А как поживает Карл? — спросил один из участников затянувшейся
редакционной "летучки". Было около семи. Редакция должна быть уже
пуста, а мы все обсуждали номер.
Карл, Карл Левитин, о
котором я только слышал, был гордостью журнала в семидесятые годы.
Но уже много лет он не приезжал к нам — разве что созвонятся с ним
иногда.
Телефон, так мешающий собранию, зазвенел невпопад. В
трубке послышался незнакомый голос: "Это Карл, Карл Левитин. Хотел
узнать, как вы живете".
Мы переглянулись. Бывают же на свете
странности! Они не поддаются объяснению, приковывая наше внимание,
являются из глубин памяти, как живые. Вы четко помните о роковой
встрече, нежданном совпадении, предугаданном звонке, когда
забудется, может быть, все, что вы делали в тот день, в ту неделю, в
тот месяц. Все впечатления давно измельчены и просеяны памятью, как
песок. Этот же фактик — простая случайность! — жемчужинкой
задержался в "психологическом решете". Почему он так волнует нас?
Что он приоткрывает нам? Какую тайну мира сего?
Вообще-то мы
привыкли думать "по логике вещей", действовать целенаправленно, и
нам претит сама мысль о том, что в мире вдруг что-то происходит
случайно, можно сказать, "по ошибке". Такой мир кажется нам на
редкость странным. Мы удивляемся, мы, наверное, не понимаем тайных
законов, глубинной подоплеки, коварной причины, которые ускользают
от нас, а потому затрудняемся объяснить, откуда взялась эта
случайность. Она не дает нам покоя; она напоминает о себе, словно
глухой подземный удар; она опрокидывает заведенный порядок.
И ведь мир вокруг нас становится все непонятнее! Как никогда
прежде, мы наблюдаем непредсказуемые события, смысл которых
ускользает от нас. Случайно падают самолеты, сохраняя некоторым —
избранным — пассажирам жизнь; случайно гибнут одни заложники и
спасаются другие; случайно становятся президентами, выпадая из
колоды карточных валетов при затянувшейся тасовке; случайно
встречают любовь с первого взгляда. О mamma mia!
Но чем
сложнее и непонятнее мир, тем больше хочется верить хоть во что-то
вечное и незыблемое — в какую-то соломинку, что есть надежда,
спасение и опора. И пусть даже имя этой соломинке — Случайность,
которую никому не перехитрить! "Ее величество" судит сплеча, но по
всей справедливости. Она карает, но и милует. Она, словно
Провидение, поворачивает вашу жизнь так безоговорочно, что мнится,
это и впрямь к лучшему.
"Быть может, случайность — это
псевдоним Бога, раз уж сам он не захотел подписаться", — сказал
когда-то Анатоль Франс. Многие верят, что Божественный план
отражается в самых необычных предметах — крапинках звезд, картах на
столе, кофейной гуще на блюдце, полете птиц по небу и положению
линий на руке. Все это-де показывает нам судьбу, транслирует
грядущие сводки с семейного фронта и деловые новости завтрашнего
дня, отмечает вехи на пути к счастью и пропасти, в которые можно
угодить. Под маской случайности выступает само Провидение. И мы
стараемся приручить случайность, выдрессировать ее чтением
астрологических прогнозов или гаданием по руке. Если она есть, то
хорошо бы использовать ее себе во благо, понять ее закон.
Случайность — форма нашего неведения. Нечто происходящее
слишком сложно и многовидно, чтобы разобраться в этом. Тут в ход
событий вмешиваются такие силы и интенции, что невозможно объяснить,
чем все обернется. Вот подлинный контур случайного, абрис,
очерчивающий темное пятно, в котором ничего не разобрать. Чем
пристальнее вглядываешься в случайное событие, тем запутаннее оно
становится. Свести его к одной формуле невозможно. Воссоздать все
звенья в цепи, приведшей к той счастливой или роковой встрече, к
тому звонку — нельзя. Нельзя потерять ни секунды времени, сделать
хоть один лишний шаг — иначе случайность... Не состоится? Нет,
примет другое обличье! И жизнь тогда пойдет, может быть, совсем
иначе. Менять случайность на случайность — все равно что сбывать за
бесценок твой один-единственный шанс.
В математической
теории информации "случайным" называется то, что нельзя дальше
упростить. Вот два ряда чисел: 11; 17; 23; 32; 38; 53; 59 и
39; 18; 27; 19; 8; 37; 53.
В первом случае — расписание
электричек, прибывающих с семи до восьми на одну из подмосковных
станций. Во втором — список выигравших номеров в тираже "Спортлото".
В движении электричек видна закономерность; в лотерее же числа
сошлись, как Бог на душу положил. Глядя на этот ряд, никак не
выведешь общую формулу. Если только не предположить, что существует
неимоверно сложное уравнение с парой тысяч членов, которое, может, и
откроет вам, как побеждать в лотереях.
Американский
математик Грегори Хайтин, например, показал, что принципиально
невозможно определить, есть ли связь между произвольно выбранными
числами или нет. Но, если следовать его логике и мерить жизнь
математическим аршином, как понять, есть ли в нагромождении
случайных событий что-то закономерное или нет? "А, может, они
предопределены всей логикой Провидения?" — этот вопрос мы вправе
задать со всей серьезностью, раз уж прониклись новейшими
соображениями математиков на эту тему.
Итак, нельзя
доказать, что случившееся случайно. И так же нельзя доказать
обратное.
Когда-то подобные умствования устрашили Эйнштейна,
и он произнес знаменитую фразу: "Бог не играет в кости!" Величайший
физик ХХ века был детерминистом — он верил, что ход событий
предопределен не известными пока законами природы. Лишь наше
неведение превращает мир в хаос, где всем правит Случайность — маска
неузнанной закономерности.
По законам классической физики
все и впрямь предопределено; все совершается с точностью часового
механизма, а потому может быть исчислено математическими средствами.
Если известны законы природы и начальные состояния объектов, можно,
в принципе, предсказать, как будут протекать дальнейшие события. В
мире нет ничего случайного. Взмах бабочки в Китае, — если только
правильно составить всю систему уравнений, — неминуемо вызовет
ураган на Карибах. Решение обязывает! Вот только эти уравнения
должны описывать поведение всех-всех атомов, молекул и элементарных
частиц. Сумма их перемещений рождает нашу судьбу, которая катит нам
навстречу с неотвратимостью курьерского поезда, спешащего из пункта
А в пункт В.
По мнению французского математика и астронома
Пьера Симона Лапласа, ярого поклонника философии детерминизма, даже
творения гениальных поэтов и музыкантов, художников и философов,
суть неизбежный плод обстоятельств, которые можно описать. И тогда
от механических движений атомов, вибрирующих на кончике пера, на
белом листе бумаги неминуемо проступят строки "Фауста" или "Княжны
Мэри".
Однако пока мощности всех компьютеров в мире не
хватит, чтобы рассчитать, как поведут себя в ближайшие две минуты
атомы, составившие одну-единственную кофейную чашку. А ведь
следовало бы еще и проанализировать множества атомов и молекул под
названиями "кофейник", "блюдце", "пара кусков сахара", "хозяин дома"
и его "друг сердешный", которому через две минуты подадут дымящуюся
чашку. Это — судьба, неисчислимая пока судьба.
Если
вернуться к той чашке, то, вздумай кто-нибудь, хоть "демон Лапласа",
хоть "Бог Моисея", напечатать на обычных листах бумаги все
уравнения, описывающие поведение ее атомов, то эта стопка листов
перерастет Солнечную систему, а чашка все так же не сдвинется с
места — миллион лет спустя. Не сдвинется в наших расчетах, которые
никак не будут доведены до конца, — та чашка, которую миллион лет
назад выронил на пол неуклюжий доброхот, протянувший ее, угощения
ради, другу. Это ли ясновидение, основанное на строго научных
принципах?
Специалисты по теории хаоса также исполнены
скепсиса. Они исследуют системы, которые полностью детерминированы,
и с удивлением обнаруживают, что безошибочно предсказать их эволюцию
нельзя. Подобные системы можно описать с помощью набора четких,
однозначных формул. Зная начальное состояние такой системы, мы вроде
бы можем определить, что будет с ней через секунду, через пять
секунд и так далее. Но, чем дальше мы заглядываем в будущее, тем
сильнее на конечное состояние системы влияют крохотные вариации ее
начальных условий. Стоит одному атому изменить положение, как
конечное состояние решительно меняется, — так лавина сходит с горы
от падения одной снежинки. Стало быть, затерявшаяся в Китае бабочка
и впрямь может наслать какой-нибудь ураган "Элен" на Карибы. В мире
детерминированного хаоса будущее предопределено, но предсказать его
невозможно. Придется выяснить, в каком состоянии пребывают все атомы
мироздания в данную долю секунды. Одна ошибка, и прогноз будет
неточен. Теоретически мы живем в мире, где все поддается прогнозу,
но, на самом деле, не знаем даже того, что свершится в следующую
секунду. Квантовая механика окончательно лишает хлеба пророков и
предсказателей. Эта теория посрамила любителей запредельной
точности. Оказалось, мы не можем описать не только будущее огромных
систем атомов и молекул, составляющих любой материальный объект, но
и их прошлое — их начальные состояния. Нельзя, к примеру,
одновременно определить скорость и местонахождение электрона. Все,
чем может оперировать квантовая механика, это статистическая
вероятность. Так, принцип неопределенности стал изначально присущ
Судьбе, случайность имманентна неумолимому Року.
Однако сама
эволюция заставляла многие поколения людей упрямо искать в случайном
свой тайный закон. Нашим предкам важно было знать, по каким
"правилам" все совершается, — когда приходит зима или сверкает
молния, когда нападают хищники или начинаются лесные пожары, где
можно утонуть, а чем — отравиться? Кто постигал эти правила,
выживал, а кто махал рукой: "Будь, что будет!", "Чему быть, тому не
миновать!", легко мог превратиться из наблюдателя в жертву.
С первых дней жизни мы ищем что-то закономерное в окружающем
мире. Как показывают исследования, в восемь месяцев ребенок
напряженно вслушивается в звучащую вокруг речь, силясь уловить
короткие, повторяющиеся фрагменты в этом хаосе звуков. С таким же
усердием игрок в казино вглядывается в мелькание шарика, пытаясь в
сумме перемещений угадать какой-то закон.
Мы вообще слишком
часто склонны находить закономерное там, где его нет. Удачные
брокеры, несколько раз подряд случайно выигравшие на бирже,
завоевывают репутацию гуру, к советам которых надо прислушиваться. В
репортажах с баскетбольных арен сплошь и рядом слышишь: "Похоже,
сегодня пошла игра у Папалукаса. Три трехочковых броска подряд! ЦСКА
надо играть на него".
Что касается спорта, израильский
исследователь Амос Тверски, скрупулезно проанализировав протоколы
матчей НБА, показал, что три дальних попадания подряд еще ничего не
значат. По ходу матча статистика выравнивается. Удачное начало,
наоборот, даже расхолаживает игрока. Вероятность его скорого промаха
заметно возрастает.
На финансовой же стезе забавный, пусть и
порочный, опыт поставил американский экономист Бертон Мэлкил.
Прогнозируя изменения курса акций, он решил перейти от анализа
фактов к древнему, как мир, эксперименту — жребию. Подбрасывая
монету, он определял, будет ли курс акций расти ("орел") или пойдет
на спад ("решка"). Не ведавшие подвоха эксперты многоумно
комментировали составленные наобум кривые, а те... те порой
соответствовали действительности.
Итак, мозг использует
самые разные стратегии, чтобы избавиться от случайности, порой
прибегая к произвольным ассоциациям. В основе этого лежат процессы,
протекающие в человеческом мозге.
Как известно, его левое
полушарие отвечает за логику, а правое — за творческое начало.
Точнее говоря, первое занимается выявлением очевидных, то есть
наиболее простых, взаимосвязей и составлением элементарных правил.
Оно рационализирует окружающий мир, и потому с трудом ориентируется
в процессах и событиях, которые развиваются по законам вероятности,
ведь те противоречат любой логике, заводят нас в "логический тупик".
Если баскетболист три раза подряд забивает издали, это озадачивает.
Если в казино четыре раза подряд выпадает "зеро", это озадачивает.
Если кто-то позвонит, стоит только его помянуть, это озадачивает.
Правое полушарие мозга хитрее. Оно выслеживает взаимосвязи,
которые не так очевидны. Оно мыслит ассоциативно; оно обожает юмор,
многозначность, тайные смыслы, легко толкует сны и намеки,
изобретает теорию заговоров и эзопов язык, его стихия — сюр,
символизм, мистика, его пристрастия — нечто роковое и судьбоносное.
И целого мира мало ему — оно зрит мир сверхъестественный, полный
знамений и туманных ассоциаций, пророчащих ход земной жизни.
В эксперименте, который проделал швейцарский психолог Петер
Бруггер, на экране монитора появлялись человеческие лица; иногда их
череду разбавлял абстрактный узор из линий. Но многие испытуемые не
замечали подмену — им казалось, что в ту секунду, когда в
антропологический ряд вторгались треугольники и круги, они тоже
видят портрет человека. Подобные доверчивые зрители поверят в
приговор гороскопа, в паранормальную жуть, в чудеса, в "спеши
выиграть новый автомобиль" — неоновую приманку для жалких мотыльков.
Психологи отмечают, что примерно каждый второй человек
легковерен, и его не составит труда обмануть. Другая половина —
скептики; они не верят ни в проповедь гуру, ни в "счастливый
случай", которым их поддразнивают. Ученые полагают, что это отличие
коренится в самой анатомии мозга, в его гормональном фоне. В другом
эксперименте Бруггер имел дело только со скептиками. Он давал им
препараты, стимулирующие выработку дофамина — "гормона счастья",
одного из важнейших гормонов центральной нервной системы. После этой
психотропной обработки стали ошибаться и скептики, в геометрическом
узоре угадывая очертания лица. Быть может, недаром влюбленные
доверчивы до слепоты, ведь у них тоже повышенный дофаминный уровень
в организме? Впрочем, все это лишь наблюдения, догадки, гипотезы —
интуитивная работа правого полушария мозга, а не доказанный факт.
...интуитивная работа, знакомая многим поколениям людей.
Сама эволюция заставляла человека всматриваться в случайность,
ожидать ее появления. Все новое, необычное утверждается в мире
случайно. В основе любого творчества — торжество духа случайности. В
основе любого развития — реализация той или иной случайности, ее
самораскрытие. Еще не известно, принесет ли это успех, но ясно одно:
старые формы отбрасываются, ветхое рушится; пробивающееся сквозь эту
оболочку растет.
И будет череда ошибок и заблуждений, гибели
всерьез и разочарований надолго, — всего, что полными горстями
приносит Ее Величество Случайность, но будет и прорыв, взлет,
победа, успех — все, чем так богата Случайность. И пусть человек
недолюбливает этот произвол вероятностей, с которым случайность
сопряжена, словно "с весною лето", он умеет выжать из нее все, чем
она поманит, — а потом наверняка и поверит, что "ведь ничего
случайного в этом совпадении как раз и не было!"
А Карла в
тот день мы ведь собирались пригласить в редакцию. Как хорошо, что
он позвонил! Одной случайности ради! Источник:
Обнаружен организм с крупнейшим геномом Новокаледонский вид вилочного папоротника Tmesipteris oblanceolata, произрастающий в Новой Каледонии, имеет геном размером 160,45 гигапары, что более чем в 50 раз превышает размер генома человека.