Наше неформатное псевдо

Леонид Левкович-Маслюк,
старший научный сотрудник Института прикладной математики им. Келдыша РАН, зам. гл. редактора журнала «Компьютерра»

Случалось ли вам слышать от врача «Скорой помощи» в качестве диагноза: «Боюсь, что на вас кто-то навел сильную порчу»? Приходилось ли с переходящим в ужас недоумением узнавать, что вашим детям в одном из столичных технических университетов читают лекции по физике на основе некоей «общей теории всего», разработанной лично автором лекций, не опубликованной ни в одном серьезном научном издании и демонстративно противоречащей множеству общепринятых физических представлений? Знайте — это истории из нынешней российской жизни.

Как ученые, так и люди, пишущие о науке, зачастую очень болезненно реагируют на шарлатанов, особенно рядящихся в академические одежды. Иногда «псевдонауку» (тонкостями классификации — что отнести к «лженауке», что — к «анти-», занялся Дмитрий Баюк в статье «Чудная наука») просто высмеивают, но чаще — возводят в ранг бедствий национального масштаба. Есть ли за этим нечто большее, чем естественное раздражение образованного человека при встрече с откровенным и процветающим шарлатанством?

Разумеется, да, и можно перечислить множество серьезных проблем, стимулирующих расцвет «псевдо» в нашей стране — на самом деле скорее именно они виноваты в нашем резком неприятии. Неразвитость информационной среды, отсутствие традиций свободы слова и критического мышления. Слабость нашего научного сообщества по целому ряду параметров. Глубокий кризис образования всех уровней. Вездесущая коррупция. Список можно продолжить, однако давайте всё-таки попробуем избежать апокалиптического взгляда на предмет. Приглядевшись внимательнее, можно обнаружить, что истоком многих острых сюжетов, связанных с «псевдо», служит неуместность в ее разнообразных проявлениях. Это несколько снижает трагический пафос, зато подсказывает пути к выходу.

«Псевдо» и пресса

Начнем с взаимоотношений науки и «псевдо» в публичной сфере. В информационном поле современного общества, просвещенного, терпимого и не имеющего привычки (да и возможности) затыкать рот желающим высказаться, циркулирует великое множество категорически несовместимых друг с другом идей. От сваливания в хаос спасает сложная структура информационных потоков, каждый из которых имеет свою аудиторию и статус. Это защищает общественное сознание от общественной шизофрении. К несчастью, у нас в стране структуризация информационного поля еще далека от идеала. Порой это приводит к неожиданным последствиям.

Например, знаменитая «Комиссия по борьбе с лженаукой» Президиума РАН возникла в результате скандала в прессе. Он разразился после того, как в середине 1997 года физик-ядерщик академик Эдуард Кругляков прочитал в «Российской газете», официальном печатном органе правительства, совершенно фантастические сообщения о технологиях нефтеразведки и сверхдальней связи, основанных на применении так называемых торсионных полей. Пустив в ход свои связи и влияние, академик добился публикации в той же газете собственной статьи, где не оставил камня на камне от анонсированных успехов торсионных технологий. Заодно резко критиковались и журналисты, готовившие сенсационную публикацию. Однако рядом редакция поместила статью тех самых журналистов с критикой действий самого Круглякова. Это оказалось последней каплей — возмущенный президент РАН Юрий Осипов предложил Круглякову создать и возглавить упомянутую комиссию по борьбе.

Совершенно ясно, что публикация тех же сенсаций в, условно говоря, «Вестнике уфологии» не имела бы столь драматических последствий. В официальной же правительственной газете статья смотрелась настолько неуместной, что респектабельный читатель мог испытать те же чувства, что и посетители выставки классической живописи, на которых с лаем бросается голый художник-авангардист Кулик. Причем (продолжая эту рискованную аналогию) в данном случае передовым искусством предлагалось считать даже не акцию в целом, а лай как таковой. Поэтому нетрудно понять желание академиков принять в такой ситуации действенные меры. Однако традиционный для советской эпохи подход оказался малопригодным в нынешних условиях — и практически, и идейно. Несмотря на то, что в комиссию вошли выдающиеся ученые, известные также и своей порядочностью, благородство намерений которых очевидно (чего стоит участие одного только Виталия Гинзбурга), рискнем заметить, что ответ на «атаку лженауки» был выдержан в неудачном формате.

Это можно было почувствовать на проходившем в начале октября 2001 года в здании Президиума РАН международном симпозиуме «Наука, антинаука и паранормальные верования». Среди сопредседателей оргкомитета были академик Эдуард Кругляков и американский философ, профессор Пол Курц (Paul Kurtz), основатель журнала Skeptical Inquirer и глава Комитета по научному расследованию сообщений о паранормальном (CSICOP). В программе симпозиума была заметна всё та же роковая неструктурированность: выступления сторонников жесткой линии в «борьбе с лженаукой» загадочным образом чередовались с докладами пропагандистов экзотических учений, плохо совместимых с этой жесткой линией. Это обстоятельство отметил и несколько обескураженный Эдуард Кругляков. Но самое печальное, что жесткость линии в первую очередь относилась к прессе. В результате Пол Курц отказался подписать резолюцию симпозиума, в которой говорилось о необходимости решительных мер по пресечению лженаучных публикаций в СМИ. «Свобода прессы крайне важна, — заявил он. — В том числе и свобода делать ошибки. А мы должны убеждать журналистов и издателей в том, что их ответственность перед обществом требует бережного отношения к научной информации». В качестве же основного средства противодействия «псевдо» Курц назвал укрепление системы образования, причем с упором на развитие критического мышления и желательно — с введением курсов по этому предмету в школах и вузах.

Разница в подходах очевидна — и опять она из разряда «уместно-неуместно». К сожалению, даже в названии комиссии кроется еще одно измерение неуместности. Перефразируя знаменитую строчку Евтушенко, можно сказать, что лженаука в России — больше, чем лженаука. «Борьба с лженаукой» — жутковатое клише, идущее от тех времен, когда эту борьбу вело государство с известными последствиями. На роль лженаук назначали то генетику, то кибернетику; а бывало, что в учебниках даже по идеологически безобидной математике в названиях теорем вдруг исчезали все иностранные имена — и каждый такой поворот сопровождался покалеченными судьбами. Об этом еще не забыли, поэтому сам формат «официальной комиссии по борьбе» автоматически обеспечивает часть искренней поддержки сторонникам «псевдо».

Мы уделили столько места истории, давшей начало «Комиссии по борьбе с лженаукой», чтобы показать, как форматные, структурные факторы радикально влияют на исход благих начинаний. Для полноты картины скажем в заключение этого сюжета два слова о форматных ошибках авторов тех самых сенсационных статей. Неужели они могли всерьез рассчитывать на поддержку со стороны серьезных людей, принимающих серьезные решения, сообщая о результатах, не имеющих серьезного статуса? Статуса в общепринятом смысле этого слова, то есть признания представительным экспертным сообществом. Добиться этого признания — иногда тяжкий труд. Но другого пути нет! Только что получивший Нобелевскую премию по медицине австралиец Барри Маршалл (Barry J. Marshall) столкнулся с аналогичными проблемами, доказывая решающую роль бактерии Хеликобактер пилори (Helicobacter pylori) в развитии язвенной болезни. У него уже были научные публикации по теме, а вот однозначного признания не было. Тогда он, в лучших традициях героической медицины, выпил стакан культуры Хеликобактера — и получил гастрит, но зато и признание в кругах специалистов.

А что было бы, примись он вместо этого писать статьи в центральные австралийские газеты о своих открытиях и кознях ретроградов?

Разумеется, многое зависит от того, что именно было бы написано в этих статьях. Но в худшем случае произошли бы две вещи. Во-первых, научная карьера Маршалла оказалась бы под серьезной угрозой, а профессиональная репутация была бы испорчена. А во-вторых, то же самое вполне могло бы произойти с журналистами, публиковавшими материалы такого статуса. Только за этим проследила бы не некая всеавстралийская комиссия по научной корректности, а главный редактор, озабоченный репутацией издания. За «свободу делать ошибки» иногда приходится дорого платить — к чему, между прочим, и призывала резолюция симпозиума. Но оказалось, что главный вопрос в данном случае — не «что», а «как».

«Псевдо» и деньги

Самая острая тема в разоблачительных публикациях на тему «псевдо» всё-таки не происки продажных и/или безграмотных журналистов, а получение госфинансирования под «псевдо»проекты. Из этих публикаций можно узнать, что еще в конце 1980-х годов такие проекты выполнялись в некоторых засекреченных НИИ. После распада СССР подавляющее большинство отраслевых НИИ перешли в состояние анабиоза, где в массе своей находятся и до сих пор. Положение в академической науке тоже очень сложное. Поэтому активное развитие за государственный счет совсем уж экзотических проектов сегодня маловероятно просто в силу ограниченности ресурсов. В этом смысле «псевдонаука» переживает те же трудности, что и наука обычная.

Однако в последние годы возникло любопытное явление, которое можно назвать «псевдохайтеком». Обычно сенсационные сообщения из мира «псевдо» касаются не только теоретических прорывов, но и уже реализованных на их основе технологий с самыми невероятными свойствами. А вот критика этих сообщений экспертами ограничивается, как правило, критикой теоретических постулатов. Причина ясна — во-первых, опять-таки не хватает ресурсов для скрупулезного анализа загадочных машин (до которых еще совсем не просто добраться), а во-вторых (будем откровенны!) эксперты заранее не сомневаются в том, каким будет результат. Активисты американского CSICOP могут себе позволить экспедицию за свой счет для проверки достоверности очередных массовых наблюдений за посадкой НЛО; у наших активистов борьбы с «псевдо» такой возможности пока нет.

А вот лидерам прикладных направлений «псевдо» иногда удается привлекать крупные частные инвестиции. Скажем, академик РАЕН и вице-президент Российского финансового союза при Президенте РФ Григорий Грабовой не первый год специализируется на прогнозах в сфере экономики и бизнеса, входил в состав Совета предпринимателей при правительстве Москвы. А известен стал широкой публике не так давно своими проектами «воскрешения из мертвых». Но самый яркий пример такого рода — инвестирование канадской компанией Agrimex, Inc. 168 млн долларов (по сообщениям информагентств) в производство альтернативных источников энергии на основе открытия, сделанного «группой волгоградских ученых» (под руководством директора Волгоградского института материаловедения Валериана Соболева). Соглашение об этом было подписано в феврале 2002 года в присутствии премьер-министров Канады и России. «Вряд ли они догадывались, — писали тогда «Ведомости», — что официальная российская наука считает «открытие» чистой воды шарлатанством...» Авторы не сообщали деталей разработки, но готовы были продемонстрировать за 60 тыс. долларов работающий прототип источника энергии (использующий специально обработанный песок).

С тех пор в интернете не появилось новых сообщений об этом предприятии, если не считать вялотекущих дискуссий на форумах, где посетители пытаются выяснить подробности у предполагаемых участников проекта. Были ли потрачены деньги и на что именно — неясно. На веб-сайте НПЦ «ГРУС» — компании, с которой и был подписан знаменитый контракт, — по-прежнему лежат грандиозные планы развития на... 2001-2004 годы. Похоже, что дело заглохло — а жаль, ведь это была, возможно, самая крупная за много лет инвестиция в российские новые технологии.

Надо сказать, что сам факт инвестирования в разработки под лозунгами, далеко выходящими за возможности современной науки, совсем не уникален. Автору приходилось наблюдать развитие таких проектов, хоть и с меньшим объемом инвестиций, даже в области информационных технологий. Обычно в ходе освоения средств тематика довольно быстро становится вполне ортодоксальной, что и понятно — инвесторы ведь следят за расходованием денег и твердо настроены получить прибыль. Тем не менее существует, по-видимому, категория инвесторов, которых привлекают как раз наиболее фантастические заявки. Что ж, может быть это и есть самая подходящая экологическая ниша для «псевдо» — свободный рынок, на котором фантастическим замыслам дается полная возможность реализоваться (пусть даже потеряв большую часть фантастичности) либо тихо уйти со сцены, причем без малейших затрат со стороны налогоплательщиков?...

«Псевдо» и наука

Взаимоотношения «псевдо» и обычной науки в рамках самой науки — вот действительно интересный сюжет. Именно здесь возникают глубокие вопросы, связанные с изучением самого понятия «наука», завязываются острые, но полезные дискуссии. В качестве примера можно привести знаменитый «случай Сокала», когда американский физик Ален Сокал, твердо убежденный в полной бессодержательности философии постмодерна, решил подтвердить свое предположение весьма оригинальным способом. Он написал статью под названием «Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации», начинив ее стандартной постмодернистской терминологией, маскировавшей совершенно абсурдные утверждения относительно физики как таковой, — и отправил в один из ведущих журналов этого направления. Редакция проглотила наживку (напечатала статью) — и попалась на крючок. Сокал тут же объявил, что это был розыгрыш: какое-либо научное содержание у статьи отсутствует... Вокруг этой истории завязалась интереснейшая дискуссия — за подробностями отсылаю к книге, написанной по результатам эксперимента (русский перевод вышел в 2002 году: Ален Сокал. Жан Брикмон. Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна).

Как было бы замечательно, если бы нам в нашей стране удалось наладить качественное преподавание наук, добиться уверенного различения властями и прессой серьезной науки и «псевдо» — и вот тогда спокойно перейти к спорам о постмодерне, научном диссидентстве, принципиальных вопросах развития науки. К сожалению, пока на этом пути есть препятствия, в первую очередь — нынешняя слабость самого научного сообщества.

Можно было бы ожидать, что главным резервуаром критического мышления — основного фактора противодействия «псевдо» — должна быть научная среда. Увы, на практике это далеко не так. Парадоксальным образом наши ученые часто склонны принимать на веру очень многое, от заговоров мировой закулисы до мистических откровений о судьбах мира, почерпнутых из брошюры с ближайшего уличного лотка (беру примеры из личных наблюдений). Рациональный анализ, применяемый при работе в своей узкопрофессиональной сфере, далеко не всегда распространяется за ее пределы.

Очень слабы, к сожалению (по понятным причинам, впрочем), и традиции академической свободы, свободной научной критики. К тому же трудно назвать мировоззренческие параметры, объединяющие научное сообщество изнутри. Все эти нематериальные факторы особенно ярко проявились в условиях экономической катастрофы в научной отрасли. Они же внесли вклад и в появление (несмотря на наличие в стране множества по-настоящему сильных ученых и научных коллективов высочайшего уровня) в недрах советских НИИ и КБ огромного массива слабой, непродуктивной науки, жизнеспособной лишь в отсутствие реальной конкуренции. Именно эта среда и стала инкубатором всевозможного «псевдо».

Таким образом, настоящая «борьба с псевдонаукой» заключается в создании сильного научного сообщества, состоящего из энергичных, независимых, творчески и самостоятельно мыслящих, хорошо образованных, активно работающих ученых. Над этим должны работать мы все — и государство, и ученые, и пресса. В противном случае страна так и останется мировым лидером в производстве торсионных генераторов и добыче квантовой энергии из песка.