Отец Сергий
Произведение «Отец Сергий» из двухтомника художественной прозы «Вне привычного».
- Тварь неблагодарная! - обернувшись выдохнула Прасковья и высокой грудью налетела на долговязого привратника.
Тот как должное принял редкий дар божий в целомудренные объятия и вдохнул в себя воздух, чтобы чесночный дух не отвратил нежные ноздри. Прасковья забилась, в отчаянии молотя прижатыми руками и въехала-таки привратнику в подол его рясы, на грех попав прямо по массивному кресту, свисающему уж слишком низко.
Крепкие ручищи разжались, метнувшись вниз. Прасковья выскользнула, громко всхлипнув, сама сдернула наезженный засов с калитки и выбежала в мир, прижимая к губам сковырнутую кожицу на кулачке, в котором так и сжимала драгоценные рублики.
А рань была задубенная, даже собаки еще не вышли метить поутру углы и заборы, и лавки откроются лишь когда телеги заскрипят, везя свежее пиво из далекой околицы.
Прасковья нерешительно замедлилась, зябко поежилась, и когда засвиристел, затрясся в ее кармашке новенький нокия, с надеждой выхватила его и, откинув длинный локон, прижала к розовому ушку.
- Прасковушка, - прогудел добрый голос отца Сергия, - ты прихвати и мне чего скоромного.
- Ах, ладно, - Прасковья с досадою всплеснув руками, бросила в кармашек свое разочарование и подумалось ей с жалостью к себе, бедной овечке, что так мало бы ей нужно для счастья тихого, а и того не достается.
А в это время батюшка, схоронясь от глаз нескромных, обнажил из-под черной накидки свой потрепанный многодюймовый мониторчик и разогрел его для начала окаянным форумом безбожных хулителей.
- Ах, ну что за сукины дети! - не сдержась, воскликнул он баском, в сердцах хлопнув по холеному бедру, когда зачел то, чем ответили на его нравоправое мудромыслие.
Задумался отец Сергий недолго, осуровел миссией своей беззаветной, потыкал пальцем, творя слово гневное, невзирая на ошибки, подумал чуть с поднятой рукой и нажал-таки на кнопочку, проглотившую все куда-то. Потом вздохнул просветленно, узрев, что слово его опять стало последним и как бы окончательным. Чуть поморщился на свою подпись “Серый Волк” неуместно нелепую, но уж такие тут были правила.
Потом терпеливо дождался батюшка совсем иного форума, с другой крайности святого фронта, который грузился куда как медленнее. И хоть была это совсем уж другая крайность, но и здесь куролесили дети сукины, так же обидно задевающие. И даже шпильки похожи были, только мыслью другой отравленные. А водились тут всякие тантрики-мантрики-эзотерики и другие разные мракобесники, правду святую наперекосяк переиначивающие. И когда уже длань возмездия коснулась заветной отправной кнопочки, вдруг по полю синему побежали буковки со словом давно примелькавшим и ненавистным: error.
- Митька! - отец Сергий кликнул зычно так, что гул прокатился даже по далеким кельям.
Где ж этот сорванец оголтелый опять бегает? Может и ему выдать нокию? Но и минутки не минуло как в дверях, прытью молодой распахнутых, появилась голова взъерошенная.
- Звали батюшка?
- Поди сюда... Глянь, опять слово это гадкое...
Митька подошел, скривился в улыбочке своей презрительной, какую отец Сергий больше всего в этом дите недолюбливал, и покачал головой нравоучительно.
- Да стой ты!.. воскликнул батюшка запоздало, встрепенясь отчаянно, когда детский пальчик вдавил кнопку, все гасящую.
- Тут больше ничего другого не сделаешь, - посочувствовал Митька безжалостно, пожимая плечиками, - Опять, батюшка, ничего не записывали?
- Опять... - понурился отец Сергий виновато, - экую мысль загубил...
- Я же говорил вам, сначала в ворде набирайте... и комп совсем уж дохлый. Давайте новое железо купим, чего мучаетесь постоянно?
- А во сколько... железо это обойдется?
- Да всего баксов за пятьсот можно нормальный комп заиметь!
- Ох, ничего себе... - батюшка осекся, потом хмыкнул многозначительно, - подумать надо. Ладно, беги уж...
Делать нечего, действительно, к чему такие мучения, лишающие душевного спокойствия. И направился отец Сергий в монастырскую особую келью, где строгими рядами, как в арсенале части воинской, висели короба со щелями, на ремнях подвешенные. Какие на храм божий подать воспрашать предназначенные, какие на другие дела благоугодные. Посмотрел он внимательно. Только четырех коробов на месте не было. Безобразие. Разговелись совсем уж. Тут не только на комп не хватит, а и плоть не прокормишь всех дармоедов здесь приютившихся.
А Прасковья Абрамовна, коря себя, что впопыхах в такую рань выскочила, вспомнила про ночную лавку неподалеку и, от прохлады охватив себя ручками, заторопилась за угол. А оттуда навстречу уже первые собаки несутся радостно, прямо из-под ярких лучей встающего солнца. И как бы шумнее стало на улице. Еще бы! Такой крик неподалеку раздался, прямо из той самой лавки.
- Да пошла ты! Все! Больше здесь не работаешь!
Приостановилась Прасковья удивленно, и даже про утреннюю свежесть забыла. Дверь лавки распахнулась, что-то там возилось еще некоторое время, а потом вылетела маленькая гибкая фигурка и еле на ногах устояла, пробежав несколько шагов прямо к Прасковье Абрамовне. Та вскинула руки и поддержала совсем еще девчонку с растрепавшимися длинными волосами.
- О, господи! Что же это происходит?
Девчонка рот раскрыла, чтобы отдышаться, потом глазами сверкнула от возмущения.
- Что происходит?!.. То происходит, что этот ублюдок меня выставил! Всего лишь за то, что не желала я делать то, что он от меня требовал!
- Ты правильно поступила, - вздохнула Прасковья тяжко, но с добротой материнской.
- Правильно?! А как я теперь жить буду?!
- А с кем ты живешь здесь?
Девчонка насупилась, задумавшись, посмотрела на незнакомку исподлобья, и, увидев строгое платье, чуть было не замкнулась в неуверенности, но несправедливость так рвалась наружу, что, выдохнув, она призналась:
- Да парень обманул. Приехала к нему сюда и вот, осталась... Теперь вы спросите, где мои родители?
- Теперь не спрошу. И мы с тобой примерно одного возраста, так что лучше на "ты".
- Одного возраста? - девчонка удивленно подняла глаза и чуть наклонила голову, - а ведь наверное! Ты такая строгая, что я подумала...
- Я не строгая, - улыбнулась Прасковья, - я из монастыря.
- Классно! - она даже глаза выпучила.
И тут опять засвиристело в кармашке и Прасковья, выдернув аппаратик, к уху его вскинула.
- Да лавки еще не открылись, батюшка!.. Да, конечно, никуда не буду... Да ладно уж, батюшка! - она опустила руку и улыбнулась девчонке ободряюще.
- Давай хоть познакомимся? Меня Прасковья зовут.
- А я - Алина. Неплохо у вас там, наверное, в монастыре, да?
Прасковья только улыбнулась.
- А что тебя твой батюшка за покупками послал?
- Я сама пошла, а он беспокоится!
- Классно! Пошли, купишь здесь все, что надо!
Схватила Алина Прасковью за руку и потащила к лавке. Застучала в закрытое стекло своим маленьким кулачком. Там мелькнула тень и раздалось глухо:
- Пошла отсюда!
- Да покупатель к тебе, козел!
И стекло отворилось.
- О, такого покупателя я с радостью обслужу, - ухмыльнулась морда широкая, - А вы, девушка, случайно работу не ищете? А то место у меня освободилось!
- Не про тебя эта девушка, козел! - заорала из-за спины Алина.
Купила Прасковья Абрамовна все, что хотела и задумалась, на Алину глядя.
- А не хотела бы ты пойти со мной, попробовать жить по-другому?
- Ты серьезно?!
- Конечно, серьезно! Я же вижу, что тебе не претит это.
- О, я бы с радостью!
И пошли они вместе, держась под руки.
Свернул в тугую трубочку Отец Сергий ровно пятьсот баксиков. Мыслью был он уже на новой высоте технической, и слово его оттуда грозило разить гласом оглушающим и даже собственное потрясало воображение. Ник сменить следует соответственно. Не Серый Волк, а уже Матерый Волчара - куда приличественнее. Старую же тачку, лохмут, железо эдакое, Митьке отдать справедливо будет. Смышленый пострелец ведь, а с годами мудрости наберется у своего батюшки и вот, преемник достойный сподвижнится в мире святую правду блюсти.
Такою вот добротой переполненный, отец Сергий хотел было Митьку кликнуть, как робко постучались в дверь скромной кельи дубовую с затейливым орнаментом. И вот заходят Прасковья с Алиной, уже ставшие подружками.
Видит Алина батюшку импозантного, локтем к компьютерному столику привалившегося, с глазами умом и добротой сияющими. Поздоровалась она тихо, но складно. Пока Прасковья уложила рядом сверток с выспрошенным скоромным, представилась. И Прасковья Абрамовна со всей ответственностью поддержала просьбу нехитрую.
А батюшке вдруг неудобно стало от запаха колбаски своей любимой чесночно-вяленой. И руку было поднял, чтобы поправить волосы свои густые и непослушные, но сам на себя осердился. Чего это он, задышал так неровно вдруг?!
- А в хоре ты петь не откажешься? - строго спросил он, подняв брови выразительно.
- Я хорошо пою, батюшка.
- Хм... а на кухонке нашей все мы по очереди...
- Я готовить умею много чего вкусного!
- М да... а живем мы скромно и тихо...
- Вот и я хотела бы так же.
- Хм... Ну, что ж, Прасковушка, искупать, переодеть бы надо сестру новую... и с богом...
- Спасибо, батюшка, - Алина улыбнулась чуть заметно, к двери поворачиваясь, и в глазах ее блеснула искорка, или это показалось только в странном волнении.
Оставшись один, отец Сергий прикрыл взор в молитве долгой самобичующей, пока не обрел привычное спокойствие.
А Алина с Прасковьей совсем сдружились и, как близняшки, обе в платья строгие одетые, весело болтали, сидя на постели в келье их теперь общей. Конечно, разговор у подружек был женский и интерес молодой. Стала Алина выспрашивать, а так ли тут все святость блюдут, и если да, то как природе противятся?
Давно отвыкла Прасковья молвить слово хитрое и прямо призналась, что позванивает ей изредка парень из недалека, когда жена его отлучается.
- Для того и монастырь, - вздохнула Прасковья назидательно, - чтоб праведности учиться. А как нам не грешить? Ведь ни ликом не святы, ни волей не крепки. Так всю жизнь и учимся страстям противиться. Эти-то грешки и замаливаем... Один только у нас здесь святой человек есть, - и выдержала эффектную паузу.
- Это кто же? - воскликнула Алина с нетерпением трепетным.
- Батюшка наш, отец Сергий. Святой он человек, - почти прошептала Прасковья с гордостью.
- Вот так безупречен?! Да неужели же ни разу, ни разу, ни капельки?..
- Ни разу! - вымолвила Прасковья Абрамовна с пламенем убежденности во взгляде торжествующем.
А железо не пятьсот, а в целых шестьсот двадцать баксиков вылилось. Это Митька какого-то апгрейту навыпрашивал. Но отец Сергий пребывал намного выше мирской мелочи. Он уже с других монастырей настоятелями списался по быстрой почте, и порешили они свой источник веры ваять: кольцо святых сайтов необыкновенное. А Митька уж как обрадовался такому доверию: ведь кроме него некому ваять-то.
Насмотреться не мог отец Сергий на чудо свое новое и мышку то и дело за попку подымал, а она оттуда лучиком ярко-красным деловито брызгала. Ох, и придумают же! теперь и коврика никакого для нее не надобно!
Забыл он про весь мир окружающий, пока в дверь дубовую не постучали осторожно. Вскинул он голову, слегка удивленно и пригласил войти баском раскатистым.
Смутился он слегка, узрев сестру новую: так к лицу ей шло платье строгое.
- Тебе чего...? - хотел он добавить: “дитя мое”, но язык не послушался, и вышло грубовато как-то.
- Я за советом, батюшка. Не помешала вам?
- Не помешала. Говори, что надумала.
- Вот, хочу исправить жизнь свою бессмысленную, - улыбнулась Алина с печальной откровенностью, - найти правду истинную. Не наивно ли звучит такое?
- Желание твое очень похвально и вовсе оно не наивное.
- Спасибо вам. Я слышала, что нет здесь никого более достойного и праведного, чем вы, батюшка.
- Что ты! - воскликнул отец Сергий чуть не со смехом, но с невольной благодарностью, - Вот, сестра Евгения очень в науках церковных продвинута! Правда, пьет она больше потребного, - дополнил он чуть досадливо, - Или же брат Алексей из соседнего монастыря. Очень умом светел и какой необузданной энергией переполнен! Вот только несколько слабоват к женщинам...
- Вот видите... А большой ли это грех: любить ближнего?
- Напротив! Сказано: “Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов.”
- Вот и я так же думаю! - расцвела радостью Алина, - Ведь сказано еще: “Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.”
Признаться, ей только вчера случайно запомнилось это в книжке, которую листала, скучая в лавке, и даже не знала она, к чему сказанное относится.
- Воистину! - воскликнул отец Сергий, - Так сказано в первом послании Иоанна!
И беседовали они еще долго, наслаждаясь взаимным пониманием и возрастающим доверием. Но все когда-то кончается. Показалось, что время как один миг промелькнуло и вот Алина уже благодарит и прощается.
Выпросила она позволение завтра опять прийти мудрость почерпнуть и вот, уже нет ее в келье, не журчит голос тихий, но приятный в мелодичности, нет ее наивной, но возвышенной беззаботности. А отец Сергий все сидит, не сдвигаясь, и смотрит куда-то вдаль сквозь стены кельи скромные, вышитой парчой обитые.
Кто бы знал, что бывают женщины молодые, но такой интуицией мудрые, перед которой во многом пасует мудрость опыта прожитого и знаний в книгах почерпнутых.
Только когда громко кукукнуло и на экране замигало новое средство святого общения, Митькой установленное, батюшка встрепенулся, в мир возвращаясь, торопливо ухватил мышь за попку и заинтриговано открыл послание от инкогнито: “Ты еще не был на www.sex.ru?!!”
Ну, что это еще за происки лукавого?!! Как же они его номер такой длинный прознали, безбожники? Или... это бес насмехается, учуяв слабость им проявленную...
- Митька!!!
А в девичьей келье подружки опять разговаривали.
- Вот не знала, что в монастырях такие чудеса случаются! - с колкой усмешкою заметила Прасковья Абрамовна, поглядывая с невольным уважением на подружку свою, невинно на кровати сидящую.
- Уж полгода как спор шел, кого же с собой батюшка возьмет в путешествие столь ответственное и значительное! И кого же?
- И кого же? - переспросила Алина, кротко ресницами хлопая.
- А сестру нашу новую! И в хоре ее голос звонкий первым солирует. И как только на кухонке ее черед выпадает, так дело для нее тотчас неотложное и приятное находится!
- Ох, Прасковья, неужели подружке завидуешь?
- Ну, что ты! Я радуюсь! Так скучно, до духоты, здесь жизнь застаивалась, а ты появилась... только немного страшно иногда становится.
- А что же страшного?
- Как подумаю, чем все может кончиться...
- Все новое - в чем-то страшным кажется, - вздохнула Алина, глянув на подругу с пониманием, но назидательно.
- Так-то так, - в ответ глянула Прасковья с сочувствием, - но батюшка наш - воистину святой человек. Новым увлечь его можно, но против веры своей он не уступит ни капельки. Не слепая я...
Посмотрела Алина на Прасковью Абрамовну внимательно и не увидела ни тени зависти или другого чувства недоброго. Улыбнулась она подружке своей родной, и бросились они друг другу в объятия.
- А вот завтра будет у нас тет-а-тет решающий, - прошептала Алина твердо и искренне.
Вскоре день отзвенел монастырским колоколом, а вечером хор пролил чудесные песни, души трогающие, и теплый ветер разнес их по свету. А как хорошо гулять было во дворике, где цветы высокие ароматом тонким опьяняли и людей, и больших ночных бабочек, которые в полумраке как эльфы сказочные парили над белыми венчиками, хоботки длинные в нектар погружая. Изредка голоса пронзительные, гортанные кошек, от любви с ума сходящих, вздрагивать прогуливающихся сестер заставляли. Петухи уже засыпали в курятнике, притомясь днем хлопотным, но дело свое сполна сделавши. Тишина все более разливалась благостным бархатом. И только в просторном хозяйственном загончике бараны бодались со стуком, то между собою, то просто в неистовстве по забору крепкому лбами, рогами увитыми, бацали.
И ночь прошла неспокойная, снами неуловимыми волнующая. Больше же всех в своей келье батюшка мучился, напрасно к молитвам уповая, что бессильны оказались вернуть спокойствие утраченное. А утро, не обещая ничего значительного, минуло буднично, заставляя сестер не выспавшихся зевать в хлопотах скучных.
После обеда, ничем не примечательного, после недолгого отдыха, Алина походкой своей плавной, стремительно к келье отца Сергия направилась, поеживаясь от взглядов колких, сестрами, невзначай проходивших, бросаемых.
Не стучалась она в дверь дубовую. Уж который раз в час этот сюда заходила, не спрашиваясь. И теперь батюшка встретил ее улыбкой, радость не скрывающей от ставшего привычным общения. Ему понравилось, когда Алина в приветствии молча взяла его руку в свою ладошку маленькую и улыбнулась глазами как другу верному. Подошла она близко, и глаза опустила в странном волнении, только блуждала улыбка на губах неуверенно.
- Как спалось нынче, батюшка?
- Не спокойно... Спасибо, Алинушка...
- Я в такой растерянности... - подняла она глаза свои бездонные, в которых безвозвратно тонул отец Сергий, ничего поделать не в силах.
- Что тревожит тебя, Алинушка?
- Вы мне снились нынче, батюшка...
Мир качнулся от слов незатейливых, но сумел отец Сергий удержать разум покидающий и не ответил тем же сестре, так в опоре нуждающейся.
- Ну, так что же тут такого тревожного? - вымолвил он с отеческой ласкою, - Я наставник твой духовный и давно уже мы...
- Вы же сами видите, батюшка! - прошептала Алина с болью страстною, - Видите, что с нами давно уже делается!
Она сжала его руку своей ладонью дрожащею, и в глазах ее блеснула слезинка непрошенная. Но, тряхнув головой так, что волосы длинные разлетелись широкими волнами, улыбнулась и с отчаянным откровением бросила:
- Мы же любим друг друга, батюшка!
И тут же в объятия к нему кинулась, в грудь лицом уткнувшись. Вдохнул отец Сергий запах ее волос, с ума сводящий, сомкнул веки накрепко и стиснул челюсти. Так прошло мгновение вечности, когда миры гибнут и новые рождаются. И когда снова взглянули они в глаза друг другу, то такая любовь и доверчивость на отца Сергия обрушилась, что всего остального не осталось во вселенной. И Алина, дернув на строгом платье завязочку, обнажила чудесные плечики и груди восхитительные.
Она предстала с такою беззащитной нежностью, что дыхание у отца Сергия перехватило, и он опомнился. Да как же может он втоптать в грех душу невинную? Но и обиду нанести смертельно болезненную по той же причине был он не в состоянии. Думал он вовсе не о своей душе, а о спасении этого ангела.
Метнулся к столику, на котором, рядом с новым компом, стоял фоторезак большой, старый, да ладный, в обрезке бумаг им используемый, сунул мизинец под гильотинку острую и хлопнул сверху другой ладонью со всего своего отчаяния.
Болью огненной отдалось почему-то где-то в шее и под ложечкой. Кровь не сразу брызнула, но вскоре струилась обильно, болью пульсируя.
Алина тихо ахнула:
- Что же вы, батюшка, такое наделали!
Подскочила к кровати, покрывало сдернула и одним движением полоску тонкой простыни оборвала длинную. Быстро и правильно усмирила кровь и обвязала рану. Умела, ко всему, она еще и врачевать неплохо.
- Нужно ехать в микрохирургию ближайшую! Палец приживить еще можно!
Но замотал упрямой головой отец Сергий. Хриплым баском вымолвил:
- Пусть это будет мне назиданием до конца жизни грешной. А нам сейчас молиться нужно истово.
Прасковья Абрамовна давно уж томилась под дверью дубовой, сомнениями непоправимости событий разрываемая. Звуки странные доносились изредка оттуда дубом толстым искаженные. Потом затихло все. И когда нестерпимо стало ожидание, и ощущение творящейся неизбежности участило дыхание, рванула она ручку медную и вошла в келью решительно.
Кровать была вся перевернута, а простынь усеяна кровавыми пятнами. Батюшка же и Алина молились оба сосредоточено, на полу рядком коленями вставши.
Увидала Алина подругу, посмотрела вызывающе и вдруг засмеялась неудержимо, звонко и захлебываясь.