Макаронная сказка
Произведение «Макаронная сказка» из двухтомника художественной прозы «Вне привычного».
Извините за возможные ошибки в текстах сборника, профессиональные корректоры не привлекались.
Хочу заверить вас, что небольшие опечатки не должны сильно повлиять на ваше впечатление. Писатель и корректор - это разные роли, и не многие могут успешно сочетать оба опыта. Кроме того, авторы часто не замечают свои собственные ошибки, что затрудняет исправление.
Однако смысл текста не зависит от правописания, пока его можно легко понять. Конечно, есть люди, для которых ошибки являются серьезной проблемой, и они могут прекратить чтение из-за этого вот почему: fornit.ru/1706.
Главное: вы можете помочь исправить ошибку, просто выделив это место в тексте и нажав на сочетание клавиш Ctrl+Enter.
Хочу заверить вас, что небольшие опечатки не должны сильно повлиять на ваше впечатление. Писатель и корректор - это разные роли, и не многие могут успешно сочетать оба опыта. Кроме того, авторы часто не замечают свои собственные ошибки, что затрудняет исправление.
Однако смысл текста не зависит от правописания, пока его можно легко понять. Конечно, есть люди, для которых ошибки являются серьезной проблемой, и они могут прекратить чтение из-за этого вот почему: fornit.ru/1706.
Главное: вы можете помочь исправить ошибку, просто выделив это место в тексте и нажав на сочетание клавиш Ctrl+Enter.
- Аминь... - последнее, что услышал отец Сергий, наспех отпетый отцом Кириллом - сотрапезником в рождественскую ночь, после уж слишком крепко ударившего в голову церковного кагору, приправленного чистым спиртом.
Не в силах больше держаться, он разжал пальцы и оторвался от бренного тела, в ужасе, что сейчас предстанет перед всевышнем в столь неподобающем виде, и тут же с трагическим хлопком был втянут куда-то как тряпка пылесосом. Проваливаясь вперед спиной в невесомость, он вскинул руки, пытаясь ухватиться, и разверз рот в беззвучном крике, теряя остатки хмеля и взамен наполняясь невыразимой ясностью восприятия.
Когда его босые ступни коснулись колючей тверди, рот запахнулся, а гул внезапно переставшего терзать длинные волосы и бороду вихря стих, величественная картина окружающего начала наполнять его разум.
Бесконечность виденного не скрывалась горизонтом. В багровых сумерках пылал небесный костер, с чудесной гармонией играя отблесками в причудливых облаках, тянущих бугристые лапы над уходящими в непроглядь водами черно-хрустальных оттенков, с живой и даже завораживающе веселой рябью постоянно меняющихся переливов.
Изредка откуда-то сзади вылетали со зловещим гулом тактических ракет огромные поленья, быстро уменьшаясь, достигали небесного зарева и пропадали в костре, вздымая гигантские снопы сияющих искр, осыпающих небо.
Отец Сергий оторопело заметил, что все так же пребывает в темной рясе, с пятном недавно пролитого кагора, при массивном кресте, но бос.
Что-то вроде звука отрыжки заставило его повернуться, и узретое подкосило колени: лоснящаяся чернотой масса гигантского тела, с чудовищной красотой постоянно меняющего очертания, имела более стабильный вырост в виде головы со что-то жующей кровавой пастью и прожекторами глаз с нестерпимо желтыми зрачками. И эти зрачки легко пронзали душу всепониманием.
Очередное гигантское полено, с потрясающей силой и гулом было извергнуто этим монстром без видимых усилий и быстро уменьшалось в направлении огненного зарева.
- О, Господи! - только и вымолвил отец Сергий беззвучно.
Пасть, не спеша, сплюнула нечто отвратительное, выросшая лапа небрежно смахнула это в рядом плескавшуюся воду, которую повело радугой расходящегося цвета.
- Опять поп... - прогудело не в виде звука, а где-то изнутри души.
- Боже!.. - простонал отец Сергий чуть громче, - я в Аду?..
- Нет.
- А что же тогда все это?.. - священник драматично воздел длани.
- Ты воспринимаешь то, что способен воспринимать. Пояснить тебе, что это, я не в силах.
Еще одно полено, возникнув ниоткуда, прогудело вдаль. На этот раз оно оглушительно схлопнуло сверхзвуковой барьер, и на мгновение окружилось белесой воронкой пара.
- Так ты не Сатана?..
- Нет. Не боже и не сатана. Я гораздо круче.
- О, Господи!!! - принял безропотно сказанное священник и покорно рухнул на колени.
- Расслабься, нам нужно кое-что прояснить с тобой. Хотя спешить некуда, но и тянуть с этим тоже нет резона.
Чудесная ясность в голове позволяла быстрее прийти в себя.
- Так как же мне называть тебя, повелитель?..
- Ну, можешь называть Макаронным Монстром, - пасть выразительно осклабилась в явном добродушии.
У отца Сергия похолодело что-то внутри от неясных предчувствий.
- Ты смеешься надо мной... - он машинально перекрестился, - За что мне это, Господи?!..
- Так... давай-ка прими пока все как есть и перейдем к делу.
- Да воцарится Господь и да расточатся враги его! Изыди, Сатана! - отважно воскликнул отец Сергий.
- Блин...
С ужасающим гулом, к которому не удавалось привыкнуть, в далекую топку ушло еще одно полено. Чудовище непостижимо вывернулось чем-то вроде брюха вверх, очаровав мир изумрудно зеленым окрасом, пульсирующим в сложной гармонии. Оно вытянуло навстречу горячим лучам костра длиннющие лапы и что-то там продирижировало. Так и провиснув вниз головой, оно смерило попа явно неодобрительным взглядом чуть порозовевших, может быть от кровавых отблесков, зрачков.
- Ты все еще не смирился с виденным в этом моем мире, где все - продолжение моей воли и ты сам со множеством других моих творений - лишь один из бесконечного разнообразия его фрагментов...
Отца Сергия охватило леденящее сомнение, болезненно рушащее мир его веры... Непривычно проясненный его ум не желал отстраняться от очевидного, а все более обострял новое, развевая туман прошлой жизни, который казался все абсурднее в сравнении. Это становилось невыносимо более, чем уже пережитая смерть...
- Мир - создал Господь! - воскликнул он, и слова резанули его самого фальшью. Полы его уже слегка подсохшей рясы вспучило порывом пряно-соленого ветра, а ступни почти невыносимо колола острая шершавость мелких кристаллов.
- Неважно, - слова монстра нисколько не заглушились очередным ревом брошенного полена, звуча в самой душе. Чудовище перетекло в новую позу, продолжая совершать что-то непостижимое происходящим вокруг, - Давай-ка просто подведем твой баланс. Перечисли то полезное, что ты совершил для людей, чтобы они стали более приспособленными к жизни, и станет ясно, как поступить с тобой.
- Вот он, все же, высший суд!.. мелькнуло в голове, и ладони не вспотели только потому, что были бестелесны. Ну что же, он давно готов к такому.
- Я - священник... рассказывал людям о Господе и вел их к нему...
- Теперь ты понимаешь, что обманывал людей, - беззлобно упрекнул его монстр.
- Я верил в это искренне! И эта вера помогала людям справляться с трудностями в жизни!
- Да, ты в самом деле верил, что это - так. И я вижу все последствия этого у всех людей, которые тебе поверили. Ослепленные верой они ступали, не видя куда. Некоторым везло, а некоторым - нет, как это бывает, когда ты слеп. А если кому-то облегчало муки перед смертью, то это было, по сути, уже без пользы умершему или другим.
Шквал мыслей выстраивал какой-то новый порядок почти раскаянного признания, и ничто не мешало ясности этих мыслей, ни усталость, ни желание повести их в нужном ему направлении. У него вообще не осталось мирских желаний.
- Возможно, я искренне заблуждался... - промямлил священник с тенью надежды, - но я читал про истинность этой веры в очень мудрых книгах, которым не доверять было просто кощунственно...
- Ты поверил им, не проверяя, значит, это была не твоя жизнь, а тех, кто писал эти книги.
- Что со мной будет?..
- Мы еще не выяснили суть твоей жизни. Что будет? Если ты приносил пользу людям, то продолжишь жизнь, осознавая себя одним из них, если больше пользы было бактериям, паразитирующим на твоем теле - пополнишь их массу, если вообще не жил своей жизнью, то, как Макаронный Монстр, я предпочту вернуть тебя на корм другим в виде пачки моих любимых макарон, - ласково позеленевшие зрачки монстра излучали беззлобную иронию, - Скажи, ты помнишь, как увлекся игрой на самодельной свирели? Ведь неплохо получалось!
Да... все воспоминания стали доступны как коллекция фильмов, и с радостью бы отец Сергий покопался в них, но... не стало той заинтересованности, что дает еще не прожитая жизнь...
- Помню... я был тогда отроком... очень наивным.
- Почему ты бросил это, не пытаясь принести радость внимающим тебе людям и не сближая их пониманием прекрасного?
- Я хотел посвятить себя более важному: нести людям Истину...
- А помнишь ту очень молодую девушку, что так сильно полюбила тебя, а ты мучил ее своим недоверием?
- В ней не было смирения...
- Вспомни хоть что-то, в самом деле полезное для людей. Полезное не кому-то одному, ведь творя добро для кого-то, ты, в целом, умудрялся не в меньшей мере обделять другого.
И вся жизнь замелькала в душе оцепеневшего в потоке воспоминаний отца Сергия.
- Я хорошо выкладывал кровлю черепицей! Немало покрыл домов разным людям!
- Разве ты сам придумал, как выкладывать кровли черепицей?
- Нет, конечно! Но я хорошо научился этому.
- Ничего не привнеся полезного от себя... Ты не жил своей жизнью.
- Но почему именно в макароны?! - возмутился Священник.
- Не переживай так горько! - ласково осклабился монстр и поднял лапу.
- Стой! Можно один вопрос?!
- Да.
- Зачем ты бросаешь эти дрова в тот далекий очаг?..
- Это не дрова, тебе просто так кажется. Это те, с которыми я, как и с тобой, одновременно, выясняю суть их жизни. Они поддерживают огонь жизни там, где лучше всего с этим могут справиться.
Монстр снова протянул лапу к священнику, но замер:
- Хм...Что-то не так... Макароны какие-то прикольные обещают получиться...
- Даже макароны из меня прикольные.... совсем понурился поп, - вот так все время по жизни...
- Вот как именно?! - казалось, желтое пламя немигающих глаз лижет даже пятки отцу Сергию.
- Ну, все как-то по особенному, и люди меня поэтому плохо понимают... хочу объяснить что-то до очевидности понятное, но никак не получается...
- Опаньки... знаешь что?.. давай-ка делом напару заниматься. Будешь еще одним каналом связи меня с миром.
Священник как бы стал тоньше и выше, заструился в потоке времени как песок и влился в постоянно меняющееся тело монстра.
Первым делом он дотянулся до отца Кирилла, все еще лежащего, уткнувшись бородой в тарелку с оливье.