мы из виду субъективность и квалиа? «Рекуррентная обработка», похоже, не подразумевает ни того ни другого. Почему икак тот или иной тип рекуррентной обработки создает те или иные типы феноменальных квалиа? Почемукакая-то рекуррентная обработка вообще создаеткакие-то квалиа? Трудно понять, каким образом рекуррентная обработка может вообще создавать квалиа.

Так или иначе, сами квалиа, их наличие, их отсутствие или их природу нельзя объяснить простым заявлением о том, что рекуррентная обработка – это и есть квалиа, и все тут! Очевидно, можно описать все нейрофизиологические особенности рекуррентной обработки, вообще не упоминая о квалиа. Никакие измерения рекуррентной обработки не дадут нам никаких объективных данных о том, связана ли она с какими-токвалиа. Поэтому если квалиа не удается объективно обнаружить как свойства высокого уровня или причинные результаты рекуррентной обработки, феноменальное сознание, как и раньше, останется неуловимым для объективных измерений, даже если принять на веру теорию Ламме.

Теория Ламме не имеет радикальных отличий от теории интеграции информации Тонони или теории связи Льинаса: все эти теории подчеркивают, что интеграция информации с помощью разнонаправленной обработки крайне важна для сознания. Теория Ламме, однако, описывает, как это происходит на кортикальном уровне в процессе зрительной обработки, тогда как теория динамического ядра и теория связи уделяют больше вниманияталамокортикальной системе. Теория Ламме поддерживает идею нейрональной редукции сознания (сознание идентифицируется с определенным типом нейрональной активности), тогда как Тонони говорит о когнитивной или информационной редукции сознания. При этом и тот и другой рискуют унаследовать некоторые проблемы редукционного материализма и функционализма как философских теорий сознания.

Теория микросознания (Зеки)

Описанные выше теории идентифицируют сознание с единством информации или ее связанностью или, по крайней мере, утверждают, что связь информации необходима для сознания: информация с самого начала должна быть перцептивно целостной и формировать целостную репрезентацию еще до того, как она войдет в сознание. Семир Зеки (2003; Zeki & Bartels, 1999) предлагает противоположную точку зрения. Согласно его теории, сознание возникает уже на том этапе, когда начинают обрабатываться лишь элементарные свойства восприятия – изолированные квалиа.

Как показывают исследования больных с нейропсихологическими расстройствами, а также эксперименты с использованием томографии мозга, различные элементарные свойства зрительного осознания, особенно цвет и движение, обрабатываются в анатомически разных областях коры мозга (известных как V4 и V5). Те или иные феноменальные свойства могут быть утрачены независимо друг от друга в результате повреждения тех или иных зон мозга (как это происходит при ахроматопсии и акинетопсии, – мы говорили о них в главе 4, в разделе, посвященном нейропсихологии).

Зеки считает, что эти данные указывают на то, что элементарные феноменальные свойства, например цвет и движение, возникают в этих анатомических зонах (V4 и V5) изолированно, до того, как будут связаны в более сложные репрезентации целостных цветных движущихся объектов. Таким образом, каждая область коры, которая специализируется на создании определенного типа переживания, обладает собственным сознанием, – то есть микросознанием! Чтобы создать собственное микросознание, специализированная область коры мозга должна проявлять высокий уровень активности, превышающий критический порог активации, но при этом ей не нужно знать, что делают другие области, или интегрировать свои выходные данные с данными других зон. Если активность в той или иной зоне не достигла критического порога, то информация обрабатывается только на неосознаваемом уровне.

Теория микросознания гласит, что сознание, по определению, лишено целостности и его нейрональные корреляты распределены по всей сенсорной коре. Единого, целостного нейронального механизма сознания не существует, и его поиски основаны на ложной предпосылке о природе сознания. Когда мы видим сложный зрительный стимул, например мимо пролетает птица яркой окраски, то фрагменты микросознания, соответствующие положению, форме, цвету и движению стимула, возникают независимо друг от друга в разных областях коры.

Кроме того, одни феноменальные особенности возникают раньше других, потому что система передачи стимулов в мозге позволяет быстрее обрабатывать одни свойства, чем другие. Поэтому сначала мы осознаем положение, потом форму, потом цвет и, наконец, движение. Вся эта асинхрония во времени происходит в течение полусекунды, поэтому

всвоем рефлексивном сознании мы не замечаем этого. В более длительном отрезке времени признаки объекта связаны и формируют макросознание: целостное феноменальное переживание цветного движущегося объекта, например птицы. О том, как и где это происходит, в теории Зеки не говорится.

Над уровнем макросознания есть третий уровень – высший уровень сознания, который называется единым сознанием. Оно воспринимает весь целостный перцептивный мир и селф как воспринятые сущности в рамках одной глобальной репрезентации. Зеки не очень ясно говорит о том, что именно он включает в такое единое сознание: это просто одна общая перцептивная репрезентация, где разные аспекты феноменального содержания существуют

водном регистре, или сюда также входят структуры более высокого порядка – рефлексивное сознание и самосознание? Можно легко себе представить, что у животных и детей есть единая перцептивная репрезентация, хотя они не обладают самосознанием. Зеки считает, что осознание себя воспринимающим человеком означает осознание своего осознания, а это требует коммуникации и наличия языка. Его «единое сознание» поэтому, похоже, выходит за рамки простого перцептивного единства: представляется, что это когнитивное достижение высшего уровня, свойственное только человеку.

Сознание как чувство происходящего (Дамасио)

Антонио Дамасио – невропатолог, автор множества новаторских исследований с участием больных с неврологическими расстройствами, демонстрировавших необычные нарушения мышления, эмоций, памяти и сознания. Что касается теоретических проблем, он известен прежде всего своей теорией соматических маркеров принятия решения, согласно которой мышлением и процессом рационального принятия решений управляют телесно-эмоциональныесигналы, то есть для мышления необходимы эмоции. Пациенты с повреждениями лобной доли теряют способность воспринимать эмоциональные сигналы и поэтому не могут принимать рациональные решения. Дамасио популяризировал теорию соматических маркеров в своей книге «Ошибка Декарта» (Descartes' error) (Damasio, 1994).

Теория сознания Дамасио была впервые описана в его книге «Чувство происходящего» (The feeling of what happens) (1999). Его теория, в отличие от теорий, которые мы рассматривали выше, подчеркивает роль «тела и эмоций в процессе создания сознания», как гласит подзаголовок книги Дамасио.

Эта теория вводит несколько (весьма необычных) понятий, призванных описать взаимоотношения между сознанием и мозгом. Во-первых,естьнеосознаваемые нейрональные паттерны, которые состоят, например, из нейрональной активности в сенсорной коре, когда они активированы входящей информацией о стимуле. Нейрональные паттерны можно увидеть, измерить и объективно обнаружить с точки зрения стороннего наблюдателя. Первая проблема сознания, согласно Дамасио, состоит в следующем: как нейрональные паттерны превратилисьв видимые ментальные паттерны, или «образы». Фундаментальные компоненты этих образов – квалиа, говорит Дамасио. Поэтому первая проблема сознания состоит в том, чтобы объяснить взаимоотношения между квалиа и нейробиологией. Дамасио полагает, что в конечном счете квалиа можно объяснить нейробиологией. Но это, в общем, и все, что он говорит о первой проблеме.

До сих пор формулировка проблемы Дамасио имеет смысл, но когда мы переходим к более высоким уровням сознания, его аргументы становятся несколько неясными. Образы состоят из квалиа, но могут быть осознаваемыми или неосознаваемыми, считает Дамасио. Похоже, он принимает спорную мысль о том, что квалиа могут существовать в форме, которая вовсе не должна быть сознательной! Это идет вразрез с нашим определением квалиа в этой книге (см. главу 3), но звучит похоже на постулаты теорий ТВП (в главе 10).

Если простые квалиа могут существовать, не будучи осознаваемыми, то когда же в игру вступает сознание? Сознание – это единый ментальный паттерн,создающий единый объект и селф. Дамасио говорит метафорически о «кинофильме в мозге»: о качественных ментальных паттернах, или последовательностях динамических образов как таковых. Но это еще не сознание. Также должно бытьощущение того, что есть хозяин или зритель этого фильма в фильме. Присутствие селф в фильме также основано на образе, но не на

перцептивном образе, а скорее на чувстве.

Если быть точным, это чувство того, что«что-топроисходит в нашем присутствии».Это особое чувство – постоянный образ, или ментальный паттерн, который является репрезентацией того, как организм относитсяк перцептивным объектам, находящимся вне его биологического организма. В мозге взаимодействие организма с окружающей средой отражается в феноменальном фильме: в этом фильме есть образ самого себя, ощущающего присутствие образов объектов и постоянно взаимодействующего с ними, при этом этот образ постоянно меняется, создавая новые взаимосвязи с объектами в процессе создания сознания.

Пока теория Дамасио выглядит как сочетание нейрофеноменологии, подчеркивающей роль селф в воплощенном взаимодействии с окружающей средой, и теории виртуальной реальности, потому что воплощенное взаимодействие происходит в мозге, между образом организма и образами объектов.

Самый простой вид сознания для Дамасио – это ядро сознания. Оно представляет «здесь и сейчас» текущие отношения междуядром селф и объектами (образами объектов), присутствующими сейчас в ядре селф.Расширенное сознание, по контрасту, действует через всю личную историю и представляет собой не прерывающееся во времени автобиографическое селф и его отношения с прошлыми и будущими объектами. В этой книге мы назвали такую способность «ментальными путешествиями во времени», которые требуют самосознания.

Ядро сознания остается стабильным на протяжении всей жизни организма, и оно не требует ни рабочей памяти, ни долгосрочной памяти, ни языка, ни мышления. Оно есть и у животных. Расширенное сознание фактически идентично понятию, которое мы ранее в этой книге назвали «самосознанием».

Нейрональные механизмы сознания включают три составляющие:

1)нейрональные паттерны, создающие образы организма (селф);

2)нейрональные паттерны, создающие образы объектов;

3) нейрональные паттерны, создающие образ отношений между организмом и объектами. «Чтобы понять биологию сознания, нужно ответить на вопрос о том, как мозгу удается отобразить и этих двух игроков, и отношения между ними» (Damasio, 1999, p. 20).

Внутренние карты объектов изменяются и постоянно обновляются, тогда как внутренняя карта организма (ощущение своего тела и селф) очень устойчива. Мы начинаем что-тоосознавать, когда отношения между двумя внутренними картами мозга меняются,

иэто создает знание особого типа – знание о том, что собственное состояние организма изменилось под влиянием объекта.Организмы, не обладающиеядром сознания (лишенные сознания биологические «зомби»), также могут создавать в своем мозге образы зрительных объектов, звуков и т. д., но не осознают, что они это делают. Это утверждение тоже довольно неясное, ведь оно подразумевает, что у лишенных сознания организмов есть качества, которых они не знают или не чувствуют.

Ядро сознания зависит от структур мозга, которые можно назвать филогенетически древними, – например, это ствол мозга, поддерживающий основные жизненные функции организма, а также соматосенсорная и сингулярная кора, создающие карту тела и эмоций организма. Первичная сенсорная кора обеспечивает образы объектов. Нейрональные паттерны, лежащие в основе ядра сознания, входят в обширную сеть, которая объединяет образы селф и образы объектов.

Теория Дамасио содержит постулаты многих других теорий, и нелегко сказать, каковы ее философские основания. Одно можно утверждать наверняка: Дамасио отрицает атомизм; его взгляд на сознание холистичен. Сознание не возникает в форме изолированных квалиа. Оно возможно только на уровне сложного динамического мира, при наличии осознания самого селф. Эта теория, однако, содержит странную идею о том, что квалиа (образы или ментальные паттерны как таковые) могут существовать в неосознаваемой форме, даже у организмов, не обладающих сознанием. Неосознаваемые образы входят в сознание лишь тогда, когда они интегрированы в образы более высокого уровня и связаны с образом организма в акте знания.

Это значит, что теория Дамасио тесно связана с ТВП (см. главу 10). Более высокие репрезентативные отношения (между образами селф и объектов) составляют решающий «акт знания» и тем самым создают сознание. Акт знания похож на «ментальный акт» в ТВП, где репрезентация более высокого уровня включает в себя объект более низкого уровня. В некотором отношении ядро сознания Дамасио отличается от понятия сознания в ТВП. Ядро сознания кажется очень простым по содержанию и абсолютно независимым от типичных особенностей рефлексивного сознания, например языка и концептуального или пропозиционального мышления, тогда как в ТВП сознание, кажется, намного ближе к рефлексивному, чем к феноменальному, сознанию.

Теорию Дамасио критиковали за то, что она не пытается решить «трудную проблему»

иобъяснить происхождение квалиа. Сам Дамасио открыто признает этот недостаток, но в то же время, похоже, предполагает, что сознание, возможно, вообще возникает не на уровне квалиа, а на более высоком уровне образа селф и образов объектов:

Я открыт к критике и признаю, что рассматриваю проблему только так называемого самосознания и не уделяю внимания другой части этой проблемы, а именно вопросу квалиа. Если «самосознание» означает «сознание с ощущением себя», то этот термин описывает все человеческое сознание, и насколько я могу видеть, других видов сознания не существует

(Damasio. 1999, p. 19).

В этом пункте Дамасио, возможно, близок к нейрофеноменологии и идее «предрефлексивного самосознания» – примитивного самосознания – как самой фундаментальной формы сознания. Но действительно ли все человеческое сознание сопровождается самосознанием? Допустим, самосознание подразумевает ощущение того, что есть хозяин или зритель фильма в фильме. Однако существует тип сновидений, который не вписывается в эту теорию. Примерно в 10% сновидений мы не видим самих себя, то есть в них нет персонажа, который был бы очевидным наблюдателем сновидения. Образы сновидения (фильм в мозге во время сна) в этих случаях воспринимается с независимой, отстраненной точки зрения или с точки зрения кинокамеры. Может быть, такие сновидения – это осознаваемые переживания без самосознания? Или это переживания той формы, которой не может быть, если теория Дамасио верна? Дамасио об этом не говорит, потому что не рассматривает данные исследований сновидений в контексте своей теории.

Важный вклад Дамасио в теорию сознания – акцент на роли эмоций и тела (или, по крайней мере, образов тела). Сознание воплощено в селф и принадлежит ему, но возникает на основании эмоций и чувств. Его ядро находится под корой, в нейроанатомических структурах, которые есть не только у человека, но и у других животных. Многие другие теории сознания, рассмотренные выше, уделяют внимание только зрительному или перцептивному сознанию – перцептивным образам объекта, – пренебрегая при этом эмоциями и телом. Главная проблема теории Дамасио – использование причудливых концепций и неясных представлений, смешивающих философские идеи из самых разных источников. В каком-тосмысле его теория перекликается с эмерджентным материализмом и биологическим натурализмом Сирла. В других аспектах Дамасио, похоже, смешивает феноменальное сознание, рефлексивное сознание и самосознание и создает комбинацию, напоминающую нейрофеноменологическую концепцию сознания в ТВП.

Анализ: основные разногласия теорий сознания

Существует три основных проблемы, которые делят теории сознания на несколько групп. Эти проблемы связаны с их фундаментальными базовыми гипотезами: философскими, метафизическими взглядами на то, что такое сознание и каково его место в мире.

Местоположение сознания: экстернализм против интернализма

Где находится сознание? Эмпирические теории, которые мы рассмотрели, поддерживают идею интернализма. Согласно этим теориям, сознание и квалиа – это особенности мозговой активности, и поэтому они, в буквальном смысле, находятся в мозге. То есть когда мы воспринимаем зрительные образы, то на самом деле контактируем с «нейрональной реальностью» мозга, с внутренней моделью мира, хотя нам кажется, что мы видим внешний мир и физические объекты. Чтобы выяснить, где в мозге находится реальность сознания, нужно исследовать нейрональные корреляты и механизмы сознания с помощью методов нейронауки.

Наоборот, согласно некоторым философским теориям (в частности, сенсомоторной теории и репрезентационалистской теории), сознание никоим образом не вытекает из деятельности мозга, и поэтому содержание сознания не может находиться в мозге. Следовательно, поиск нейрональных коррелятов сознания – совершенно бесполезное занятие. Такие представления свойственны философскому экстернализму: он утверждает, что разум и сознание (и особенно их ментальное, основанное на переживании содержание) находятся не в голове и не в мозге, но, в некотором смысле, во внешнем мире. Открывая глаза, мы видим реальный мир, а не внутренность своего мозга.

Кажется, все ведущие эмпирические теории когнитивной нейронаука поддерживают интернализм, по крайней мере неявно, и поэтому в когнитивной нейронауке поиск нейрональных коррелятов сознания считается важным шагом к объяснению сознания.

Фундаментальная природа сознания: феноменология против когнитивных функций

Каковы отношения между сознанием и когнитивными функциями? Зависит ли сознание от когнитивных аспектов, особенно от когнитивных функций «высшего уровня» – внимания, мышления, рабочей памяти, намеренных действий, вербальных сообщений? Или нет? Или оно идентично им?

Некоторые теории рассматривают сознание как чистую феноменологию – как независимые субъективные квалиа, основанные на личном опыте и не зависящие от когнитивных функций. Они считают, что наиболее фундаментальная форма сознания – это чистое феноменальное сознание. Оно существует в форме качественной субъективности, возникающей в результате особого типа нейрональной активности в некоторых отделах головного мозга, и необязательно связанных с когнитивными функциями более высокого порядка. Поэтому феноменальное возможно также в тех состояниях и у тех существ, где нет когнитивных функций высшего уровня и возможности вербального описания. Критерий феноменального – это нейрональный механизм или нейрональная активность: например, рекуррентная обработка, позволяющая интегрировать информацию.

Другие теории рассматривают сознание как когнитивную функцию. По крайней мере, они считают, что оно обязательно зависит от таких функций. Для них фундаментальная форма сознания – это рефлексивное сознание, или сознание, обусловленное доступом, которое может быть определено по его функциональным (а не феноменальным) особенностям. Для этих теорий критерий сознания – доступ к механизмам выхода на поведение или речь и возможность вербального отчета. Нейрональный механизм сознания

– своего рода глобальное рабочее пространство с широкими возможностями к доступу управления поведением. Информация входит в сознание или в рабочее пространство только посредством нисходящего фронтопариетального селективного внимания, или, согласно теориям более высоких уровней, проливая свет на последующие сенсорные состояния более низкого уровня.

В настоящее время эти разногласия – самый серьезный барьер, отделяющий различные теории сознания друг от друга, а также влияющий на интерпретацию эмпирических данных, связанных с нейрональными коррелятами сознания. Поэтому когда обнаруживаются корреляции нейрональных феноменов с осознанным восприятием, готовность интерпретировать их как коррелят фактического субъективного переживания, связанного с восприятием, во многом зависит от того, кто интерпретирует эти результаты, и от того, каковы основания теории сознания, которой следует интерпретатор.

Один теоретик может интерпретировать паттерн активности в первичной зрительной зоне коры мозга как признак наличия зрительного феноменального сознания, а другой – как, прежде всего, неосознаваемую или подсознательную зрительную обработку, происходящую без участия сознания до тех пор, пока в игру не вступят когнитивные функции более высокого порядка. Не имея объективного детектора сознания, эти (в основном философские) разногласия невозможно преодолеть с помощью обычных поведенческих тестов или нейрофизиологических исследований.

Фундаментальная форма феноменального сознания: атомизм против холизма

Третье разногласие касается традиционной проблемы, снова возникшей в современных исследованиях сознания. В истории исследований сознания это разногласие ярче всего проявлялось в теориях структурализма и гештальт-психологии.Современные ученые принимают позиции одной из двух этих теорий. Теория микросознания Зеки представляет собой атомистический взгляд в духе структурализма: сознание – это, по сути, набор простых квалиа, каждое из них возникает в мозге независимо и в изоляции от других, и только позже эти квалиа объединяются и формируют единые, целостные объекты восприятия.

Противоположный полюс занимают, прежде всего, общая теория поля (Сирл), теория динамического ядра (Тонони и Эдельман), теория интеграции информации (Тонони) и теория сознания Дамасио. Все эти теории предполагают, что сознание – это единый, целостный феномен. Отдельные квалиа – просто модуляции общего поля: рябь на поверхности глобальной, интегрированной эмпирической сферы. Единство и интеграция

– необходимые предпосылки сознания; ничто феноменально субъективное не может существовать само по себе, вне общего поля.

Наша позиция по этому вопросу также может задать направление исследованиям нейрональных механизмов сознания в мозге. Что нам нужно искать? Разные фрагменты микросознания, распределенные по всей коре, или единую, целостную биоэлектрическую сферу в рамках таламокортикальных сетей?

Заключение

Поиск нейрональных коррелятов сознания может идти в самых разных направлениях, в зависимости от того, какую теорию мы берем в качестве начальной точки наших исследований. Ищем ли мы набор широко распределенных фрагментов микросознания от разных модулей коры? Тогда, если уровень активности в модуле восприятия цвета V4 достигает определенного уровня, должна возникнуть феноменология цвета, а затем она «транспортируется» в другое место, где будет связана с формой, расположением и движением.

Или нужно искать рекуррентную обработку между разными областями коры мозга? Возможно, феноменальные свойства возникают лишь на том этапе, где целостные перцептивные репрезентации связываются воедино, даже если это происходит в изоляции от языка и вербальных отчетов.

Третья альтернатива – искать единую, общую систему сознания, например динамическое ядро в таламокортикальной системе: возможно, феноменология возникает уже после того, как результаты обработки в коре достигают этой глобальной единой системы, или, возможно, сознание – это глобальное единое поле, которое модулируется стимулами? А может быть, для сознания необходимы возможность вербального отчета и когнитивная рефлексия более высокого уровня? В этом случае нужно исследовать рабочую память коры и системы речи как необходимые условия сознания.

До тех пор, пока у нас нет ясного и общепринятого понимания того, что такое сознание – является оно единым целым или набором феноменальных фрагментов, распределено оно последовательно в модулях коры или остается целостной сферой в рамках таламокортикальной системы, обязательно оно связано с селективным вниманием и возможностью вербального отчета или нет, – у нас не будет ясного понимания того, как и где искать нейрональные механизмы сознания. Мы наблюдаем некоторый прогресс в данной области исследований, но прежде чем мы хоть немного приблизимся к созданию Единой теории сознания, нам предстоит еще очень многое сделать.

Выводы

Мы исследовали ведущие эмпирические теории сознания: теорию глобального рабочего пространства Баарса, нейробиологическую структуру Крика и Коха, теорию динамического ядра Тонони и Эдельмана, теорию интеграции информации Тонони, таламокортикальную теорию Льинаса, теорию рекуррентной обработки Ламме, теорию микросознания Зеки и теорию «ощущения происходящего», предложенную Дамасио. Эти эмпирические теории, в отличие от философских теорий, рассмотренных в главе 10, по крайней мере согласны в том, что сознание находится в голове, в том или ином смысле. Тем не менее их авторы не согласны друг с другом по поводу базовой формы сознания, нейрональных механизмов сознания и отношений между сознанием и когнитивными функциями высокого порядка.